Ада, или Радости страсти

Роман Набокова «Ада, или Радости страсти» считается лучшим романом автора. Я его смогла осилить только со второго подхода и не понимаю, почему он лучший. Попробую объяснить почему.

Роман Набокова «Ада, или Радости страсти» считается лучшим романом автора. Я его смогла осилить только со второго подхода и не понимаю, почему он лучший. Попробую объяснить почему.

Одного прочтения \"Ады\" мне не хватило. Чтобы проникнуть во все глубины СЛОВА и МЫСЛИ великого Набокова перечитала дважды, оба раза с наслаждением , оба раза открывая что - то новое.

Одного прочтения \"Ады\" мне не хватило. Чтобы проникнуть во все глубины СЛОВА и МЫСЛИ великого Набокова перечитала дважды, оба раза с наслаждением , оба раза открывая что - то новое.

Если бы эту книгу написал не Набоков, а другой, какой-нибудь современный писатель, о ней так же хорошо отзывались бы?Но это не делает её менее омерзительной.Набоков хороший писатель, он правда замечательно пишет. Но вот сюжет...

Если бы эту книгу написал не Набоков, а другой, какой-нибудь современный писатель, о ней так же хорошо отзывались бы?Но это не делает её менее омерзительной.Набоков хороший писатель, он правда замечательно пишет. Но вот сюжет...

К этому произведению Набокова можно прийти двумя путями: совершенно случайно найти выброшенное на берег книжных полок издание или же истово следуя по пути искушенной интеллигенции. Третьего не дано. В первом случае даже не факт, что после первых страниц книга не окажется в помойке или в самом дальнем углу библиотеки: лишь бы больше не попадалась на глаза. Виной тому скандальная слава «эротического бестселлера»? Ничего подобного. Примитивная пошлость языка для описания интимных подробностей? Только если для Даля, и то не факт. Просто автор не тратит свои силы для одобрения всеми и каждым. Он отсеивает «достойных» через многоуровневые многоязыковые средства выразительности и обилие фактов из различных сфер искусства, совершенно не заботясь и не стремясь повысить уровень знаний читателя. Все неподготовленные к уроку литературоведения от профессора Набокова сами удаляются из аудитории.

К этому произведению Набокова можно прийти двумя путями: совершенно случайно найти выброшенное на берег книжных полок издание или же истово следуя по пути искушенной интеллигенции. Третьего не дано. В первом случае даже не факт, что после первых страниц книга не окажется в помойке или в самом дальнем углу библиотеки: лишь бы больше не попадалась на глаза. Виной тому скандальная слава «эротического бестселлера»? Ничего подобного. Примитивная пошлость языка для описания интимных подробностей? Только если для Даля, и то не факт. Просто автор не тратит свои силы для одобрения всеми и каждым. Он отсеивает «достойных» через многоуровневые многоязыковые средства выразительности и обилие фактов из различных сфер искусства, совершенно не заботясь и не стремясь повысить уровень знаний читателя. Все неподготовленные к уроку литературоведения от профессора Набокова сами удаляются из аудитории.

Первое знакомство с Набоковым и закончилось оно моим сломанным мозгом. Видимо не мой это автор, увы.

К Набокову я всегда относилась с трепетом и огромным уважением. Всё началось с \"Лолиты\" и так закрутилось, что прочтение \"Ады\" было для меня лишь вопросом времени.

К Набокову я всегда относилась с трепетом и огромным уважением. Всё началось с \"Лолиты\" и так закрутилось, что прочтение \"Ады\" было для меня лишь вопросом времени.

С точки зрения словесности книга вызывает восторг. Долго сомневалась, на каком языке читать: считать Набокова русским классиком и читать по-русски, или же на языке оригинала - на английском? В итоге оказалось, что это неважно, так как книга написана на трёх языках: английском, русском и французском, и без знания хотя бы двух из них (русского и английского - французский всё же вспомогательный) насладиться гением словесности не представляется возможным. К примеру, вот это исследование и аннотирование текста, которое авторы на середине забросили - наверно потому что выдохлись, - показывает, что знание одного английского языка мало. Ну а уж сколько здесь отсылок к литературе, в этом разберётся только человек, прочитавший столько же книг, сколько сам автор. Так что это в каком-то смысле академический роман, для широкой публики он будет сложноват.

С точки зрения словесности книга вызывает восторг. Долго сомневалась, на каком языке читать: считать Набокова русским классиком и читать по-русски, или же на языке оригинала - на английском? В итоге оказалось, что это неважно, так как книга написана на трёх языках: английском, русском и французском, и без знания хотя бы двух из них (русского и английского - французский всё же вспомогательный) насладиться гением словесности не представляется возможным. К примеру, вот это исследование и аннотирование текста, которое авторы на середине забросили - наверно потому что выдохлись, - показывает, что знание одного английского языка мало. Ну а уж сколько здесь отсылок к литературе, в этом разберётся только человек, прочитавший столько же книг, сколько сам автор. Так что это в каком-то смысле академический роман, для широкой публики он будет сложноват.

После оглушительного успеха «Лолиты», Набоков не без расчета продолжил эксплуатировать в своих произведениях провокационные темы сексуальных перверсий. Не случайно вслед за исповедью педофила Гумберта, последовал «Бледный огонь», в котором главный герой – гомосексуалист, а потом «Ада», где главный герой – инцестофил. Однако читатель, ожидающий, что в истории Вана и Ады его вновь ожидает хитросплетенная интрига и амбивалентные персонажи, будет разочарован, так как этот роман не предлагает ни того, ни другого.«Лолита» начинается с элегических воспоминаний Гумберта, после чего следует погружение в сознание извращенца и его лиловый мир. Этот герой отталкивает своим противоестественным пороком, но привлекает эстетством, интеллектом и самоиронией. Также и Кинбот. Его гомосексуализм чужд большинству читателей, но мятущаяся натура и взвинченный, доведенный до предельной виртуозности стиль не отпускает ни на секунду. И главное, сюжет. С первых строк Гумберт обращается к Лолите так, будто находится с ней в близких отношениях. Как это произошло? И что за убийство он совершил? Также и Кинбот. Отчего он так неравнодушен к поэме покойного Шейда? Он шизофреник? Или король? А теперь посмотрим, что предлагает читателю «Ада». Экспозиция – это труднопроходимое наслоение аллюзий, каламбуров и топонимов. Нет погружения в чужое сознание, поначалу вообще нет «Я». Главные герои с их неправдоподобной эрудицией и столь же неправдоподобной страстью – интеллектуально и психологически – выглядят неправдоподобно. Одна из основных интриг, состоит в том, что вступившие в интимную связь Ван и Ада, не двоюродные, а родные брат и сестра. И она не настолько интересна, чтобы держать читателя в напряжении. Как-то отвечая редактору Кэтрин Уайт, которая отвергла рассказ «Сестры Вейн», Набоков написал, что в его произведениях мало кинетической энергии, и напряжение образуется зачет стиля. Как бы эффектно не звучала подобная формулировка, а она мало соотносится с действительностью. В лучших романах писателя, при их небольшом объеме, есть и сюжет, и перипетии, и описания. Однако в «Аде» растянутой до рекордных по набоковским меркам 550 страниц, очень мало событий; фирменные же описания слишком гипертрофированы. Читатели «Подвига» помнят, например, как Мартын пытался поставить крестик на комарином укусе понравившейся ему девочки. Спустя десятки лет Набоков, видимо, решил радикальным образом переосмыслить эту сцену, отдав подростку роль вуайера и придав происходящему поистине раблезианский размах:Бледная кожа девочки, на взгляд Вана столь волнующе тонкая, столь беззащитная перед зверской иглой, была тем не менее крепка, как самаркандский шелк, и выстаивала против всех покушений на самоосвежевание, когда бы Ада – с глазами, словно подернутыми дымкой эротического транса, с которым Ван уже понемногу свыкся во время их безудержных поцелуев, с приоткрытыми губами, с зубами, покрытыми глянцем слюны, – ни принималась всеми пятью перстами скрести розовые бугорки, порожденные укусами редкого насекомого, – ибо он действительно редок и удивителен, этот комар (описанный почти одновременно двумя сварливыми стариками, – вторым был Броун, филадельфийский диптерист, значительно превосходивший ученостью бостонского профессора), – и редок и радостен был облик моей любимой, старавшейся утолить вожделение своей драгоценной кожи, оставляя на пленительной ножке сперва перламутровые, потом рубиновые полоски и обмякая на краткий миг от блаженства, в которое, словно в вакуум, с обновленным неистовством врывался свирепый свербеж.В «Аде» всего «пере». Набоков выставляет читателю вместо бокала божоле тот самый бочонок Шато Латур д’Ивуар и если желудок читателя не обладает крепостью винного бурдюка, то его вытошнит. Хотите перверсий? Будет инцест и сцена любви вдвоем и втроем, между сестрой и сестрой, сестрой, братом и сестрой. Публичный дом? Пожалуйте в «Виллу Венус», сеть заведений, где возможен любой, самый изощренный разврат. Нимфетки? Одна, две, нет, пожалуй, целая дюжина. Но это изобилие плохо. И не только тем, что из-за него разваливается структура произведения. И не только тем, что оно все больше отдаляет читателя от происходящего, так как мир созданный Набоковым стремительно теряет сходство с реальностью. Оно плохо и по другой, непредвиденной причине. Впервые, кажется, в своей карьере, Набоков сам того не замечая, впадает в пошлость. Вообще, это любопытно. Писателю принадлежит одно из самых известных толкований пошлости, и ярчайшие произведения и интервью, которые обличают это явление, но здесь, в «Аде» пошлость как будто становится частью эстетики. Конечно, исследователь вроде Брайана Бойда может сказать, что та обстановка и атрибуты роскоши в которые помещен Ван, соответствуют его, Вана, мироощущению, а не Набокова, считавшего своего героя «неприятным». Однако читая с каким самодовольным смаком Набоков описывает лимузин, лайнер «Табаков», сеть публичных домов «Вилла Венус» и даже – невероятно! – дамские шубы и мантильи, и, сравнивая с какой утонченной романтикой преподносятся в других произведениях – например, «Память, говори» и «Лолита» – поезда и автомобили, пляжи и сады Ривьеры, можно подумать, что автор, приобретший в те годы баснословную славу и деньги, действительно потерял прежние эстетические и этические ориентиры. Кажется, еще немного и Набоков, облачившись в белый костюм и криво ухмыляясь, взойдет на палубу яхты, чтобы попыхивая сигарой и обнимая за талию двух блондинок, позировать для фотографов.Любопытно, но когда «Ада» вышла в 1969 году мнения о ней были противоречивыми. Говорить исключительно плохо о произведении, которое создал человек, ранее опубликовавший такие шедевры как «Лолита», «Бледный огонь» и «Память говори», не мог позволить себе ни один адекватный критик. Однако обвинения звучали: и в моральной слепоте, и в ботанизированном маньеризме эротических описаний, и в потакании собственному писательскому нарциссизму. Не стала «Ада» и любимицей патентованных набоковедов. Несмотря на старания Бойда найти в ней глубоко спрятанную гуманность и расплести тематические и композиционные узоры, у ряда других исследователей книга вызвала отторжение. Противоречивым было отношение к роману и у писателей-современников Набокова. Обстоятельней всех насчет «Ады» высказался Джон Фаулз:«Он безнравственный старик, грязный старик; роман по большей части мастурбация; доставляющие физическое наслаждение мечтания старого человека о юных девушках; все окутано осенней дымкой в духе Ватто; очень красиво, он вызывает из области воспоминаний сцены, мгновения, настроения, давно минувшие часы почти так же искусно, как Пруст. Его слабая сторона – та, где он ближе к Джойсу, хотя, мне кажется, она нужна ему больше, чем большинству писателей. Я хочу сказать, что сентиментальные, слабые места как-то очень гладко, легко переходят у него в замечательные прустовские сцены. Думаю, неорганизованность огромной эрудиции, проистекающая от усиленного чтения и странных увлечений, никогда не даст ему подняться на вершину Парнаса; но и без того есть нечто неприятное в отбрасываемой им тени – нарциссизм, онанистическое обожание его, Набокова. Почти как у Жене, но без искренности того».Некоторые формулировки Фаулза вульгарны и банальны, однако сложно не согласится с тезисом, что Набоков создал этот роман для себя. Что бы там не писали апологеты «Ады» про ее многослойность, но самый первый и главный уровень, рассчитанный на простого читателя, в ней не работает или работает с переменным успехом. Любой профан может прочитать «Лолиту» и не только из-за скандальности темы, но и детективного сюжета, а также персонажа с непонятной патологией, но понятными психологическими мотивами. Оценив роман, он может приняться за изучение второго слоя, куда входят аллюзии, каламбуры, шарады и прочее. Также и «Бледный огонь». На поверхности это динамичная история с неразрешимой загадкой о том, кто же был Кинбот, а внутри – кладезь для литературоведческих и философских изысканий. Однако в «Аде» Набоков словно бы забывает о читателе, и окружает себя глубоким рвом и неприступной стеной, за которыми тешит свое невероятное художественное и отчасти мужское эго. И пусть этот процесс ничем не похож на аналогичные действия дюжинных потребителей «Пентхауса», суть его от этого не меняется. Набокову в «Аде», по всей видимости, уже не нужен читатель, а раз так, то и читатель не в силах понять этого странного и гениального человека, запершегося в башне из слоновой кости.

Скажу сразу - я проскочила мимо \"Лолиты\" Набокова сознательно, в силу своего отношения к этой теме, не более того, и в будущем читать навряд ли соберусь, но всякое бывает, зарекаться не буду. Если спросите, каким боком \"Лолита\" касается этой книги - так все же твердят о том, насколько тема, которую писатель выносит на передний план, созвучна или вырастает именно из \"Лолиты\". Сравнить не могу, зато могу оценить \"Аду...\" в соответствии со своим разумением.Для начала Набоков решил выдернуть вовсе из реальности своих героев, да и всех соприкасающихся с ними. Для чего и поселил в таком придуманном мире, как планета Анти-Терра, являющаяся зеркальным отображением Земли с инаковой географически-исторической, также как и политической реальностью, да и реальностью науки и прочей техники, учитывая, что мы начинаем знакомиться с этим миром в 1884 году. Впрочем, существует еще и Терра (то бишь, наша Земля), но лишь для людей с больной фантазией, или как эвфемизм для обозначения \"того света\", куда все отправляются со временем (\"все мы там будем\"). Прием с проецированием мира в другую реальность либо помогает что-то понять, либо мешает. Кому как. И как заведено, есть узнаваемое, есть не очень, мир преподносится интересный, но в то же время отличающийся от нашего, вот и гадай, а заодно и сыграй в эту игру с автором.Ко всему прочему, само повествование, стилистика оказалась подобна Маркесу, как я сначала подумала. Но зайдя чуть дальше, я нашла, что меня относит больше к нашим, русскоговорящим писателям. К Саше Соколову, или еще - к Лене Элтанг. Это что касается ощущений стилистических.Что же касается языковых изысков, то тут я просто млею. Конечно, я знала, как умеет автор завести читателя в такие чащи из выращенных им же самим изысканно-объемлющих и в то же время - попадающих не в бровь, а в глаз образов, обрисовывая которые, Набоков идет до конца. Но такой масштабности, отточенности и чего-то совсем невообразимого - наверное, такого я не ждала. Но блуждая в лабиринтах, созданных гением автора, понимаешь, как сладок путь заблуждений! Как, впрочем, и путь всевозможных аллюзий - он не менее сладок и волнителен, единственно, понять, от чего больше захлебываешься в восторге - то ли от собственной манеры автора, то ли от его приемов, отсылающих к Толстому, Достоевскому, а также к французам и англичанам - понять сие уже сложно.Мои потуги в чтении Толстого - относятся к сугубо школьной программе. Хотя к заслугам школы я не отношу перечитывание мной \"Войны и мира\" - как минимум, раза два - но \"Анна Каренина\" выбешивала меня уже поначалу, где и закончилось мое знакомство с сим произведением. И если в общих чертах я понимаю, о чем оно, но это же все равно, что быть знакомым с каким-либо произведением по кратком содержанию. К чему я это все? К тому, что не всякий, далеко не всякий роман или повесть побудит меня знакомиться заново (или впервые) с классикой, скажу больше - с классикой с большой буквы, с одним из трех китов, на которых стоит русская литература (скажете, клише? но это тоже, как посмотреть). И под таким ощущением находясь, хочется взять еще раз в руки \"Анну Каренину\", чтоб найти там созвучие, угадать то, что бередило ум Набокова, обнаружить глубину замысла или глубину падения и в конце концов сказать себе, что в своем возрасте ты можешь уже отыскать в романе то, что Толстой сознательно нам оставил,И пожалуй, напоследок - о той скользкой теме, о чем Владимир Набоков вообще отважился писать. Во-первых, да, в тэгах стоит инцест, но сначала мы узнаем, что они все же брат с сестрой двоюродные, или же - кузен и кузина. То, что автор проговаривается, и не раз, о том, как будто бы обстояло дело на самом деле, и чей сын Ван, и чья дочь Ада (ох, написала и прочла, что получилось - будто бы дочь ада; вот и пошли оговорки по Фрейду), я бы - естественно, на своем месте, не на месте других читателей - сильно бы не верила тому, но, впрочем, тут как посмотреть. Тут все же больше играет, что о том сами они не ведали. До поры, до времени. (Писалось это до того момента, как я решила почитать критику по роману, что я краааайне редко делаю и в результате чего у меня открылись глаза на некоторые моменты, прошедшие мимо, а потому - ЧИТАЙТЕ ВНИМАТЕЛЬНЕЕ).Но многие далеко не второстепенные моменты, как мне представляется, писались с позиции художественно-эстетствующей, с позиции искусства, литературы ради литературы, как я понимаю. Возможно, ради этого писатель отринул с ног прах ограничений, коими связывает нас общество - и это во благо, что связывает; ради того, чтоб обрести свободу и взмыть над всем, что принято, избавиться от зашоренности, без оглядки на существующие права, обязанности и прочие путы, он легким движением пера пустил в далекий путь свое детище. Как мне думается, таким вот образом и родились многие идеи этой книги, которую порой следует читать с некоторой отстраненностью, без привязки к жизненным реалиям.

Скажу сразу - я проскочила мимо \"Лолиты\" Набокова сознательно, в силу своего отношения к этой теме, не более того, и в будущем читать навряд ли соберусь, но всякое бывает, зарекаться не буду. Если спросите, каким боком \"Лолита\" касается этой книги - так все же твердят о том, насколько тема, которую писатель выносит на передний план, созвучна или вырастает именно из \"Лолиты\". Сравнить не могу, зато могу оценить \"Аду...\" в соответствии со своим разумением.Для начала Набоков решил выдернуть вовсе из реальности своих героев, да и всех соприкасающихся с ними. Для чего и поселил в таком придуманном мире, как планета Анти-Терра, являющаяся зеркальным отображением Земли с инаковой географически-исторической, также как и политической реальностью, да и реальностью науки и прочей техники, учитывая, что мы начинаем знакомиться с этим миром в 1884 году. Впрочем, существует еще и Терра (то бишь, наша Земля), но лишь для людей с больной фантазией, или как эвфемизм для обозначения \"того света\", куда все отправляются со временем (\"все мы там будем\"). Прием с проецированием мира в другую реальность либо помогает что-то понять, либо мешает. Кому как. И как заведено, есть узнаваемое, есть не очень, мир преподносится интересный, но в то же время отличающийся от нашего, вот и гадай, а заодно и сыграй в эту игру с автором.Ко всему прочему, само повествование, стилистика оказалась подобна Маркесу, как я сначала подумала. Но зайдя чуть дальше, я нашла, что меня относит больше к нашим, русскоговорящим писателям. К Саше Соколову, или еще - к Лене Элтанг. Это что касается ощущений стилистических.Что же касается языковых изысков, то тут я просто млею. Конечно, я знала, как умеет автор завести читателя в такие чащи из выращенных им же самим изысканно-объемлющих и в то же время - попадающих не в бровь, а в глаз образов, обрисовывая которые, Набоков идет до конца. Но такой масштабности, отточенности и чего-то совсем невообразимого - наверное, такого я не ждала. Но блуждая в лабиринтах, созданных гением автора, понимаешь, как сладок путь заблуждений! Как, впрочем, и путь всевозможных аллюзий - он не менее сладок и волнителен, единственно, понять, от чего больше захлебываешься в восторге - то ли от собственной манеры автора, то ли от его приемов, отсылающих к Толстому, Достоевскому, а также к французам и англичанам - понять сие уже сложно.Мои потуги в чтении Толстого - относятся к сугубо школьной программе. Хотя к заслугам школы я не отношу перечитывание мной \"Войны и мира\" - как минимум, раза два - но \"Анна Каренина\" выбешивала меня уже поначалу, где и закончилось мое знакомство с сим произведением. И если в общих чертах я понимаю, о чем оно, но это же все равно, что быть знакомым с каким-либо произведением по кратком содержанию. К чему я это все? К тому, что не всякий, далеко не всякий роман или повесть побудит меня знакомиться заново (или впервые) с классикой, скажу больше - с классикой с большой буквы, с одним из трех китов, на которых стоит русская литература (скажете, клише? но это тоже, как посмотреть). И под таким ощущением находясь, хочется взять еще раз в руки \"Анну Каренину\", чтоб найти там созвучие, угадать то, что бередило ум Набокова, обнаружить глубину замысла или глубину падения и в конце концов сказать себе, что в своем возрасте ты можешь уже отыскать в романе то, что Толстой сознательно нам оставил,И пожалуй, напоследок - о той скользкой теме, о чем Владимир Набоков вообще отважился писать. Во-первых, да, в тэгах стоит инцест, но сначала мы узнаем, что они все же брат с сестрой двоюродные, или же - кузен и кузина. То, что автор проговаривается, и не раз, о том, как будто бы обстояло дело на самом деле, и чей сын Ван, и чья дочь Ада (ох, написала и прочла, что получилось - будто бы дочь ада; вот и пошли оговорки по Фрейду), я бы - естественно, на своем месте, не на месте других читателей - сильно бы не верила тому, но, впрочем, тут как посмотреть. Тут все же больше играет, что о том сами они не ведали. До поры, до времени. (Писалось это до того момента, как я решила почитать критику по роману, что я краааайне редко делаю и в результате чего у меня открылись глаза на некоторые моменты, прошедшие мимо, а потому - ЧИТАЙТЕ ВНИМАТЕЛЬНЕЕ).Но многие далеко не второстепенные моменты, как мне представляется, писались с позиции художественно-эстетствующей, с позиции искусства, литературы ради литературы, как я понимаю. Возможно, ради этого писатель отринул с ног прах ограничений, коими связывает нас общество - и это во благо, что связывает; ради того, чтоб обрести свободу и взмыть над всем, что принято, избавиться от зашоренности, без оглядки на существующие права, обязанности и прочие путы, он легким движением пера пустил в далекий путь свое детище. Как мне думается, таким вот образом и родились многие идеи этой книги, которую порой следует читать с некоторой отстраненностью, без привязки к жизненным реалиям.

Ада, или радости страсти. Вообще, изначально книгу эту автор намеревался назвать «Эротиадой». Очень по-набоковски))

Ада, или радости страсти. Вообще, изначально книгу эту автор намеревался назвать «Эротиадой». Очень по-набоковски))

После второго прочтения книга понравилась гораздо больше, чем после первого, хотя после первого тоже понравилась, иначе не взялся бы перечитывать. Немного раздражают главные герои романа (Ада и Ван), мужская половина которых напоминает о всегда немного раздражавшего меня автора, который впрочем раздражает, но тем не менее нравится, иначе давно бы уже перестал его читать и, тогда, до \"Ады\" бы уже и не добрался бы. Главная героиня, странным образом видится мне попеременно представительницей двух типов женщин (хотел привести примеры, но не буду так как, во первых, они вряд ли они будут поняты, а во вторых, боюсь будут звучать пошловато).

Буду честна и скажу, что у Владимира Набокова есть романы получше «Ады». Это не книга, а какой-то невкусный винегрет вперемешку с бредом сумасшедшего. Набоков, ты ли это? Никому не советую. Это может понравиться тем, кто любит фантастику и абсурдизм в одном флаконе. Не обошлось и без линии любви, но, как всегда у писателя, она «больная» и отличная от традиционной схемы. Короче, плохо. Хотя к Набокову хорошо отношусь и даже трепетно люблю.

Итак, \"Ада...\"

Итак, \"Ада...\"

Чувствую себя какой-то глупой деревенщиной, потому что по нескольку раз перечитываю это невероятно громоздкое предложение в попытке уловить смысл оного:

Чувствую себя какой-то глупой деревенщиной, потому что по нескольку раз перечитываю это невероятно громоздкое предложение в попытке уловить смысл оного:

Для меня это отнюдь не первое знакомство с автором (6-й роман). Все романы которые я у него читала отличал сложный текст, запутанный сюжет, и довольно средний объём. А в Аде (в моём издании) 700 стр. При этом указанные выше особенности набоковских текстов здесь гипер выражены. Данный роман я начала читать примерно полгода назад, прочитала 200стр. отложила, подождала пару месяцев - привет ещё 200стр.. И вот так я прочитала эту книгу. И она мне очень понравилась, просто читать её большим объёмом я не смогла.

Для меня это отнюдь не первое знакомство с автором (6-й роман). Все романы которые я у него читала отличал сложный текст, запутанный сюжет, и довольно средний объём. А в Аде (в моём издании) 700 стр. При этом указанные выше особенности набоковских текстов здесь гипер выражены. Данный роман я начала читать примерно полгода назад, прочитала 200стр. отложила, подождала пару месяцев - привет ещё 200стр.. И вот так я прочитала эту книгу. И она мне очень понравилась, просто читать её большим объёмом я не смогла.

Прививка от соблазна произнести: \"Я - самая большая ваша поклонница!\", была получена в ранней юности с \"Мизери\" Стивена Кинга. Там эту фразу повторяет монструозная медсестра, кромсая, морально и физически, попавшего к ней в лапы писателя. Не случись прочесть роман, начапа бы ею отзыв об \" Аде\", потому что трепетную нежность к Набокову питаю с девятнадцати, когда впервые прочла \"Лолиту\". Потом какое-то время читала по кругу - от начала к концу и снова с начала. И еще много-чего у писателя перечитала: от горько-отчаянной \"Камеры обскура\" и непонятой в первый раз \"Защиты Лужина\" к оде русской словесности \"Дару\" и лекциям по литературе, русской и зарубежной.

Прививка от соблазна произнести: \"Я - самая большая ваша поклонница!\", была получена в ранней юности с \"Мизери\" Стивена Кинга. Там эту фразу повторяет монструозная медсестра, кромсая, морально и физически, попавшего к ней в лапы писателя. Не случись прочесть роман, начапа бы ею отзыв об \" Аде\", потому что трепетную нежность к Набокову питаю с девятнадцати, когда впервые прочла \"Лолиту\". Потом какое-то время читала по кругу - от начала к концу и снова с начала. И еще много-чего у писателя перечитала: от горько-отчаянной \"Камеры обскура\" и непонятой в первый раз \"Защиты Лужина\" к оде русской словесности \"Дару\" и лекциям по литературе, русской и зарубежной.

Тридцать лет назад у кинчевской «Алисы» появился второй студийный магнитоальбом с претензионным и, возможно, отчасти скандализированным, но всё равно вкусным по неоднозначности заключённых в него смыслов названием «БлокАда». Вот это самое название в чуть изменённом виде и хочется вытащить в заголовок отзыва на только что прочитанную книгу: «БлокАды» — выплясывают пальцы и просятся выпечатать степ на клавиатуре — ну и исполать вам, пальчики мои. Ассоциативка эта вылезла не просто так, только за ради обыгрывания имени главной действующей героини романа, но ещё и по схожести энергетики этих столь разнородных по форме и содержанию и одновременно близких творческих продуктов. Тот заряд анархического протеста против устоявшейся системы отношений, против того, что считается узаконенной нормой, который содержится в кинчевской музыке и словах песен, точно так же есть и в этой романтизированной эротической поэме о чувствах и отношениях двух людей. Анархическую сходственность эту столь же сложно сформулировать словами, сколь просто почувствовать и прочувствовать их системную близость, практически единство.Восприятие во время чтения романа и впечатление по его прочтении осталось двойственное. И двойственность эта заключается сразу в нескольких моментах. Ну, вот кажется, что главный герой книги — Ван (и это безусловно так, поскольку все книжно-жизненные события подаются нам будучи пропущенными сквозь фильтр вановских мыслей и чувств, кинематику вановских действий и статику его позиции), но тут же обнаруживаешь, что главным героем романа становится всё-таки Ада — девочка-девушка-женщина, в которую Иван-Ван был влюблён всю свою едва ли не столетнюю жизнь, и вся жизнь его оказалась накрученной и наверченной вокруг этого имени и вокруг этой личности — Ада, Аду, Аде, Ады, Адой — все падежные окончания здесь и сейчас будут кстати и вовремя. Ведь именно потому и только для подчёркивания этого обстоятельства автор мимоходит и игнорирует всю остальную жизнь героя — даже и тогда, когда периоды безАдового и безАдиного его существования длились годами и десятилетиями, всё равно вся эта безАдовая жизнь Ванна заключена автором книги в прочерк умолчания или только лишь беглого мимоходного упоминания. Ибо есть Жизнь и есть просто существование: есть ощущение наполненности жизни радостью единения с любимым человеком и любовью (да-да, в том числе и физической и физиологической), и есть простое проживание минут и часов, месяцев и лет, просто распорядок существования, без Чувства и без Ощущения. С Адой ты в раю, а в отсутствии Ады — в аду, в аду отсутствия, в аду пустоты существования, в аду прочерка.Двойственность книги и в той на грани фола открытости и откровенности, с которыми подаётся нам физическая сторона влечения и сближения и обладания друг дружкой — с одной стороны, соблюдены почти все нормы так называемого приличия, отделяющие порнографическую литературу от эротической, но с другой, чтение романа явно возбуждает именно физическую и физиологическую потребность любить и быть любимым, потребность физиологической близости с существом противоположного пола (в случае гетеросексуальной ориентации) или все остальные прочие возможные варианты сближение и соединения на уровне тела (в случае всех прочих неназываемых здесь вариантов сексуальной ориентации читателя).Двойственная сущность читаемого заключается и в том отношении к читаемому, которое неизбежно возникает и порой меняется до буквально полярной антиподной противопоставленности — то ты наслаждаешься вязью набоковского литературного языкового многообразия (от слова «образ») и поражаешься точностью и откровенностью его чувственно-духовных обнажений (утыкаясь при этом в какие-то свои собственные бывшие события и чувства), то вдруг испытываешь острое брезгливо-рвотное ощущение от той порочной и уже граничащей с медицинской объективностью стороны чувств и отношений героев книги — может быть именно потому брезгуешь и отторгаешься, что считаешь всё описываемое Набоковым не пороком, но просто делом сугубо интимным и не подлежащим открытости и демонстрации, подглядыванию и оглашению (недаром среди Мужчин считается неприличным и немужским поступком что-то и как-то рассказывать о своих интимных делах и отношениях, а всё рассказываемое при этом чаще всего оказывается пустой похвальбой и трёпом — по крайней мере так в основном бывало в той мужской компании, в которой в своё время вращался я и внутри которой воспитывался — врать и приукрашивать можешь сколько угодно, но никогда не следует называть реальных имён, мест и прочих деталей — и именно потому считается, что женские подобного рода байки гораздо опаснее, ибо дамы обычно говорят правду или нечто близкое к правде).Двойственность романа кроется и в его содержательном значении и наполнении. Конечно, изначально и откровенно бросаясь в глаза, выпячивается лично-интимная суть книги — отношения юных кузенов, постепенно превращающиеся в большие и глубокие (несмотря на кажущуюся их поверностность и сугубую физиологичность) чувства и в конце-концов ставшие постоянной связью навек до конца жизни. Но нельзя отбросить в сторону и некоторую философическую составляющую книги, а философствованиям о природе и сути и Времени и Пространства Набоков отводит солидную долю объёма и авторского таланта, да и авторских размышлизмов тоже. Насколько глубока эта философия и насколько она сопрягается и коррелирует с похожими по направленности мыслями и размышлениями других философов и прочих, философствующих в этом эйнштейновском поле, разберутся пожалуй только специалисты, однако же проигнорировать эти мысли и рассуждения человека на свете пожившего и прожившего уже всю основную массу отведённых ему лет никак не возможно. А соглашаться со всем этим или оспаривать — тут уж каждый читатель будет решать сам за себя и для себя.

Тридцать лет назад у кинчевской «Алисы» появился второй студийный магнитоальбом с претензионным и, возможно, отчасти скандализированным, но всё равно вкусным по неоднозначности заключённых в него смыслов названием «БлокАда». Вот это самое название в чуть изменённом виде и хочется вытащить в заголовок отзыва на только что прочитанную книгу: «БлокАды» — выплясывают пальцы и просятся выпечатать степ на клавиатуре — ну и исполать вам, пальчики мои. Ассоциативка эта вылезла не просто так, только за ради обыгрывания имени главной действующей героини романа, но ещё и по схожести энергетики этих столь разнородных по форме и содержанию и одновременно близких творческих продуктов. Тот заряд анархического протеста против устоявшейся системы отношений, против того, что считается узаконенной нормой, который содержится в кинчевской музыке и словах песен, точно так же есть и в этой романтизированной эротической поэме о чувствах и отношениях двух людей. Анархическую сходственность эту столь же сложно сформулировать словами, сколь просто почувствовать и прочувствовать их системную близость, практически единство.Восприятие во время чтения романа и впечатление по его прочтении осталось двойственное. И двойственность эта заключается сразу в нескольких моментах. Ну, вот кажется, что главный герой книги — Ван (и это безусловно так, поскольку все книжно-жизненные события подаются нам будучи пропущенными сквозь фильтр вановских мыслей и чувств, кинематику вановских действий и статику его позиции), но тут же обнаруживаешь, что главным героем романа становится всё-таки Ада — девочка-девушка-женщина, в которую Иван-Ван был влюблён всю свою едва ли не столетнюю жизнь, и вся жизнь его оказалась накрученной и наверченной вокруг этого имени и вокруг этой личности — Ада, Аду, Аде, Ады, Адой — все падежные окончания здесь и сейчас будут кстати и вовремя. Ведь именно потому и только для подчёркивания этого обстоятельства автор мимоходит и игнорирует всю остальную жизнь героя — даже и тогда, когда периоды безАдового и безАдиного его существования длились годами и десятилетиями, всё равно вся эта безАдовая жизнь Ванна заключена автором книги в прочерк умолчания или только лишь беглого мимоходного упоминания. Ибо есть Жизнь и есть просто существование: есть ощущение наполненности жизни радостью единения с любимым человеком и любовью (да-да, в том числе и физической и физиологической), и есть простое проживание минут и часов, месяцев и лет, просто распорядок существования, без Чувства и без Ощущения. С Адой ты в раю, а в отсутствии Ады — в аду, в аду отсутствия, в аду пустоты существования, в аду прочерка.Двойственность книги и в той на грани фола открытости и откровенности, с которыми подаётся нам физическая сторона влечения и сближения и обладания друг дружкой — с одной стороны, соблюдены почти все нормы так называемого приличия, отделяющие порнографическую литературу от эротической, но с другой, чтение романа явно возбуждает именно физическую и физиологическую потребность любить и быть любимым, потребность физиологической близости с существом противоположного пола (в случае гетеросексуальной ориентации) или все остальные прочие возможные варианты сближение и соединения на уровне тела (в случае всех прочих неназываемых здесь вариантов сексуальной ориентации читателя).Двойственная сущность читаемого заключается и в том отношении к читаемому, которое неизбежно возникает и порой меняется до буквально полярной антиподной противопоставленности — то ты наслаждаешься вязью набоковского литературного языкового многообразия (от слова «образ») и поражаешься точностью и откровенностью его чувственно-духовных обнажений (утыкаясь при этом в какие-то свои собственные бывшие события и чувства), то вдруг испытываешь острое брезгливо-рвотное ощущение от той порочной и уже граничащей с медицинской объективностью стороны чувств и отношений героев книги — может быть именно потому брезгуешь и отторгаешься, что считаешь всё описываемое Набоковым не пороком, но просто делом сугубо интимным и не подлежащим открытости и демонстрации, подглядыванию и оглашению (недаром среди Мужчин считается неприличным и немужским поступком что-то и как-то рассказывать о своих интимных делах и отношениях, а всё рассказываемое при этом чаще всего оказывается пустой похвальбой и трёпом — по крайней мере так в основном бывало в той мужской компании, в которой в своё время вращался я и внутри которой воспитывался — врать и приукрашивать можешь сколько угодно, но никогда не следует называть реальных имён, мест и прочих деталей — и именно потому считается, что женские подобного рода байки гораздо опаснее, ибо дамы обычно говорят правду или нечто близкое к правде).Двойственность романа кроется и в его содержательном значении и наполнении. Конечно, изначально и откровенно бросаясь в глаза, выпячивается лично-интимная суть книги — отношения юных кузенов, постепенно превращающиеся в большие и глубокие (несмотря на кажущуюся их поверностность и сугубую физиологичность) чувства и в конце-концов ставшие постоянной связью навек до конца жизни. Но нельзя отбросить в сторону и некоторую философическую составляющую книги, а философствованиям о природе и сути и Времени и Пространства Набоков отводит солидную долю объёма и авторского таланта, да и авторских размышлизмов тоже. Насколько глубока эта философия и насколько она сопрягается и коррелирует с похожими по направленности мыслями и размышлениями других философов и прочих, философствующих в этом эйнштейновском поле, разберутся пожалуй только специалисты, однако же проигнорировать эти мысли и рассуждения человека на свете пожившего и прожившего уже всю основную массу отведённых ему лет никак не возможно. А соглашаться со всем этим или оспаривать — тут уж каждый читатель будет решать сам за себя и для себя.

But our love it was stronger by far than the love

But our love it was stronger by far than the love

Это не первое мое знакомство с Набоковым (ну как можно пройти мимо нашумевшей \"Лолиты\" и если не прочитать,то хотя бы посмотреть кусочек фильма о ней?), но, скорее всего,оно станет для меня последним. Вот не цепляют меня эти дикие восторги в сторону Набокова и его творчества, наоборот, поражаюсь высоким оценкам. Как? За что? Что я не поняла и где упустила то волшебство, которым Набоков покорил столько человек? Почему оно не подействовало на меня, ведь безграничный восторг от этой книги я получила только однажды и угадайте когда? Правильно, в конце,когда закрыла книгу и с радостью поняла что с ней все закончено. Нет, я не ханжа и меня не пугают слова секс и инцест в тэгах к роману. Да что там слова, все постельные сцены в книге меня нисколько не удивили, и не было в них ничего сверх нормы, из которой эротика переходит в порно. Просто сам слог автора, то, как он это преподносил вызывало отвращение. Все эти \"влагалища рукавов\", полиглотские беседы, беспорядочно перетасованная география и прочая ересь, которой он напичкал свой роман, вот что действительно запоминалось и от чего хотелось бежать. Зачем ты, Вова, добавил столько ненужного хлама?И эти бесконечные сноски! Не думаю,что если бы все это убрать, то роман хоть в чем-то проиграл бы, наоборот, не пришлось бы перечитывать по сто раз, да бы остаться на волне с автором.Герои у Набокова получились все до единого с каким-то прибабахом. Ван, чем-то напомнивший мне фотографа Рая из книги Салмана Рушди \"Земля под ее ногами\". Правда Рай был влюблен безответно (хотя с какой стороны посмотреть), а Ван влюблен как-раз таки взаимно, но то,что с ним делает Ада,как она вращается в его жизни и не дает ни малейшей надежды, на жизнь без нее, очень даже напоминает больную любовь Рая к Вине. Все мысли, все чувства, все эмоции Ван переживает только от/для Ады. Она его мир и даже спустя годы без нее, Ван не может не думать о ней. Что-же касается Ады, то она это знает и нагло пользуется этим. Да, между ними есть желание, влечение, страсть, но согласитесь, Ада намного проще относится ко всему этому и готова в любой момент без угрызения совести сходить на сторону, чем Ван, к сожалению,похвастаться не может, его тут же жрут воспоминания и чувства долга перед Адой. Ох уж эти женщины! Пользуются мужиками без зазрения совести :) И не вижу я тут волшебной и чистой любви, в которой Набоков пытается меня заверить. И то,что герои перешли границы неприличия (или как это называется,кроме инцеста, когда брат с сестрой решают спать вместе) я могу назвать не иначе как любопытство и страсть, но не более. Единственная,кто, как мне показалось, любил в этой книге по-настоящему была младшая сестра Ады - Люсетта. Да-да, та ненормальная, или как правильнее говорил Набоков, отсталая Люсетта. И что самое удивительное, не заметила я в ней никакой отсталости. Может в ранние годы и прослеживалась эта ее черта, но будучи взрослой девушкой, она была не намного отсталее Ады. И вот ее искренние чувства я поверила сразу. Как она их трепетно хранила, надеясь на взаимность, как до последнего верила,что Ван будет хоть ненадолго, но с ней. А все остальное, что было на страницах этого романа - пффффф, всего лишь детская игра, которая потом переросла в привязанность.Читая роман, меня не покидала мысль,как я медленно и с наслаждением, всеми изощренными способами пытаю Набокова. В нашей команде эта мысль была, как ни странно, коллективная и об этом мы еще расскажем. Но сам факт остается фактом. Я бы с наслаждением его душила за каждую иностранную фразу в тексте, а за сноску пилила бы ножом. Вот такая я кровожадная, хотя до Набокова не замечала за собой такого. И даже примечания Вивиан Дамор-Блок не смягчили бы мой приговор. Но все это пустяки, в сравнении со стилистической повернутостью Набокова. Он весь такой тут правильный, аж до скрежета зубов. И это не потому,что я какая-то не грамотная, просто слишком много всего этого. Даже лекций Вана о сне и его выдуманном мире мне хватило на несколько лет вперед. Читая такие моменты, мое тело само,не спрашивая разрешения, уносилось в в выдуманный мир,лишь бы не вникать в происходящее, так как не рассчитан мой мозг на такую философию, уж извините,за что ему огромное спасибо.Так и хочется передать ехидный привет laurelinchik , LinaSaks , Romawka20 и спросить, ну как вы там, наслаждаетесь?)))

Уж кому невозможно предъявить обвинение в желании понравиться, так это Набокову. Не тот характер, не те убеждения. И уважать его жизненную позицию я могу хотя бы потому, что далеко не у всех хватает ума, не говоря уже о смелости, подвергать сомнению то, что повсеместно считается непреложным.В те времена, когда были написаны и «Лолита», и «Ада», общественность проповедовала такую линию поведения, в которой лицемерие и ханжество стояли едва ли не на первом месте. Нельзя говорить о вещах сомнительной нравственности, а вот делать их – каждому не запретишь, а не каждому тем более. Надо признать, что докса с тех пор радикально не изменилась, мораль и духовность являются предметом неистовых камланий и священной коровой социальной жизни, а пересмотр общественных устоев – занятие априори неблагодарное, потому что нет ничего более живучего, чем догмы.Несмотря на то, что тема неудобная и невыгодная, Набоков в своем творчестве возвращается к ней снова и снова. Посредством своих книг он дает возможность поразмыслить – нужны ли стандарты поведения, заданные без объяснения их внутренней логики? Не сомневаюсь, что и без меня найдется множество читателей, которые увидят в «Аде» поэтику слога, бесчисленные аллюзии и аллитерации, искусно нанизанные на нить фабулы, и прочая. Перед соблазном соригинальничать не устояли даже переводчики и критики. Достаточно отметить любопытную игру слов с leg, ляга, лядвии, которые превратились в лягвии в переводе Ильина. Also, there was an article titled Taking Nabokov Clitorally (instead of Literally, of course). A proficient reader can do justice to this suggestive wordplay. Тем не менее, в выражении средства художественной выразительности ключевым является слово средства. Целью же может быть лишь идея, только она имеет смысл. И суматошная беготня моего внутреннего пони по герменевтическим кругам окрест романа привела сразу к нескольким выводам.Наблюдая за долгими отношениями Вана и Ады, очень хочется найти morale для этой l’amore. Но, если приглядеться, именно о любви и для любви тут ничего нет. И роман – все-таки не об прокрустовой привязанности одного человека к другому… и даже не о сексуальности и не об инцесте. Набоков пишет прежде всего о человеческой жизни и о тех скобках, которыми она строго ограничена. Это рождение и смерть, а кроме них – предрассудки, предубеждения, превратные суждения, узкие понятия, давление общественного мнения, привычность к легкости бытия и неумение занять свой ум или соотнести требования природы с требованиями разума. Пожалуй, немало сказано о самовоспитании. И, конечно, автор сделал открытой для обсуждения тему: не находится ли в рамках природной нормы то, что считается сексуальными аберрациями и девиациями?Кроме того, «Ада» – это то зеркало, в котором отразился сам Набоков. Его любовь к энтомологии, к кроссвордам, к шахматам, к двойникам и двойственности. И его юношеские чувства, и его зрелые рефлексии. Он был не только открыт и откровенен, но и – опять же! – отважен, сознательно соглашаясь на неизбежное преломление и искажение своего призрачного автопортрета в читательском восприятии. И это ощущение чего-то личного усугубляется тем, что произведение, отсвечивая разнообразными гранями, всякий раз предоставляет читателю совершенно мужской взгляд на жизнь, который никогда не встречается с женским. Несмотря на название, роман вовсе не про Аду, а про Вана. Автор делает акцент на главном герое, отчаянно воспевает его маскулинность, перечисляет физические достоинства, заостряет внимание на чувственных проблемах, переживаниях, сомнениях, изучает ход мыслей. Так что во всех ракурсах, деталях, оттенках можно изучить, как тяжело живется юноше на пике гиперсексуальности, как сложно сохранять присутствие духа, не попользовав время от времени пассивного гея или хорошенькую служанку, как органично из этого образа жизни потом проистекает необходимость регулярного посещения борделей и как неизбежно наступает пора философствований по мере приближения импотенции. Вашу мать, я плакалъ.Что же до героини, то в этом мужском романе она – всего лишь убогая статистка… пусть даже чуть загадочная, со своими тараканами и метаниями. Тем самым «Ада» на свой манер перепевает «Лолиту», снова представляя на суд публики образ ребенка, порой капризного и непоследовательного, незрелого в вопросах взаимоотношений полов. Дальнейшая линия поведения героини местами довольно невнятна, нелогична и не имеет под собой четкой психологической подоплеки. Примерно так же отвратительно выписана Каренина у Толстого: ‘сама не знаю, зачем я это сделала, наверное, я просто истеричка\'. Можно сказать, что гендерный вопрос автором был провален с треском, и словесная эквилибристика – это своеобразная компенсация за неудачу.

Уж кому невозможно предъявить обвинение в желании понравиться, так это Набокову. Не тот характер, не те убеждения. И уважать его жизненную позицию я могу хотя бы потому, что далеко не у всех хватает ума, не говоря уже о смелости, подвергать сомнению то, что повсеместно считается непреложным.В те времена, когда были написаны и «Лолита», и «Ада», общественность проповедовала такую линию поведения, в которой лицемерие и ханжество стояли едва ли не на первом месте. Нельзя говорить о вещах сомнительной нравственности, а вот делать их – каждому не запретишь, а не каждому тем более. Надо признать, что докса с тех пор радикально не изменилась, мораль и духовность являются предметом неистовых камланий и священной коровой социальной жизни, а пересмотр общественных устоев – занятие априори неблагодарное, потому что нет ничего более живучего, чем догмы.Несмотря на то, что тема неудобная и невыгодная, Набоков в своем творчестве возвращается к ней снова и снова. Посредством своих книг он дает возможность поразмыслить – нужны ли стандарты поведения, заданные без объяснения их внутренней логики? Не сомневаюсь, что и без меня найдется множество читателей, которые увидят в «Аде» поэтику слога, бесчисленные аллюзии и аллитерации, искусно нанизанные на нить фабулы, и прочая. Перед соблазном соригинальничать не устояли даже переводчики и критики. Достаточно отметить любопытную игру слов с leg, ляга, лядвии, которые превратились в лягвии в переводе Ильина. Also, there was an article titled Taking Nabokov Clitorally (instead of Literally, of course). A proficient reader can do justice to this suggestive wordplay. Тем не менее, в выражении средства художественной выразительности ключевым является слово средства. Целью же может быть лишь идея, только она имеет смысл. И суматошная беготня моего внутреннего пони по герменевтическим кругам окрест романа привела сразу к нескольким выводам.Наблюдая за долгими отношениями Вана и Ады, очень хочется найти morale для этой l’amore. Но, если приглядеться, именно о любви и для любви тут ничего нет. И роман – все-таки не об прокрустовой привязанности одного человека к другому… и даже не о сексуальности и не об инцесте. Набоков пишет прежде всего о человеческой жизни и о тех скобках, которыми она строго ограничена. Это рождение и смерть, а кроме них – предрассудки, предубеждения, превратные суждения, узкие понятия, давление общественного мнения, привычность к легкости бытия и неумение занять свой ум или соотнести требования природы с требованиями разума. Пожалуй, немало сказано о самовоспитании. И, конечно, автор сделал открытой для обсуждения тему: не находится ли в рамках природной нормы то, что считается сексуальными аберрациями и девиациями?Кроме того, «Ада» – это то зеркало, в котором отразился сам Набоков. Его любовь к энтомологии, к кроссвордам, к шахматам, к двойникам и двойственности. И его юношеские чувства, и его зрелые рефлексии. Он был не только открыт и откровенен, но и – опять же! – отважен, сознательно соглашаясь на неизбежное преломление и искажение своего призрачного автопортрета в читательском восприятии. И это ощущение чего-то личного усугубляется тем, что произведение, отсвечивая разнообразными гранями, всякий раз предоставляет читателю совершенно мужской взгляд на жизнь, который никогда не встречается с женским. Несмотря на название, роман вовсе не про Аду, а про Вана. Автор делает акцент на главном герое, отчаянно воспевает его маскулинность, перечисляет физические достоинства, заостряет внимание на чувственных проблемах, переживаниях, сомнениях, изучает ход мыслей. Так что во всех ракурсах, деталях, оттенках можно изучить, как тяжело живется юноше на пике гиперсексуальности, как сложно сохранять присутствие духа, не попользовав время от времени пассивного гея или хорошенькую служанку, как органично из этого образа жизни потом проистекает необходимость регулярного посещения борделей и как неизбежно наступает пора философствований по мере приближения импотенции. Вашу мать, я плакалъ.Что же до героини, то в этом мужском романе она – всего лишь убогая статистка… пусть даже чуть загадочная, со своими тараканами и метаниями. Тем самым «Ада» на свой манер перепевает «Лолиту», снова представляя на суд публики образ ребенка, порой капризного и непоследовательного, незрелого в вопросах взаимоотношений полов. Дальнейшая линия поведения героини местами довольно невнятна, нелогична и не имеет под собой четкой психологической подоплеки. Примерно так же отвратительно выписана Каренина у Толстого: ‘сама не знаю, зачем я это сделала, наверное, я просто истеричка\'. Можно сказать, что гендерный вопрос автором был провален с треском, и словесная эквилибристика – это своеобразная компенсация за неудачу.

Ох нелегкая это работа впервые читать Набокова (с)Особенно начинать знакомство автора с определенного рода квинтэссенции творчества, одного из самых масштабных произведений. Как из ушата холодная вода, на меня вылился поток витьеватых, закрученных и замороченных идей и сюжетных явлений. Меня просто забросило в родовые/родственные связи двух заглавных героев, но все началось задолго до, когда две сестры Аква и Марина сплели отношения с одним и тем же юношей - Демоном, и волей судеб, или волей порока были явлены свету два знаменательных ребенка - Ада и Ван. Именно они станут любовным центром, апокалипсисом инцеста и хранителями семейных тайн. Именно эти дети смогут зародить и пронести через всю жизнь чувства, побороть немало препятствий для того, чтобы быть вместе и осуществить задуманное спустя десятки лет. Странная история. С одной стороны, лежащая на поверхности, но с другой - скрывающая многие слои, до которых незнакомому человеку не добраться. А я - именно та незнакомка, поэтому и оценки роману не даю; не могу я до конца понять написанное автором, но чую, что это не просто эротическое произведение, это \"лук\" - многослойный, со слоями-пленками, порой такими прозрачными, что не наметанный взгляд и не ухватит. А так хочется проникнуться до конца, но для этого следует сделать несколько шагов назад и ознакомиться с более ранним творчеством автора. Так к чему я это все: буду давать отзыв лишь на основе каких-то интуитивных вещей, не зная всех глубин автора. И это уже сейчас кажется неправильным, навевает грусть, но по-другому никак...такова Игра! Но как пишут многие, сделать симбиоз великих стилей великих писателей - вот что в совершенной мере отличает данный роман. Это и труд, и видимо некая насмешка Набокова: уж отменную помпезность Толстого вы не пропустите, или те же самые моральные бдения и бродения героев, которые так любит Достоевский! Автор приглашает вас в путешествие не только по стилизованным хитростям, литературным аллюзиям, но и предлагает поразмять мозги, призывает окунуться в прозаический омут и с каждым \"оборотом\" разбираться в целях. На-то он и модернист. И быть может на непосвященного человека эта интеллектуальность излишне давит, надавливает и порой будто говорит тебе: \"Ну и дурак же ты! Темнота!\". Но с другой стороны - это толчком узнать больше. Многогранный роман, даже в его читательской миссии. И я его то ненавидела люто за сложность и витиеватость текста, то поражалась спиральности и эпатажности.Но от лирики стоит вернуться в альтернативную жизнь. Да-да. Помимо наслоенных персонажей, для начала придется плотно разобраться, где вообще происходят сие события. Открывая книгу, и зная, что тебя ждет некая семейная хроника, даже и не подумаешь, что место действия - параллельный мир, другая вселенная, некая Анти-Терра. Здесь нет фашизма, но есть Золотая Орда. Вы будто попадаете в другую страну, некую страну чудес. Но есть и зазеркальная сторона этого мира - Терра, как нечто невесомое, нечто за гранью, нечто мифическое и галлюциногенное.И эти миры открываются читателю через призму мемуаров главных героев, тетрадок с пометками и комментариями. И именно так и выходит на сцену, возможно, главнейший герой романа - его величество Время. Именно оно подталкивает старика Вана заняться написанием романа, и впоследствии мемуарами, именно оно показывает все грани любви: вначале легкой детской, далее разрушительной юношеской и уже более оседлой и степенной взрослой, даже стариковской любви. Автору хорошо удается передать красоту образов героев, которые озаряют все вокруг в детстве, как яркое солнце на рассвете. Они легки, мир вокруг простой и понятный, нет запретов, нет препятствий. Детям все интересно, они любознательны, и именно это сводит двух \"влюбленных\", а также одна тайна на двоих из старого дневника. И быть может эта пикантная подробность еще больше сближает кузину и кузена. Но в зените солнца и в рассвет своей юношеской страсти, герои начинают меняться, начинают взрослеть и отдаваться во власть стереотипов и предрассудков. Ада и Ван начинают блекнуть, и их прежняя привлекательность уходит в закат: для них начинается тягучая и обычная жизнь, их разводит Время и общество, они разбредаются в свои уголки. Ада становится примерной женой, Ван уходит в творчество и становится преподавателем. И все вокруг сереет, теряет блеск, как и сами герои становятся скучными. Но не передать мне все языковое многообразие, которое использует автор для создания персонажей. И насколько ловко автор играет несколькими языками, что тоже будет плюсом любителям \"поразбирать текст\" и совершенно не будет отмечено тем, кто далек от литературных изысков.Что сказать - многообразный, многогранный и мозговыносящий роман, который определенно стоит перечитывать, и не раз и лучше всего после знакомства с другими произведениями авторами.Долгая прогулка-2017. Команда \"Анонимные тюлени (август, альтернативный бонус).

\"Раз в крещенский вечерок девушки гадали...\" - это утверждение мало относится, если относится вообще, к рецензии, что будет развернута здесь. Вот она моя лучшая из книжек - из густых печеночных блинов прошлого. Простая тетрадка в клеточку, с таблицей умножения на заднике, очень удобно пользоваться было ей в дни моей школьной юности, пока таблица эта не была подобно тавро на ляжке лошади прожжена в моем осоловелом мозгу. Я бы попросил бы! красным на полях красивым каллиграфичным почерком не осоловелого Мозга было это выведено и несколько раз подчеркнуто. В тетрадке нет опрятно вклеенных цветов, которые можно было бы насобирать в деревне в двух часах езды от центрального города России, где хорошо было проживать лето рядом с бабушкой и выдергивать сорняки какое-то время еще до замужества - большей частью в деревянной избе. Первые две страницы как у любого ребенка, который не рос в графских покоях, а был взращен на любви к труду обычных граждан развалившегося союза украшает множество вырезок из газет красивых попсовых мальчиков с оголенным торсом, беспорядочно собранных в конце 90-х на просторах прессы страны необъятной. Эти начальные страницы не представляют сейчас интереса, но последние же пять остались и вовсе пустыми, их-то сейчас я и постараюсь заполнить своим мнением, создам сущую маленькую трагедию, разыгранную призраками мертвых героев одной здоровой книженции. Преместете страницата, как стоило бы сказать на болгарском языке.

\"Раз в крещенский вечерок девушки гадали...\" - это утверждение мало относится, если относится вообще, к рецензии, что будет развернута здесь. Вот она моя лучшая из книжек - из густых печеночных блинов прошлого. Простая тетрадка в клеточку, с таблицей умножения на заднике, очень удобно пользоваться было ей в дни моей школьной юности, пока таблица эта не была подобно тавро на ляжке лошади прожжена в моем осоловелом мозгу. Я бы попросил бы! красным на полях красивым каллиграфичным почерком не осоловелого Мозга было это выведено и несколько раз подчеркнуто. В тетрадке нет опрятно вклеенных цветов, которые можно было бы насобирать в деревне в двух часах езды от центрального города России, где хорошо было проживать лето рядом с бабушкой и выдергивать сорняки какое-то время еще до замужества - большей частью в деревянной избе. Первые две страницы как у любого ребенка, который не рос в графских покоях, а был взращен на любви к труду обычных граждан развалившегося союза украшает множество вырезок из газет красивых попсовых мальчиков с оголенным торсом, беспорядочно собранных в конце 90-х на просторах прессы страны необъятной. Эти начальные страницы не представляют сейчас интереса, но последние же пять остались и вовсе пустыми, их-то сейчас я и постараюсь заполнить своим мнением, создам сущую маленькую трагедию, разыгранную призраками мертвых героев одной здоровой книженции. Преместете страницата, как стоило бы сказать на болгарском языке.

За всю историю моего участия в \"Долгой прогулке\", пожалуй, эта книга была для меня самым мучительным испытанием.

За всю историю моего участия в \"Долгой прогулке\", пожалуй, эта книга была для меня самым мучительным испытанием.

В: Помню как увидел тебя впервые: беззаботная, в меру умная, достаточно красивая, ты была открыта и одновременно в тебе была загадка. Я пылал желанием завладеть тобой, и не только физически, но и всеми другими мыслимыми и немыслимыми способами. Ты пробуждалась в моих фантазиях и просто взрывала их, пока на самом деле спокойно сидела за рисованием.А: Твои глаза прожигали во мне дыру. Под твоим взглядом я ощущала себя любимой и желанной, правда тогда я не знала как это называется. Твои руки оставляли жгучие дорожки на моей пылающей коже, твой язык исследовал все мои впадинки (как и мой твои), но чего-то не хватало. Внутренняя вибрация подсказывала, что что-то должно было измениться, рано или поздно всё должно было измениться.В: Я хотел быть только с тобой. Мы посвящали всё свободное время друг другу и были по-настоящему близки. Ближе, чем родные брат с сестрой. Ближе, чем сестра с сестрой.А: Помню, как ты спрашивал, буду ли я тебе верна. Но я ответила, что не могу тебе этого обещать. После этого было много сторонних лиц/тел/ощущений, но душа/сознание всегда были тебе верны. Кто мог подумать, что образуется такой запутанный любовный треугольник близких, любящих по цепочке, людей. Мне приходилось разрываться. Мне приходилось делиться. Мне приходилось окукливаться и заново возрождаться перед каждой встречей.В: Помнишь как мы хотели быть вместе? Мы были взрослые и практически независимые. Почему \"практически\"? Потому что после того, как кто-то узнал, что мы творим, сразу все ополчились и запретили нам общаться. Всё это целомудрие, мнение общества, правильность действий ничто по сравнению в чувствами. Если хочешь быть с человеком, всё меркнет перед желанием, ослепляющим желанием перед владением человеческим сердцем.А: Помню, как ты просил остаться. Видела в твоих глазах мольбу и всеобъемлющую страсть, любовь и желание. Но женская суч сущность смогла перебороть желание и мне пришлось уехать, потому что я была бы не я, если бы осталась. Я понимала, что ты будешь меня всегда ждать. И все эти посторонние мужчины и женщины служили керосином для нашего любовного очага. В: После стольких лет. После стольких препятствий. Чувства не исчезают только в сказках. Прощай.Долгая Прогулка 2017. Команда \"Переплётный косяк\":

В: Помню как увидел тебя впервые: беззаботная, в меру умная, достаточно красивая, ты была открыта и одновременно в тебе была загадка. Я пылал желанием завладеть тобой, и не только физически, но и всеми другими мыслимыми и немыслимыми способами. Ты пробуждалась в моих фантазиях и просто взрывала их, пока на самом деле спокойно сидела за рисованием.А: Твои глаза прожигали во мне дыру. Под твоим взглядом я ощущала себя любимой и желанной, правда тогда я не знала как это называется. Твои руки оставляли жгучие дорожки на моей пылающей коже, твой язык исследовал все мои впадинки (как и мой твои), но чего-то не хватало. Внутренняя вибрация подсказывала, что что-то должно было измениться, рано или поздно всё должно было измениться.В: Я хотел быть только с тобой. Мы посвящали всё свободное время друг другу и были по-настоящему близки. Ближе, чем родные брат с сестрой. Ближе, чем сестра с сестрой.А: Помню, как ты спрашивал, буду ли я тебе верна. Но я ответила, что не могу тебе этого обещать. После этого было много сторонних лиц/тел/ощущений, но душа/сознание всегда были тебе верны. Кто мог подумать, что образуется такой запутанный любовный треугольник близких, любящих по цепочке, людей. Мне приходилось разрываться. Мне приходилось делиться. Мне приходилось окукливаться и заново возрождаться перед каждой встречей.В: Помнишь как мы хотели быть вместе? Мы были взрослые и практически независимые. Почему \"практически\"? Потому что после того, как кто-то узнал, что мы творим, сразу все ополчились и запретили нам общаться. Всё это целомудрие, мнение общества, правильность действий ничто по сравнению в чувствами. Если хочешь быть с человеком, всё меркнет перед желанием, ослепляющим желанием перед владением человеческим сердцем.А: Помню, как ты просил остаться. Видела в твоих глазах мольбу и всеобъемлющую страсть, любовь и желание. Но женская суч сущность смогла перебороть желание и мне пришлось уехать, потому что я была бы не я, если бы осталась. Я понимала, что ты будешь меня всегда ждать. И все эти посторонние мужчины и женщины служили керосином для нашего любовного очага. В: После стольких лет. После стольких препятствий. Чувства не исчезают только в сказках. Прощай.Долгая Прогулка 2017. Команда \"Переплётный косяк\":

Книга прочитана в рамках ДП-2017

Книга прочитана в рамках ДП-2017

11 августа.

11 августа.