Корзина

Читать онлайн “Хищные птицы” «Уилбур Смит»

  • 01.02
  • 0
  • 0
В закладки
фото

Страница 1

Хищные птицы
Уилбур Смит


The Big BookКортни #9
Вторая половина XVII столетия, золотой век пиратства. Англия и Голландия ведут войну за морское владычество, а на войне все средства хороши. Английскому капитану сэру Фрэнсису Кортни выдано королевское разрешение преследовать, а попросту – грабить неприятельские торговые суда. Вместе со своим семнадцатилетним сыном Хэлом он патрулирует воды у берегов Южной Африки. Боевая каравелла Кортни охотится на голландский галеон, идущий из Ост-Индии и груженный золотом, драгоценными специями и редкой древесиной. Подобный трофей может принести целое состояние! И вот галеон взят на абордаж, но пиратское счастье мимолетно – в скором времени сэр Фрэнсис и Хэл попадают в руки безжалостных врагов…

Роман «Хищные птицы» хронологически открывает эпопею о неукротимых Кортни, чей девиз гласит: «Я выдержу».

Книга также выходила под названием «Стервятники».





Уилбур Смит

Хищные птицы



Wilbur Smith

BIRDS OF PREY

Copyright © 1997 by Wilbur Smith

Published in Russia by arrangement with The Van Lear Agency

The moral rights of the author have been asserted

All rights reserved



© Т. В. Голубева, перевод, 2019

© Издание на русском языке, оформление.

ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2019

Издательство АЗБУКА®


* * *


Эта книга посвящается моей жене Мохинисо. С ней связано все лучшее, что случилось со мной в жизни


Юноша крепко ухватился за край холщовой корзины, в которой он сидел, съежившись, в шестидесяти футах над палубой. Корабль поворачивал. Мачта резко накренилась, пронзая верхушкой ветер.

Каравелла называлась «Леди Эдвина». Это имя носила мать молодого человека. Он едва ее помнил.

В предрассветной тьме до его слуха долетало, как далеко внизу большие бронзовые пушки подпрыгивали на опорах, натягивая державшие их канаты. Корпус каравеллы вибрировал, откликаясь на движения руля, когда судно разворачивалось в обратную сторону, на запад. Теперь юго-восточный ветер дул в корму, корабль пошел легче и стал послушнее, хотя часть парусов была убрана, а в трюме набралось воды уже на три фута.

Все это было очень знакомо Хэлу Кортни. Уже много рассветов он встретил вот так, на мачте. Его молодые глаза, самые острые на всем корабле, должны были заметить вдали первый признак появления парусов.

И даже холод давно был привычен юноше. Хэл натянул на уши плотную шерстяную монмутскую шапку. Ветер забирался под кожаную куртку, но юноша давно привык к таким мелким неудобствам. Не обращая на них внимания, он пристально всматривался в темноту.

– Сегодня появятся голландцы, – вслух произнес он и тут же ощутил, как в груди вспыхнули возбуждение и страх.

Высоко над его головой начало бледнеть и угасать сияние созвездий, небесный свод заполнился жемчужным обещанием нового дня. И теперь внизу, на палубе, Хэл уже мог различить фигуры людей. Он узнал Неда Тайлера, рулевого, согнувшегося над штурвалом; заметил и своего отца, всматривавшегося в корабельный компас, чтобы определить новый курс. Фонарь высветил черты отцовского лица, худого и смуглого, длинные волосы, которые развевались и путались на ветру.

Хэл, почувствовав укол вины из-за того, что позволил себе отвлечься, снова уставился в темноту; он не должен был таращиться вниз, на палубу, в столь жизненно важные минуты, когда рядом в любое мгновение мог выскользнуть из ночи враг.

К этому времени достаточно посветлело, для того чтобы видеть волны, бившиеся о корпус каравеллы. Они поблескивали радужными переливами, как только что отколотый каменный уголь. Хэл уже хорошо знал эти южные воды; знал и эту широкую океанскую дорогу, что вечно текла к восточному побережью Африки, синяя и теплая, полная жизни. Под руководством отца Хэл так изучил все это, что знал цвет, вкус и скорость течений, каждый водоворот и перепад глубин.

Однажды он тоже удостоится чести получить звание рыцаря-мореплавателя. Это случится в храме ордена Святого Георгия и Священного Грааля. Хэл станет, подобно отцу, мореходом ордена. Отец, как и сам Хэл, был полон решимости добиться этого. И теперь, когда Хэлу уже стукнуло семнадцать, такая цель выглядела не просто мечтой.

Сейчас их каравелла находилась в морском течении, служившем главной дорогой, по которой и должны были плыть голландцы, чтобы пройти на запад и добраться до нужного им места на загадочном побережье – оно пока что скрывалось в темноте. Это место служило воротами, и через них проходил каждый, кто желал обогнуть дикий мыс, разделявший Индийский океан и Южную Атлантику.

Именно поэтому сэр Фрэнсис Кортни, отец Хэла, навигатор, и выбрал эту позицию, на линии тридцать четвертого градуса и двадцати пяти минут южной широты, чтобы дожидаться их. И они ждали уже шестьдесят пять скучных дней, монотонно двигаясь взад-вперед. Но сегодня голландцы могли появиться, и Хэл пристально всматривался в нарождающийся день, приоткрыв рот и напрягая зеленые глаза.

Примерно в кабельтове от правого борта он увидел, как в небе блеснули крылья –

Страница 2

достаточно высоко, чтобы поймать первые лучи солнца; с суши летели первые бакланы, птицы с белоснежной грудкой и черно-желтой головой.

Хэл наблюдал, как вожак птичьей стаи нырял вниз и поворачивал, нарушая общий строй, и вертел головой, всматриваясь в темную воду. Потом заметил волнение под поверхностью, поблескивание чешуи… вода вскипела, когда на свет выскочил косяк рыб. Хэл увидел, как птичий вожак сложил крылья и камнем упал вниз, и тут же все птицы повторили его маневр и ударились о темную воду, взбив кружевную пену.

Вскоре уже вся вода белела из-за нырявших птиц и бившихся в их когтях мелких серебристых рыбешек – анчоусов, которыми питались бакланы. Хэл наконец отвел от них взгляд и осмотрел открывшийся горизонт.

И тут же сердце юноши подпрыгнуло: он увидел мерцание паруса! Большой корабль с прямыми парусами находился всего в какой-нибудь лиге к востоку. Хэл глубоко вдохнул и открыл рот, чтобы поднять тревогу, но тут же узнал судно. Это была «Чайка Мори»[1 - Мори – графство в Шотландии.], фрегат, а не голландцы из Ост-Индии. Просто фрегат далеко отошел от своей позиции, и это обмануло Хэла.

«Чайка Мори» была вторым из основных кораблей в блокирующей эскадре. Буззард, капитан, должен был держаться вне поля зрения, за восточным горизонтом. Хэл склонился через край корзины и посмотрел на палубу. И встретил взгляд отца – тот смотрел вверх, на сына, уперев руки в бедра.

Хэл крикнул шканечному:

– «Чайка» с наветренной стороны!

И его отец тут же повернулся и уставился на восток.

Сэр Фрэнсис заметил очертания корабля Буззарда, черный силуэт на фоне темного еще неба, и поднес к глазам тонкую подзорную трубу. Хэл почувствовал гнев отца в том, как напряглись плечи сэра Кортни, и в том, как он резким движением сложил инструмент и тряхнул гривой черных волос.

До истечения этого дня между двумя капитанами состоится разговор. Хэл усмехнулся себе под нос. Железной волей и острым языком, кулаками и саблей сэр Фрэнсис наводил ужас на всех, на кого обращал гнев, – даже рыцари, братья по ордену, благоговели перед ним. Хэл лишь порадовался, что сегодня отец разозлился на кого-то другого, не на него.

Он посмотрел вдаль, за «Чайку Мори», изучая горизонт, который все ярче вырисовывался в свете наступавшего дня. Он не нуждался в подзорной трубе для помощи своим молодым глазам, тем более что лишь один этот дорогой инструмент имелся у них на борту. Хэл различил другие паруса там, где им и следовало находиться, – крошечные светлые пятнышки на фоне темной воды. Два полубаркаса держались на своих местах, как бусинки в ожерелье, растянувшемся на пятнадцать лиг по обе стороны от «Леди Эдвины». Они являлись частью той сети, которую широко раскинул отец Хэла, чтобы поймать в ловушку голландцев.

Полубаркасы представляли собой открытые суда, на каждом из которых находилась дюжина тяжело вооруженных людей. Когда в этих лодках не было нужды, они могли нарушить строй и подняться на «Леди Эдвину». Сэр Фрэнсис регулярно менял их команду, потому что никто – ни крепкие парни из юго-западной части Англии, ни валлийцы, ни даже еще более выносливые бывшие рабы, составлявшие большую часть его команды, – не могли долго выдержать условия на маленьких судах, а им нужно было оставаться готовыми к битве, когда придет момент.

Наконец холодный дневной свет разлился вокруг: солнце поднялось над восточной частью океана. Хэл слегка упал духом, обнаружив, что в океане нет и следа чужих парусов. Как и в предыдущие шестидесят пять рассветов, голландцы не появились.

Потом юноша посмотрел на север, в сторону могучей массы суши, что притаилась на горизонте, как некий огромный каменный сфинкс, темный и непостижимый. Это и был мыс Агульяс, или Игольный мыс, – самая южная оконечность Африканского континента.

– Африка!

Один только звук этого мистического названия, сорвавшегося с губ Хэла, заставил побежать по его коже мурашки, шевельнуться густые темные волосы на затылке.

– Африка…

Не занесенная на карты земля драконов и прочих тварей, пожиравших человеческую плоть, мир темнокожих дикарей, которые тоже питались людьми и носили их кости вместо украшений…

– Африка…

Край золота и слоновой кости, рабов и прочих драгоценностей, ожидавших человека достаточно дерзкого, чтобы захватить их и, возможно, погибнуть при этих усилиях. Хэл ощущал страх, но одновременно был зачарован звуком этого слова и теми обещаниями, которые оно в себе таило, его угрозой и вызовом…

Долгие часы он провел над морскими картами в каюте отца, в то время как должен был заучивать наизусть астрономические таблицы или склонять латинские глаголы. Он изучал огромные ландшафты, заполненные изображениями слонов и львов, а также разных чудовищ; он прослеживал очертания Лунных гор, озер и могучих рек, рассматривал разные места, обозначенные названиями вроде «Койкхои», «Камбеду», «Софала» или «Королевство Престера Джона».

Но Хэл знал от отца, что на самом деле ни один цивилизованный человек не забирался в эти пугающие глубины, и не впервые задавался

Страница 3

вопросом, каково это – оказаться первым исследователем. В особенности его интересовал Престер Джон. Этот легендарный правитель обширной и могучей христианской империи в глубине Африканского континента сотни лет служил в Европе источником мифов. Был ли это один человек или целая императорская династия? Хэла снедало любопытство.

Мечтания Хэла прервали звуки выкрикиваемых на палубе приказов, которые приглушал ветер. Он почувствовал, как корабль сменил курс. Посмотрев вниз, Хэд понял, что его отец намерен перехватить «Чайку Мори». Корабли, шедшие под одними лишь верхними парусами, теперь сближались, и оба двигались на запад, к мысу Доброй Надежды и Атлантике. Суда шли вяло – они слишком много времени провели в этих теплых южных водах, и древесина их корпусов была заражена червями торедо. Здесь ни один корабль не мог выдержать долго. Жуткие черви-древоеды вырастали толщиной в палец мужчины, а длиной – в его руку, и они так проедали обшивку, что она становилась похожей на пчелиные соты.

Хэл, даже сидя на мачте, мог слышать, как на обоих кораблях работают насосы, освобождая трюмы от воды. Эти звуки не умолкали никогда: они походили на биение некоего сердца, державшего корабли на плаву.

И это было еще одной причиной, чтобы найти голландцев: корабли требовалось заменить. «Леди Эдвину» прогрызали прямо у них под ногами.

Когда два корабля сблизились на расстояние выстрела, команды высыпали на палубы и выстроились вдоль поручней, чтобы обменяться градом непристойных издевательских шуточек.

Количество людей, находившихся на каждом из кораблей, никогда не переставало изумлять Хэла, когда он видел их вот так, в массе. «Леди Эдвина» имела грузоподъемность в сто семьдесят тонн, а длину – чуть больше семидесяти футов, но она несла команду в сто тридцать человек, если включить в это число тех, кто находился на двух полубаркасах. «Чайка» была почти такого же размера, но людей на ней находилось вдвое меньше.

Каждый из этих воинов мог понадобиться, если они хотели справиться с одним из огромных голландских галеонов из Ост-Индии. Сэр Фрэнсис через рыцарей ордена получал сведения из всех уголков Южного океана, и он знал, что по меньшей мере пять таких больших кораблей все еще находятся в море. А до этого времени двадцать один галеон Голландской компании прошел здесь и встал у крошечного пункта снабжения под высоким Тафельбергом, как называли эту гору голландцы, или Столовой горой, у оконечности южного континента; потом они поворачивали на север и двигались через Атлантику к Амстердаму.

Пять кораблей, все еще остававшихся в Индийском океане, должны были обогнуть мыс до того, как ветра сменятся на северо-западные. А этого оставалось ждать недолго.

Когда «Чайка Мори» не отправлялась в guerre de course, как обычно называли каперские рейды (официально разрешенное пиратство), Ангус Кокрейн, граф Камбрийский, пополнял свой кошелек, занимаясь скупкой рабов на рынках Занзибара. Как только рабы оказывались прикованными к рым-болту в узком длинном трюме, они уже не могли освободиться до тех пор, пока корабль не причаливал в одном из портов Востока. А это значило, что даже те несчастные, которые умудрялись выжить во время жуткого перехода через тропический Индийский океан, вынуждены были лежать, сгнивая заживо, рядом с умершими в тесном пространстве под палубой. Миазмы разлагающихся трупов вкупе с вонью отходов тел живых заставляли корабли работорговцев издавать запах, который разносился ветром на много морских миль. И никакое мытье и чистка не могли избавить такой корабль от характерного запаха.

Когда «Чайка» очутилась с наветренной стороны, команда «Леди Эдвины» разразилась воплями преувеличенного отвращения.

– Бог ты мой, да они воняют, как навозная куча!

– Эй, вы что, не подтираете задницы, грязные черви? Мы отсюда вас чуем! – кричал кто-то в сторону небольшого фрегата.

То, что раздалось в ответ с «Чайки», заставило Хэла усмехнуться. Конечно, в принципе, в человеческом теле для него не было тайн, и все равно он не понимал многого, потому что никогда не видел тех частей женского тела, о которых матросы обоих кораблей упоминали весьма детально и живописно, и не представлял, для чего эти загадочные части могут быть использованы. Ругательства возбуждали его воображение. Еще веселее ему стало, когда он представил, как разозлится отец, услыхав такое.

Сэр Фрэнсис был набожным человеком, и он верил, что удача в войне может зависеть от благопристойного поведения каждого человека на борту.

Он запрещал азартные игры, богохульства и крепкие спиртные напитки. Он заставлял всех молиться дважды в день и наставлял матросов, веля им вести себя вежливо и достойно, когда они вставали в порту… хотя Хэл знал, что его советам редко следовали.

Теперь сэр Фрэнсис мрачно хмурился, слушая обмен ругательствами между своими матросами и матросами Буззарда, но, поскольку он все равно не мог в знак недовольства высечь половину команды, то придерживал язык, пока они оставались вблизи от фрегата.

Тем временем он отправил сл

Страница 4

гу в свою каюту, чтобы тот принес ему плащ. То, что он должен был сказать Буззарду, относилось к официальным речам, и сэру Фрэнсису следовало находиться при всех регалиях. Когда слуга вернулся, сэр Фрэнсис набросил на плечи великолепный бархатный плащ, а потом поднес к губам переговорную трубу.

– Доброе утро, милорд!

Буззард подошел к поручням и вскинул руку в приветствии. Поверх клетчатого пледа на нем была надета полукольчуга, блестевшая в ясном утреннем свете, но голова осталась обнаженной, и рыжие волосы и борода топорщились, как куча сена, и локоны трепыхались на ветру, так что казалось: голова Буззарда объята пламенем.

– Да возлюбит тебя Иисус, Фрэнки! – проревел он в ответ, и его мощный голос без труда заглушил шум ветра.

– Твоя позиция – на восточном фланге! – Ветер и гнев заставили сэра Фрэнсиса выражаться лаконично. – Почему ты ее оставил?

Буззард широко раскинул руки, изображая раскаяние:

– У меня мало воды и иссякло терпение! Шестьдесят пять дней – этого более чем достаточно для меня и моих храбрецов. А на побережье Софалы полно рабов и золота.

Его акцент напоминал о шотландской буре.

– У тебя нет полномочий нападать на португальские суда!

– Голландские, португальские или испанские! – заорал Камбр. – Всякое золото отлично блестит! И ты прекрасно знаешь, что по другую сторону Линии договора никакого мира нет!

– Твоя фамилия не зря означает «гриф»! У тебя такие же аппетиты, как у этого пожирателя падали!

Но Камбр сказал чистую правду. По другую сторону Линии мира не было.

Полтора века назад в результате папской буллы «Inter Caetera» от 25 сентября 1493 года посередине Атлантики была проведена условная линия, с севера на юг, – так папа Александр Шестой поделил мир между Португалией и Испанией. На что возлагалась надежда? На то, что другие христианские народы, снедаемые завистью и негодованием, будут чтить такую декларацию?

В общем, почти мгновенно возникла другая доктрина: «Нет мира по другую сторону Линии!»

Это стало лозунгом каперов и корсаров. И в их умах значение новой идеи распространилось на все неизученные части океанов.

В пределах вод северного континента пиратство, грабеж, насилие и убийство были преступлениями, за нарушителями гонялись соединенные морские силы всей христианской Европы, преступника вешали на его же собственной нок-рее. Но на то же самое смотрели сквозь пальцы и даже восхваляли, когда это совершалось по другую сторону Линии.

Каждый воинственный монарх подписывал каперские свидетельства и одним росчерком пера превращал своих купцов в узаконенных пиратов. Они вооружали свои корабли и отправлялись разбойничать во вновь открытых морях на огромном земном шаре.

Сэр Фрэнсис Кортни тоже имел такое письмо, подписанное Эдвардом Хайдом, графом Кларендоном, лорд-канцлером Англии, от имени его величества короля Карла Второго. Письмо давало сэру Фрэнсису право преследовать голландские корабли – Англия находилась в состоянии войны с Голландией.

– Как только ты бросаешь свою позицию, ты теряешь право на любую часть добычи!

Сэр Фрэнсис продолжал кричать через узкую полосу воды между кораблями, но Буззард уже отвернулся и отдавал приказы своему рулевому.

Потом он крикнул своему волынщику, стоявшему наготове:

– Сыграй что-нибудь сэру Фрэнсису, чтобы он нас помнил!

И тут же над водой к «Леди Эдвине» понеслась мелодия «Прощания с островами», а матросы Буззарда полезли по такелажу, как обезьяны, чтобы взять рифы.

Все паруса «Чайки» развернулись. С хлопком, похожим на пушечный выстрел, грот-парус наполнился ветром, и фрегат живо развернулся на юго-восток.

А сам Буззард быстро прошел на корму и остановился у поручней. Его голос был слышен даже сквозь пронзительные звуки волынки и шум ветра.

– Да защитит тебя наш покровитель Иисус Христос, достопочтенный брат-рыцарь!

Однако в устах Буззарда эти слова прозвучали как богохульство.

Сэр Фрэнсис в плаще, разделенном на четыре части алым крестом его ордена, провожал взглядом фрегат; плащ полоскался и хлопал на его широких плечах.

Постепенно и шутки, и ругательства матросов затихли вдали. А на корабле сэра Фрэнсиса начало распространяться новое, мрачное настроение: команда осознала, что их силы, и без того не слишком великие, уменьшились вполовину. Они остались одни, чтобы встретиться с голландцами, и не знали, насколько те могут оказаться сильны. На палубе и на такелаже «Леди Эдвины» воцарилось молчание, матросы не смотрели друг другу в глаза.

Но потом сэр Фрэнсис откинул назад голову и засмеялся.

– Что ж, нам больше достанется! – воскликнул он.

Все засмеялись вместе с ним, взбодрившись, а он ушел в свою каюту на корме.

Хэл просидел на мачте еще час. Он гадал, как долго может продержаться бодрое настроение команды, потому что они уже вынуждены были ограничиваться кружкой воды дважды в день. Хотя земля и ее сладкие реки лежали меньше чем в полудне пути, сэр Фрэнсис не рисковал отправить туда хотя бы один полубаркас, чтобы наполнить бочонки. Голландцы могли появ

Страница 5

ться в любой час, а тогда им понадобятся все люди.



Наконец на мачту поднялся матрос, чтобы сменить Хэла на вахте.

– Есть тут на что посмотреть, парень? – спросил он, забираясь в холщовое гнездо рядом с Хэлом.

– Меньше не бывает, – признался Хэл и показал на крошечные паруса двух полубаркасов вдали на горизонте. – Ни один не подает сигналов. Жди красного флажка – он будет означать, что они кое-что увидели.

Матрос хмыкнул:

– Ты меня еще поучи, как пукать.

Но он улыбнулся при этом Хэлу весьма добродушно – юношу любили на корабле.

Хэл усмехнулся в ответ:

– Видит Бог, тебя не нужно учить, мастер Саймон. Тебя же издали слышно. Я бы предпочел столкнуться с голландцами. Ты так пукаешь, что можешь корпус корабля насквозь прошибить.

Саймон громогласно заржал и хлопнул Хэла по плечу:

– Катись-ка ты вниз, парень, пока я не научил тебя летать, как альбатрос.

Хэл начал спускаться по вантам. Сначала он двигался напряженно, все его мускулы застыли и одеревенели после долгой вахты, но очень быстро он согрелся и легко соскользнул вниз.

Некоторые из матросов на палубе ненадолго перестали трудиться у насосов или орудовать иглами, с помощью которых чинили порванную ветром парусину, и наблюдали за ним. Хэл был крепким и широкоплечим и казался двадцатилетним, к тому же сильно вытянулся вверх, догнав в росте отца. Но все еще обладал свежей гладкой кожей и юным лицом, на котором жило почти детское выражение. Черные волосы, связанные в хвост на затылке, вырвались из-под шапки и на утреннем солнце отливали синевой. В таком возрасте красота юноши все еще казалась почти женственной, и после четырех месяцев в море – и шести после того, как все они видели женщин, – некоторые, чьи интересы лежали в соответствующей стороне, посматривали на него похотливо.

Добравшись до грот-рея, Хэл оторвался от надежной опоры мачты. Он пробежал по грот-рею, с легкостью акробата балансируя на высоте сорока футов над пеной у носа корабля и досками главной палубы. Теперь уже все смотрели на него: с таким искусством мало кто на борту решился бы соревноваться.

– Вот что значит быть молодым и глупым, – проворчал Нед Тайлер, но при этом нежно покачал головой, глядя вверх. – Лучше бы этот юный балбес скрыл от отца свои фокусы.

Хэл добрался до конца грот-рея и, не задержавшись, скользнул по канату вниз, через секунду очутившись в десяти футах над палубой. Оттуда он легко спрыгнул и приземлился на крепкие босые ноги, согнув колени, чтобы погасить силу удара о выскобленные белые доски.

Выпрямившись, Хэд повернулся к корме – и застыл при звуке нечеловеческого крика. Это был первобытный рев, угрожающий вызов какого-то огромного хищника…

Хэл оставался на месте всего секунду, а потом инстинктивно развернулся и отпрыгнул в сторону, когда на него бросилась какая-то высокая фигура. Он услышал свистящий звук еще до того, как увидел клинок, и поднырнул под него. Серебристая сталь сверкнула над его головой, и напавший снова взревел, теперь уже от ярости.

Хэл лишь мельком увидел лицо своего противника, черное и блестящее, и провал разинутого рта, обрамленный огромными, квадратными белыми зубами, и язык – такой же розовый и изогнутый, как у леопарда…

Хэл подпрыгнул и уклонился, когда серебристое лезвие снова метнулось к нему по дуге. Он почувствовал, как что-то дернуло его за рукав куртки – это острие рассекло ее кожу, – и отскочил назад.

– Нед, клинок! – бешено крикнул Хэл рулевому за своей спиной.

При этом он не сводил глаз с противника. Зрачки у того были черными, как обсидиан, а радужки побледнели от ярости… белки же этих глаз налились кровью.

Хэл отскочил в сторону, уйдя от следующего яростного броска мужчины, и тут же ощутил на щеке дуновение воздуха от пронесшегося рядом лезвия.

За спиной он услышал, как с шорохом выскочила из ножен боцмана абордажная сабля, и оружие скользнуло по палубе в его сторону. Хэл плавно наклонился и подхватил его. Рукоятка совершенно естественно легла в его руку, и он встал в позу обороны, направив острие в глаза напавшего.

При виде грозного оружия Хэла высокий мужчина приостановился, но когда Хэл левой рукой выхватил из-за пояса десятидюймовый кинжал и его острие также направил в сторону напавшего, безумный свет в глазах у того стал холодным и оценивающим. Они кружили по палубе у грот-мачты, их оружие слегка покачивалось, как бы ища возможность удара…

Матросы на палубе бросили все дела – даже те, кто стоял у насосов, – и встали широким кругом возле противников, как будто наблюдали за боем петухов. Их лица горели азартом, они надеялись увидеть пролитую кровь. Зрители кричали и ухали при каждом отбитом выпаде, подбадривали своих фаворитов:

– Отруби ему его здоровенные черные яйца, Хэл!

– Выдери этому петушку все перья из хвоста, Эболи!

Эболи был на пять дюймов выше Хэла, и на его стройном, подтянутом теле не было ни капли жира. Он происходил с восточного побережья Африки, из воинственного племени, высоко ценившегося работорговцами. С его головы были тщательно

Страница 6

выщипаны все волоски, и она блестела, как полированный черный мрамор, а щеки украшали ритуальные татуировки и завитки выпуклых шрамов, которые придавали ему пугающий вид. Двигался Эболи на своих длинных мускулистых ногах со специфической грацией, раскачиваясь от талии, как некая огромная черная кобра. На нем красовалась только юбка из поношенного холста, а грудь оставалась обнаженной. Каждая мышца его торса и рук как будто жила своей собственной жизнью, словно под намасленной кожей скользили и извивались змеи.

Он внезапно сделал выпад, и Хэл с отчаянным усилием подставил под удар саблю, но почти в то же мгновение Эболи изменил направление, снова нацелившись в голову Хэла. И в этом ударе была такая сила, что Хэл понял: ему не блокировать его одной лишь абордажной саблей. Он выбросил вперед оба клинка, скрестив их, и остановил нападение прямо над своей головой. Сталь зазвенела, ударившись о сталь, и зрители взвыли, восторгаясь искусством и красотой схватки.

Но в пылу атак Хэл уступал в темпе, а Эболи снова и снова наседал на него, не давая передышки, пользуясь более высоким ростом и превосходящей силой, чтобы противостоять природной ловкости юноши.

На лице Хэла отразилось отчаяние. Он уже отступал, готовый сдаться, его движения потеряли скоординированность: он устал, а страх притуплял его реакцию. Жестокие зрители ополчились на него, требуя крови, подбадривая неумолимого противника Хэла:

– Поставь метку на его хорошенькое личико, Эболи!

– Покажи нам его кишки!

Пот залил щеки Хэла, его лицо исказилось, когда Эболи прижал его к мачте. Хэл вдруг показался намного моложе, он едва не плакал, его губы дрожали от ужаса и измождения. Он уже не пытался контратаковать. Он просто защищался. Он бился за свою жизнь.

А Эболи нападал снова и снова, то метя в туловище Хэла, то меняя угол и целясь в ноги. Хэл находился уже на пределе сил, он мог лишь отбивать каждый очередной удар.

Потом Эболи снова сменил тактику: он сделал низкий обманный выпад в сторону левого бедра Хэла и тут же перенес вес на другую ногу и выбросил вперед длинную правую руку. Сверкающее лезвие проскочило сквозь защиту Хэла, и зрители взревели, увидев наконец кровь, которой жаждали.

Хэл отскочил в сторону от мачты и на мгновение замер на солнечном свете, ослепленный собственным потом. Кровь медленно капала на его куртку, но она текла из маленькой ранки, нанесенной с искусством хирурга.

– Если будешь драться как женщина, будешь каждый раз получать по шраму! – рявкнул Эболи.

С выражением усталого недоверия Хэл поднял левую руку, в которой все так же держал кинжал, и тыльной стороной кулака отер, но крови было, пожалуй, много для такой раны.

Зрители радостно ржали.

– Ну, зубы сатаны! – хохотал один из рулевых. – У этого симпатяги крови явно больше, чем храбрости!

И от этой насмешки внутри Хэла что-то переломилось. Он опустил кинжал и выставил его в положение обороны, не обращая внимания на кровь, все еще стекавшую с его подбородка. Его лицо ничего не выражало, как лицо какой-нибудь статуи, а сжатые губы побледнели до белизны. Из глубины его горла вырвался низкий рык, и Хэл бросился на негра.

Он пронесся через палубу с такой скоростью, что Эболи оказался застигнутым врасплох и отступил назад. Когда же они скрестили оружие, Эболи ощутил в руке юноши новую силу, и его глаза прищурились. А потом Хэл накинулся на него с яростью раненого дикого кота, рвущегося из капкана.

Боль и ярость наполнили его новой силой. Взгляд Хэла стал безжалостным, зубы он стиснул так, что все мышцы лица натянулись, превратив его в маску, на которой не осталось и следа юности. Однако бешеная злоба не лишила Хэла рассудка и хитрости. И в нем проснулись все те умения, которые он отрабатывал сотнями часов тренировок.

Зрителей ошеломило чудо, свершившееся у них на глазах. Казалось, что мальчик в одно мгновение превратился в мужчину, что он даже вырос, когда очутился лицом к лицу со своим темнокожим неприятелем.

Это ненадолго, сказал себе Эболи, встречая атаку. Надолго у него не хватит сил. Но он противостоял совершенно другому человеку, он просто не узнавал его…

Внезапно Эболи понял, что отступает… ничего, мальчишка скоро выдохнется… но два лезвия плясали перед его глазами и казались ослепительными и нереальными, как духи мертвых в темном лесу, в котором он побывал однажды там, дома…

Эболи посмотрел на бледное лицо, в горящие глаза… и не узнал их. И на него напал суеверный ужас, замедливший движение правой руки. Перед ним воплотился демон, обладающий неестественной бесовской силой…

Эболи понял, что самой его жизни грозит опасность.

Следующий удар достиг его груди, скользнув мимо обороны, как солнечный луч. Эболи изогнулся вбок, но удар угодил под его поднятую левую руку. Он не почувствовал боли, но услышал скрежет острия по ребру, ощутил теплый поток крови сбоку…

И он не обратил внимания на оружие в левой руке Хэла и на то, что юноша с одинаковой легкостью действует обеими руками.

Лишь краем глаза он заметил короткий кр

Страница 7

пкий клинок, устремившийся к его сердцу, и отпрянул назад, чтобы ускользнуть от него. Его пятки налетели на свернутый в бухту канат, и он упал. Локтем руки, державшей клинок, он ударился о планшир, рука мгновенно онемела, и он выронил саблю.

Лежа на спине, Эболи беспомощно смотрел вверх и видел смерть в страшных зеленых глазах. Это не было лицо ребенка, которого он опекал, учил и любил долгое десятилетие, о котором так заботился… Теперь это было лицо мужчины, готового его убить. Яркое острие абордажной сабли устремилось вниз, метя ему в горло со всей силой молодого тела, налегавшего на него…

– Генри!

Суровый властный голос раздался на палубе, легко прорезав гул и бормотание кровожадных зрителей.

Хэл вздрогнул и замер, все так же направляя саблю на горло Эболи. На его лице появилось растерянное выражение, как будто он очнулся от глубокого сна, и он посмотрел на отца, появившегося на корме.

– Хватит этих кошачьих драк! Немедленно иди в мою каюту!

Хэл обвел взглядом палубу, все эти раскрасневшиеся, возбужденные лица, окружавшие его. Потом недоуменно встряхнул головой и глянул на абордажную саблю в собственной руке. Разжав пальцы, он уронил клинок на палубу. Ноги у него внезапно ослабели, он сел прямо на Эболи и обнял его, как ребенок обнимает отца.

– Эболи! – прошептал он.

Юноша заговорил на языке лесов, которому научил его чернокожий мужчина; этот язык не знал больше ни один белый человек на корабле.

– Я причинил тебе боль… Кровь! Будь я проклят, я ведь мог тебя убить!

Эболи осторожно хмыкнул и ответил на том же языке:

– Это уже в прошлом. Но ты наконец глотнул из источника воинской крови. Я уже думал, ты никогда его не найдешь. Мне пришлось силой тащить тебя к нему.

Он сел и отодвинул Хэла, но в его глазах горел новый свет, когда он смотрел на юношу, который уже не был мальчиком.

– Иди, тебя позвал отец.

Хэл с трудом поднялся и снова окинул взглядом кольцо лиц, видя теперь на них выражение, которого не понял: это было уважение, смешанное с немалым страхом.

– Эй, что вы все таращитесь? – рявкнул Нед Тайлер. – Представление окончено! Вам что, заняться нечем? А ну быстро к насосам! Я сейчас же найду управу на любого бездельника!

И сразу послышался топот босых ног по палубе – команда бегом вернулась к своим обязанностям.

Хэл, наклонившись, поднял саблю и протянул ее боцману вперед эфесом.

– Спасибо, Нед. Она мне пригодилась.

– И ты неплохо ею попользовался. Я никогда не видел, чтобы кто-то взял верх над этим язычником, кроме твоего отца.

Хэл оторвал кусок от своей потрепанной штанины, прижал его к уху, чтобы остановить кровь, и отправился в каюту на корме.

Сэр Фрэнсис оторвался от бортового журнала, гусиное перо повисло над страницей.

– Нечего выглядеть таким самодовольным, щенок! – проворчал он. – Эболи играл с тобой, как обычно. Он мог десять раз проткнуть тебя насквозь, пока тебе не повезло в конце.

Когда сэр Фрэнсис встал, в крошечной каюте стало слишком тесно для них двоих. Переборки от пола до потолка были заняты книжными полками, другие книги громоздились на полу, переплетенные в кожу тома были свалены и в боковой каморке, служившей сэру Фрэнсису спальней. Хэл не понимал, где же спит отец.

Отец заговорил с ним на латыни. Когда они оставались наедине, он требовал, чтобы разговор шел на языке образованных, культурных людей.

– Ты умрешь прежде, чем дотянешься до какого-нибудь мечника, если не обретешь сталь в сердце и в руке. Какой-нибудь неуклюжий голландец раскроит тебе голову при первой же стычке. – Сэр Фрэнсис нахмурился, глядя на сына. – Повтори закон меча.

– Глаза в глаза, – пробормотал Хэл на латыни.

– Громче, юноша!

Слух сэра Фрэнсиса ослабел от грохота пушек – за многие годы тысячи залпов гремели вокруг него. К концу службы из ушей моряков частенько сочилась кровь из-за этих орудий, и даже много позже офицеры продолжали слышать в головах тяжелый грохот.

– Глаза в глаза, – энергично повторил Хэл. Отец кивнул.

– Глаза противника – окна в его ум. Научись читать в них его намерения до того, как он начнет действовать. Рассмотри в них удар до того, как он будет нанесен. Что еще?

– Одним глазом – на его ноги, – четко произнес Хэл.

– Хорошо, – снова кивнул сэр Фрэнсис. – Его ноги начнут двигаться раньше руки. Что еще?

– Держи острие высоко.

– Основное правило. Никогда не опускай острие оружия. Всегда направляй его ему в глаза.

Сэр Фрэнсис подверг сына подробному допросу, как уже делал бесчисленное количество раз. И наконец сказал:

– Вот еще одно правило для тебя. Сражайся с самого первого удара, а не тогда, когда ты ранен или взбешен, иначе можешь просто не пережить первую рану.

Он посмотрел на песочные часы, висевшие над его головой.

– У тебя есть еще время почитать до общей молитвы. – Он продолжал говорить на латыни. – Возьми Ливия и переведи страницу двадцать шесть.

Целый час Хэл читал вслух историю Рима в оригинале, переводя каждый стих на английский. Потом сэр Фрэнсис резко захлопнул кни

Страница 8

у.

– Есть некоторое улучшение. А теперь просклоняй глагол durare.

То, что отец Хэла выбрал именно этот глагол, служило признаком одобрения. Хэл выполнил задание на одном дыхании, слегка замявшись лишь на будущем изъявительном.

– Durabo… Я выдержу.

Это слово было девизом герба Кортни, и сэр Фрэнсис холодно улыбнулся, когда Хэл его произнес.

– Что ж, пусть Господь вознаградит тебя. – Сэр Фрэнсис встал. – Теперь можешь идти, но не опоздай на молитву.

Радуясь обретенной свободе, Хэл выскочил из каюты и поспешил к трапу между палубами.

Эболи сидел на корточках под укрытием одной из громоздких бронзовых пушек у носа корабля. Хэл присел рядом с ним.

– Я тебя ранил.

Эболи выразительно отмахнулся:

– Цыплячий след в пыли ранит землю куда сильнее.

Хэл стянул с плеч Эболи парусиновый плащ, сжал локоть чернокожего мужчины и поднял мощную мускулистую руку настолько высоко, чтобы рассмотреть глубокий порез на ребрах.

– Тем не менее этот маленький цыпленок здорово тебя клюнул, – сухо заметил он.

Но тут же усмехнулся, потому что Эболи разжал руку и показал ему иглу с уже вдетой в нее нитью для сшивания парусины. Он потянулся к игле, но Эболи его остановил:

– Сначала промой рану, как я тебя учил.

– С твоим орудием, похожим на длинного черного питона, ты можешь и сам до всего дотянуться, – предположил Хэл.

Эболи протяжно, раскатисто засмеялся, и звук его смеха походил на низкий гул далекого грома.

– Пусть это лучше сделает маленький белый червяк.

Хэл встал и развязал шнур, державший его штаны. Позволив им упасть к коленям, он правой рукой взял свою крайнюю плоть.

– Нарекаю тебя Эболи, владыкой цыплят!

Он отлично подражал проповедническому тону своего отца, направляя струю желтой мочи на открытую рану.

Хотя Хэл знал, как она жжется, потому что Эболи много раз проделывал то же самое для него, черты черного лица остались бесстрастными. Вылив на рану все до последней капли, Хэл снова натянул и подвязал штаны. Он знал, как эффективны методы лечения, применяемые в племени Эболи. Когда ему пришлось испытать это на себе в первый раз, он чувствовал отвращение, но потом, за все прошедшие с тех пор годы, он ни разу не видел, чтобы обработанная таким образом рана воспалилась.

После этого Хэл взял иглу и шпагат, и пока Эболи левой рукой сжимал края раны, Хэл аккуратно наложил на нее морской шов, протыкая иглой упругую кожу и крепко завязывая узлы. Когда дело было сделано, он потянулся к горшку с горячей смолой, уже приготовленному негром. Быстро замазав шов, он удовлетворенно кивнул, глядя на свою работу.

Эболи встал и приподнял свою парусиновую юбку.

– А теперь посмотрим, как там твое ухо, – заявил он Хэлу.

Его собственный толстый пенис наполовину высовывался из кулака.

Хэл быстро отшатнулся.

– Да там просто маленькая царапина! – запротестовал он, но Эболи безжалостно схватил его за связанные в хвост волосы и заставил поднять голову.



По сигналу колокола команда собралась посреди палубы, и все стояли в солнечном свете молча, обнажив головы, даже чернокожие, которые почитали не только распятого Бога, но и других богов, обитавших в глубине темных лесов их родины.

Когда сэр Фрэнсис, держа в руках огромную Библию, переплетенную в кожу, звучно заговорил: «Молим Тебя, всемилостивый Господь, приведи врагов Христовых в наши руки…», только его собственный взгляд устремился к небу. Все остальные смотрели на восток, откуда и мог появиться враг, нагруженный серебром и специями.

В середине длинной службы с востока подул ветер. Вскоре он принес тучи, которые сгустились над головами людей темными клубящимися массами. На палубу хлынули потоки дождя. Но стихия не могла помешать сэру Фрэнсису продолжить беседу с Господом, так что команде пришлось поплотнее закутаться в куртки из просмоленной парусины, поглубже натянуть на головы шляпы из того же материала, и вода стекала с них, как со стаи очутившихся на суше моржей. Сэр Фрэнсис не пропустил ни слова проповеди.

– Повелитель штормов и ветров, – торжественно говорил он, – помоги нам. Повелитель сражений, будь нашим щитом и латами…

Шквал быстро пронесся над ними. Снова выглянуло солнце, засверкав на голубых лужицах и заставляя пар подниматься над палубой.

Сэр Фрэнсис снова водрузил на голову широкополую рыцарскую шляпу, и промокшие белые перья, украшавшие ее, одобрительно качнулись.

– Мастер Нед, начните учения у орудий.

А ведь это правильно, сообразил Хэл. Дождь наверняка намочил запалы и порох. И вместо того чтобы просушивать их и перезаряжать орудия, его отец решил устроить небольшую практику команде.

– Пробейте сбор, будьте любезны.

Грохот барабана эхом отдавался в корпусе каравеллы. Команда со смешками и шутками заняла свои места. Хэл сунул кончик медленно тлеющего фитиля в жаровню у основания мачты. Когда фитиль уверенно загорелся, Хэл по вантам взобрался на свой боевой пост наверху, держа фитиль в зубах.

Сверху он видел, как на палубе четверо мужчин вытащили из зажимов пустой бочонок дл

Страница 9

воды и поволокли его к борту. По приказу с кормы они бросили его в воду, и бочонок запрыгал на волнах позади корабля. Тем временем орудийная команда вышибла из-под пушек клинья. По обе стороны нижней палубы находилось по восемь пушек-кулеврин, и каждую зарядили ведром пороха и ядром. На верхней палубе выстроились десять малых пушек, по пять с каждой стороны; их длинные стволы заряжали картечью.

Железных зарядов на «Леди Эдвине» после двухлетнего путешествия оставалось немного, и некоторые из орудий зарядили обточенными водой камнями, собранными на берегах речного устья, куда команда отправлялась за водой.

Корабль неторопливо развернулся и лег на новый курс, идя против ветра. Бочка теперь болталась на воде в двух кабельтовых впереди, но расстояние медленно сокращалось. Артиллеристы бегали от пушки к пушке, подсовывая под них клинья для перемены наклона стволов и отдавая приказы помощникам. Задача была не из легких: лишь пять человек из команды умели заряжать и нацеливать орудия.

В своем «вороньем гнезде» Хэл уложил длинноствольный фальконет на вращающуюся подпорку и прицелился в ком бурых водорослей, плывший по течению. Потом острием кинжала выскреб с полки оружия отсыревший, слипшийся порох и аккуратно заменил его сухим из своей пороховницы. После десяти лет отцовских уроков Хэл владел этим священным искусством не хуже Неда Тайлера. Хэл предпочел бы во время настоящего боя занять место у орудий, и он умолял отца поставить его там, но в ответ всегда слышал одно и то же:

– Ты пойдешь туда, куда я тебя пошлю.

И теперь Хэлу приходилось сидеть здесь, в стороне от общей суеты, хотя его жаркое молодое сердце ныло от желания очутиться рядом со всеми.

Тут Хэл вздрогнул от грохота выстрела на палубе внизу. Длинный шлейф плотного дыма поплыл вверх, а корабль слегка покачнулся. Через мгновение над поверхностью моря взлетел высокий фонтан пены, в пятидесяти ярдах вправо и в двадцати – за плывущей бочкой. При таких условиях выстрел был неплохим, однако палуба взорвалась хором свиста и насмешек.

Нед Тайлер подбежал ко второй пушке и быстро проверил ее положение. Он жестом приказал пушечной обслуге немного изменить прицел, взяв левее, потом шагнул вперед и поднес горящий фитиль к запальному отверстию.

Шипящий огонек пробежал по фитилю, а потом из запальника вылетел дождь искр, комья полусгоревшего пороха… Ядро выкатилось из бронзового ствола и упало в море, не пролетев и половины расстояния до цели – бочки на воде.

Команда издевательски взвыла.

Следующие два орудия дали осечку.

Отчаянно ругаясь, Нед приказал помощникам как следует прочистить стволы длинными железными шомполами.

– Порох и пули стоят дорого!

Хэл повторял слова великого сэра Фрэнсиса Дрейка, в честь которого назвали его отца. Слова были произнесены после первого дня эпического сражения с Армадой Филиппа Второго, короля Испании, под командованием герцога Медины Сидонии. В течение того долгого дня в густом тумане порохового дыма два огромных флота палили друг в друга, однако, несмотря на яростный артиллерийский огонь, ни один из кораблей с какой-либо стороны не пошел ко дну.

– Напугай их пушками, – учил сына сэр Фрэнсис, – но с палубы их смети абордажными саблями.

И он, не церемонясь, высказывал презрение к шумной, но неэффективной морской артиллерии. Просто невозможно было точно пустить ядро с качающейся палубы корабля так, чтобы оно угодило в нужную точку корпуса вражеского судна: эта точность находилась скорее в руках Всевышнего, чем в руках артиллериста.

Как будто для доказательства такого взгляда после выстрелов из всех тяжелых орудий шесть, как ни старался Нед, дали осечку, а наилучшим результатом оказалось ядро, упавшее в воду в двадцати ярдах от плывущей бочки.

Хэл грустно качал головой, отмечая, что каждый раз артиллеристы старательно целились и как следует заряжали пушку. В пылу сражения, когда все вокруг будет затянуто дымом, заряжать придется второпях, стволы при этом разогреваются неравномерно, и фитиль, поднесенный к запалу взволнованными и испуганными канонирами, может погаснуть… в общем, ожидать хороших результатов не приходится.

Наконец сэр Фрэнсис посмотрел вверх, на Хэла.

– На мачте! – проревел он.

Хэл уже боялся, что о нем забыли. И теперь, с волнением и облегчением, он подул на кончик тлевшего в его руке фитиля. Тот ярко разгорелся.

Сэр Фрэнсис наблюдал за ним с палубы, лицо его было суровым и неприступным. Он никогда не должен показывать свою любовь к сыну. Он должен всегда быть твердым и требовательным, подгонять юношу вперед. Ради самого же Хэла… да, ради всей его будущей жизни отец должен заставлять его учиться, бороться, преодолевать трудности на пути, прилагая все свои силы и выкладывая всю душу. И – да, он должен и помогать, но осторожно, должен поощрять… Должен мудро пасти его, направляя к цели. Сэр Фрэнсис до этого момента откладывал обращение к Хэлу, но теперь бочонок плыл довольно близко…

Если юноша сумеет попасть в него из малого оружия, притом что Нед потерпел н

Страница 10

удачу с большими пушками, то репутация Хэла в команде возрастет. Матросы – в основном буйные хулиганы, безграмотные мужики, но ведь однажды Хэлу придется командовать ими или такими, как они. Сегодня Хэл уже сделал большой шаг вперед, одолев бешеного Эболи у всех на глазах. И теперь появился шанс закрепить победу.

«Направь его руку и полет ядра, помоги, Господь всех воинов!» – так молча молился сэр Фрэнсис.

Команда корабля вытянула шеи, чтобы наблюдать за парнем высоко над ними.

Хэл тихо напевал себе под нос, сосредоточившись на задаче, осознавая направленные на него взгляды. Но он не понимал всей важности момента, и ему не было дела до молитв отца. Для него все выглядело игрой, просто еще одним шансом отличиться. Хэлу нравилось побеждать и выигрывать, и с каждым разом, когда ему сопутствовала удача, это нравилось ему все сильнее. Молодой орел начинал радоваться силе своих крыльев.

Крепко сжав медную рукоятку, Хэл повернул фальконет вниз, всматриваясь вдоль ствола длиной в ярд и направляя мушку на бочонок.

Он давно знал, что бессмысленно целиться точно в объект. Пройдет несколько секунд между тем, как он приложит фитиль к запалу, и самим выстрелом, а за это время корабль и бочонок могут разойтись в разные стороны. Еще будет момент полета заряда – перед тем, как он долетит до цели. Так что необходимо понять, где может оказаться бочка, когда до нее долетит ядро, а не метить туда, где она была, когда он прикладывал фитиль к запалу.

Наведя мушку на точку предполагаемого положения цели, Хэл коснулся тлеющим концом фитиля запальной полки. И заставил себя не отпрянуть от вспышки пороха и не отодвинуться в ожидании выстрела; он продолжал держать фальконет на выбранной им линии.

С грохотом, ударившим по барабанным перепонкам, фальконет тяжело дернулся назад на шарнирах опоры, и все исчезло в облаке серого дыма. Хэл отчаянно вертел головой, пытаясь рассмотреть что-нибудь сквозь этот дым, но радостные крики внизу на палубе заставили его сердце подпрыгнуть: он отлично услышал вопли матросов даже сквозь звон в ушах.

Когда ветер развеял дым, Хэл увидел обломки разбитой бочки, кружившие и подпрыгивавшие за кормой каравеллы. Он громко ухнул от радости и замахал шапкой тем, кто находился внизу.

Эболи тоже стоял внизу, вместе с командиром орудия и рулевым первой смены. Он просиял в ответ на улыбку Хэла и ударил себя в грудь кулаком, а другую руку вскинул в приветствии над своей лысой головой.

Барабан возвестил о конце тренировки и построении команды. Прежде чем спуститься по вантам, Хэл тщательно перезарядил фальконет и закутал его в просмоленный холст, чтобы защитить от росы, дождя и брызг воды.

Когда его ноги коснулись палубы, Хэл посмотрел в сторону кормы, надеясь поймать взгляд отца и увидеть в нем одобрение. Но сэр Фрэнсис погрузился в беседу с одним из младших офицеров. Прошло несколько мгновений, прежде чем он холодно оглянулся на Хэла через плечо:

– На что ты уставился, парень? Нужно перезарядить орудия.

Когда он снова отвернулся, Хэл испытал укус разочарования, но шумные поздравления матросов, бесцеремонно хлопавших его по спине и плечам, вернули на его лицо улыбку.

Когда Нед Тайлер увидел подходившего к нему Хэла, он отступил от пушки, которую заряжал, и протянул шомпол юноше.

– Выстрелить может каждый олух, а вот для того, чтобы зарядить, нужны мозги, – проворчал он и стал наблюдать, как Хэл отмеряет заряд, доставая порох из большой кожаной сумы. – Каков вес пороха? – спросил он.

И Хэл дал ему тот же ответ, который давал уже сотни раз:

– Вес пороха должен быть равен весу снаряда.

Черный порох состоял из грубых гранул. Когда-то давно от раскачиваний корабля или других повторяющихся движений три основных элемента, составляющие порох, – сера, древесный уголь и селитра – могли разделиться и сделать порох бесполезным. Но с тех пор процесс изготовления изменился: хороший сырой порох обрабатывали мочой или спиртным, чтобы он «спекся», после чего его дробили в специальной мельнице на гранулы. Однако и этот процесс не являлся идеальным, и орудийный порох требовал постоянного присмотра. Влага или время могли его испортить.

Хэл раскрошил в пальцах несколько гранул, постучал по пыли. Нед Тайлер научил его различать таким образом хороший и испорченный порох. Потом Хэл засыпал порох в дуло и забил туда же ком пакли. Потом он уплотнил все длинным шомполом с деревянной ручкой. Это был еще один важный момент процесса: забей все слишком плотно, и огонь не сможет пробиться сквозь заряд, а тогда неизбежна осечка; но если забить заряд слишком слабо, то порох выгорит, не успев набрать силу, для того чтобы выбросить из ствола тяжелое ядро. Правильная набивка представляла собой особое искусство, обретаемое лишь в результате долгой практики, но Нед кивал, наблюдая за действиями Хэла.

Лишь много позже Хэл снова выбрался на солнечный свет. Все кулеврины были заряжены и надежно закреплены на местах, и торс Хэла блестел от пота – на орудийной палубе было жарко, а работа с шомполом не

Страница 11

тличалась легкостью.

Когда Хэл остановился, чтобы отереть вспотевшее лицо, вздохнуть и распрямить спину, после того как долго сгибался в тесном пространстве нижней палубы, его с тяжеловатой иронией окликнул отец:

– Что, положение корабля тебя не интересует, мастер Генри?

Вздрогнув, Хэл посмотрел на солнце. Оно висело высоко в небе над ним: утро давно прошло. Хэл помчался к трапу, скатился вниз, ворвался в каюту отца и схватил с подставки тяжелый квадрант. С ним он вернулся на полуют.

– Боже, пусть еще не будет слишком поздно, – шептал себе под нос Хэл, поглядывая на солнце.

Оно стояло примерно на ярд выше правого борта. Хэл повернулся к нему спиной таким образом, чтобы тень грот-паруса его не закрывала, он ведь должен был видеть южную часть горизонта.

Теперь все свое внимание он сосредоточил на делениях квадранта. Нужно было держать инструмент крепко, учитывая движение корабля. Потом Хэл должен был определить угол, под которым лучи солнца из-за его плеча падали на квадрант, и это давало ему знание о положении солнца относительно горизонта. Задачка напоминала жонглирование, она требовала и силы, и ловкости.

Наконец он засек точку полудня – угол, под которым солнце находилось относительно горизонта, и тот самый момент, когда оно добралось до зенита. Хэл опустил квадрант и, чувствуя, как ноют руки и плечи, поспешил занести данные на сланцевую доску траверса.

Потом он снова побежал в каюту на корме, но таблицы астрономических углов на месте не оказалось. В огорчении Хэл обернулся – и увидел, что отец спустился следом и пристально за ним наблюдает. Они не обменялись ни словом, но Хэл понял, что от него требуется показать знание таблиц на память. Хэл сел у матросского сундучка отца, служившего письменным столом, и закрыл глаза, мысленно окидывая взглядом таблицы. Он должен помнить вчерашние цифры и экстраполировать на сегодняшние данные. Хэл потер распухшее ухо, молча шевеля губами.

Вдруг его лицо просветлело, он открыл глаза и нацарапал на сланцевой дощечке другое число. Еще с минуту он работал, переводя угол стояния полуденного солнца в градусы широты. А потом победоносно вскинул голову:

– Тридцать четыре градуса сорок две минуты южной широты!

Сэр Фрэнсис взял из его руки сланцевую дощечку, проверил числа, потом вернул дощечку сыну. И слегка наклонил голову, соглашаясь с ним:

– Вполне приемлемо, если ты верно засек положение солнца. А как насчет долготы?

Точное определение долготы было загадкой, и ее никто не мог решить. Не существовало хронометров или каких-то часов, которые можно было бы принести на борт корабля и которые оставались бы достаточно точными, чтобы с их помощью проследить за величественным вращением Земли. Лишь доска траверса, висевшая рядом с нактоузом, могла помочь вычислениям Хэла. Он внимательно изучил колышки, вставляемые рулевым в отверстия вокруг компаса каждый раз, когда менял курс во время предыдущей вахты. Хэл сложил все данные, вывел среднее число, потом нанес его на карту в каюте отца. Это было лишь весьма приблизительное определение долготы, и, как и следовало ожидать, сэр Фрэнсис усомнился:

– Я бы взял немного к востоку, потому что со всеми этими водорослями на днище и водой в трюме и притом, что мы идем против ветра… но все-таки занеси это в вахтенный журнал.

Хэл изумленно уставился на отца. День воистину удался… Ничья рука, кроме отцовской, никогда ничего не записывала в переплетенный в кожу журнал, лежавший на морском сундуке рядом с Библией.

Под присмотром отца Хэл открыл журнал и с минуту просто смотрел на страницы, заполненные элегантным летящим почерком отца, и на прекрасные зарисовки людей, кораблей и берегов на полях. Его отец был талантливым художником. С внутренней дрожью Хэл окунул перо в золотую чернильницу, когда-то принадлежавшую капитану «Хеерлика Нахта», одного из галеонов Голландской Ост-Индской компании, – этот галеон захватил сэр Фрэнсис. Хэл стряхнул с кончика пера излишки чернил, дабы не осквернить священную страницу. Потом, зажав между зубами кончик языка, написал с бесконечной осторожностью: «Одна склянка дневной вахты, третий день сентября 1667 года после рождения Господа нашего Иисуса Христа. Положение: 34 градуса 42 минуты южной, 20 градусов 5 минут восточной. Африканский материк виден с грот-мачты на севере».

Не осмелившись добавить что-то еще и радуясь тому, что не испачкал страницу помаркой или кляксой, Хэл отложил в сторону перо и с гордостью присыпал песком тщательно выписанные буквы. Он знал, что почерк у него хороший, хотя, возможно, не такой прекрасный, как у отца, если их сравнить.

Сэр Фрэнсис взял отложенное перо и, наклонившись через плечо сына, дописал: «Этим утром лейтенант Генри Кортни серьезно ранен в неподобающей ссоре».

И тут же рядом с записью на полях быстро нарисовал выразительную карикатуру на Хэла с огромным распухшим ухом.

Хэл подавился смехом, пытаясь его сдержать, но когда он посмотрел на отца, то в его зеленых глазах увидел веселый огонек. Сэр Фрэнсис положил руку на плеч

Страница 12

сына, что для него было равноценно объятию, и, сжав его, сказал:

– Нед Тайлер будет ждать тебя, чтобы объяснить кое-что насчет такелажа и распределения парусов. Не заставляй его терять время зря.



Хотя было уже поздно, когда Хэл шел по верхней палубе, света пока вполне хватало, чтобы без труда пробраться между телами спящих матросов, свободных от вахты. Ночное небо усыпали звезды, и их количество и яркость просто ошеломляли любого северянина. Но в эту ночь Хэлу было не до них. Он устал до такой степени, что у него подгибались ноги.

Эболи придержал для него местечко на носу, под защитой носовой пушки, где их не достал бы ветер. Он расстелил на палубе набитый соломой тюфяк, и Хэл благодарно рухнул на него. Никаких кают для команды на каравелле не имелось, люди спали прямо на палубе, там, где могли найти местечко. И в эти жаркие южные ночи они все предпочитали верхнюю палубу нижней. Они лежали рядами, плечом к плечу, но близость такого количества дурно пахнущих тел была для Хэла естественной, и даже их храп и сонное бормотание не могли помешать его сну. Он придвинулся немного ближе к Эболи. Все последние десять лет он спал именно так, ощущая уют и спокойствие рядом с огромным телом чернокожего.

– Твой отец – великий вождь среди младших вождей, – пробормотал Эболи. – Он воин, и он знает тайны моря и небес. Звезды – его дети.

– Знаю, все так и есть, – ответил Хэл на том же языке.

– И это он велел мне напасть на тебя, – признался Эболи.

Хэл приподнялся на локте и уставился на темную фигуру рядом с собой.

– Мой отец хотел, чтобы ты меня ранил? – недоверчиво спросил он.

– Ты не такой, как другие парни. Сейчас твоя жизнь трудна, но она может стать еще труднее. Ты – избранный. И однажды ты получишь великий плащ с красным крестом с его плеч. Ты должен стать достойным этого.

Хэл снова упал на тюфяк и стал смотреть на звезды.

– А что, если я этого не хочу? – спросил он.

– Но это твоя судьба. У тебя нет выбора. Рыцарь-мореход выбирает того, кто последует за ним. Так было уже почти четыре сотни лет. Ты можешь этого избежать, лишь умерев.

Хэл молчал так долго, что Эболи решил, что юношу одолел сон, но потом Хэл прошептал:

– А откуда ты все это знаешь?

– От твоего отца.

– Ты что, тоже рыцарь нашего ордена?

Эболи мягко рассмеялся:

– Моя кожа слишком темна, мои боги слишком другие. Я не могу стать избранным.

– Эболи, мне страшновато.

– Все люди чего-то боятся. Но тем, в ком течет кровь воина, она помогает одолеть страх.

– Эболи, ты ведь никогда меня не бросишь, да?

– Я останусь рядом с тобой до тех пор, пока буду тебе нужен.

– Тогда мне не так страшно.

Несколько часов спустя Эболи разбудил юношу от глубокого сна без сновидений, положив руку ему на плечо:

– Восемь склянок ночной вахты, Гандвана.

Он назвал Хэла его прозвищем; на языке Эболи это слово означало «пустынная крыса». Но ничего бранного тут не было, напротив, так нежно назвал Эболи четырехлетнего мальчика, которого отдали под его попечение больше десяти лет назад.

Четыре часа утра. Через час начнет светать. Хэл поднялся и, потирая глаза, потащился к вонючему ведру на носу, чтобы облегчить организм. Потом, окончательно проснувшись, поспешил по палубе, стараясь не задеть спящих.

Кок в своем камбузе уже развел огонь в обложенной кирпичом печке. Он сразу подал Хэлу оловянную миску с супом и жесткий морской сухарь. Хэл был очень голоден и разом проглотил жидкость, хотя она и обожгла ему язык. Грызя сухарь, он почувствовал, как между его зубами заодно хрустнул долгоносик.

Подходя к основанию грот-мачты, Хэл увидел, как в тени полубака светится огонек трубки его отца, почуял запах табака, неприятный в свежем ночном воздухе. Хэл не остановился, а просто поднялся по вантам, отметив, что ночью, пока он спал, курс каравеллы сменился, подняты другие паруса.

Добравшись до «гнезда» и сменив вахтенного, Хэл устроился поудобнее и осмотрелся. Луны не было, и единственный свет исходил от звезд. Хэл знал название каждой звезды, от огромного Сириуса до крошечной Минтаки в сияющем поясе Ориона. Они являлись особыми знаками для навигаторов, указателями в небе, и Хэл выучил их назубок. Его взгляд сам собой устремился к Регулусу в созвездии Льва. Это не была самая яркая звезда зодиака, но она была его собственная, особенная звезда, и Хэл ощущал тихую радость при мысли, что она светит только для него. Настал самый счастливый час его длинного дня, то единственное время, когда он мог побыть один на переполненном людьми корабле, то время, когда он мог позволить своим мыслям блуждать среди звезд, мог отпустить на волю воображение.

Все чувства Хэла как будто обострились. Даже сквозь гул ветра и потрескивание такелажа он слышал голос отца, и если не по словам, то по тону понял, что тот тихо разговаривает с рулевым на палубе далеко внизу. Хэл словно видел крючковатый нос отца, его сдвинутые брови, освещенные слабым красным огоньком трубки, когда тот затягивался табачным дымом. Юноше казалось, что отец во

Страница 13

бще никогда не спит.

Хэл ощущал йодистый запах моря, свежий дух бурых водорослей и соли. Его обоняние стало очень острым, его так прочистили долгие месяцы пребывания на морском воздухе, что Хэл был теперь способен уловить даже слабый запах суши, теплый, поджаристый аромат Африки, похожий на аромат бисквита, только что вынутого из печи.

Тут он почуял и другой запах, такой слабый, что подумал: нос играет с ним шутку. Но через минуту он снова уловил это – просто некий след, медово-сладкий на ветру. Хэл не понял, что это такое, и стал вертеть головой в разные стороны, внимательно принюхиваясь в поиске новой легкой волны.

И тут это возникло снова, некий аромат столь головокружительный, что Хэл покачнулся, словно пьяница, сунувший нос в ведро с бренди, и ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы не вскрикнуть вслух от волнения. Он с трудом сжал губы, и, переполненный чувствами, вывалился из своей корзины на мачте и стремительно скользнул по канатам вниз, на палубу. Он так тихо ступал по доскам босыми ногами, что его отец вздрогнул, когда Хэл коснулся его руки.

– Почему ты оставил пост?

– Я не мог крикнуть с мачты… они слишком близко. Они тоже могли меня услышать.

– О чем ты бормочешь, парень? – Сэр Фрэнсис гневно посмотрел на сына. – Говори четко.

– Отец, неужели ты не чуешь?

Хэл настойчиво дернул отца за руку.

– Чего не чую? – Сэр Фрэнсис вынул изо рта трубку. – Что ты там унюхал?

– Специи! – ответил Хэл. – Воздух просто насыщен запахом специй!



Они быстро двигались по палубе – Нед Тайлер, Эболи и Хэл, – встряхивали и будили тех, кто еще спал, каждого сразу предостерегая, веля хранить тишину и занимать свои места. Барабан не стал бить сбор. Но волнение оказалось заразительным. Ожидание закончилось. Голландцы были где-то рядом, с наветренной стороны, в темноте. Теперь уже все чуяли запах их баснословного груза.

Сэр Фрэнсис загасил свечу на нактоузе, чтобы свет их не выдал, потом передал ключи от ящиков с оружием старшим по шлюпкам. Оружие держали под замком до того момента, пока добыча не окажется в поле зрения, из страха перед бунтом, который всегда был на уме у каждого капитана. Все остальное время только офицеры носили сабли.

Ящики поспешно открыли, и оружие быстро раздали. Абордажные сабли, выкованные из отличной шеффилдской стали, имели простые деревянные эфесы и выпуклые гарды. Еще имелись шестифутовые пики из английского дуба, с тяжелыми шестиугольными железными наконечниками. Те из команды, кто не обладал искусством сабельного боя, выбирали для себя или эти крепкие копья, или абордажные топоры, способные с одного удара снести человеку голову с плеч.

Мушкеты хранились в пороховом погребе. Их тоже быстро принесли, и Хэл помогал остальным заряжать их горстью свинцовой дроби и горстью пороха. Это было неудобное, неточное оружие, и полезное расстояние выстрела из них не превышало двадцати-тридцати ярдов. После того как спускали курок и горящий фитиль механически опускался к заряду, мушкеты стреляли, выпуская облако дыма, но потом их нужно было перезаряжать. А эта операция требовала двух-трех жизненно важных минут, во время которых стрелок находился во власти врагов.

Хэл предпочитал лук; знаменитый английский длинный лук, истребивший французских рыцарей при Азенкуре. Из него можно было выпустить дюжину стрел за то время, которое требовалось для перезарядки мушкета. Длинный лук позволял с пятидесяти шагов попасть точно в центр груди врага, а сила удара была такова, что стрела пронзала человека насквозь, даже если того защищали нагрудные латы. Хэл держал наготове две связки стрел, прикрепленные по обе стороны его «вороньего гнезда».

Сэр Фрэнсис и несколько младших офицеров надели полулаты, легкие кавалерийские кирасы, добавив к ним стальные шлемы. От морской соли все слегка заржавело, к тому же латы были побиты в прежних схватках.

Очень скоро их корабль был готов к битве. Команда вооружилась и надела доспехи. Однако орудийные бойницы оставались закрытыми, малые пушки еще предстояло подготовить. Часть команды суетилась внизу с Недом и боцманом, а остальным было приказано лечь на палубу, прячась за фальшбортом. Не горел ни один фитиль – свет и дым могли насторожить добычу, предупредить ее об опасности. Однако у основания каждой из мачт тлели угольные жаровни, а из-под пушек уже выбили тормозные клинья, пользуясь обернутыми тканью деревянными молотками, чтобы звук ударов не смог разнестись по воде.

Эболи протолкался сквозь суетящуюся толпу матросов к Хэлу, стоявшему возле мачты. На лысую голову он повязал алый лоскут, длинные концы падали ему на спину, за широкий кушак на талии он засунул абордажную саблю. Под мышкой Эболи держал свернутый в узел яркий шелк.

– Это от твоего отца.

Он сунул узел в руки Хэлу:

– Ты сам знаешь, что с этим делать.

И он дернул Хэла за связанные в хвост волосы:

– Твой отец говорит, что ты должен оставаться на мачте, куда бы ни повернуло сражение. Ты меня понял?

Он поспешил обратно на нос судна. Хэл скорчил ему всл

Страница 14

д недовольную гримасу, но послушно полез вверх по канатам. Добравшись до корзины, он быстро окинул взглядом тьму вокруг, но пока ничего не было видно. Даже запах специй исчез. Хэл ощутил сомнение: что, если ему все это просто почудилось?

«Нет, просто добыча теперь повернула, ветер с другой стороны, – успокоил он себя. – Наверное, они теперь на траверзе от нас».

Он прикрепил принесенный Эболи флаг к сигнальному фалу, готовый поднять его по приказу отца. Потом снял покрывало с фальконета. Проверил, хорошо ли натянута тетива длинного лука, потом укрепил его на подставке рядом со связками стрел длиной в ярд каждая.

Теперь оставалось только ждать. Корабль хранил неестественную тишину, не звучал даже колокол, отмеряющий время, лишь тихое пение парусов и такелажа разносилось в воздухе.

День явился с той внезапностью, которая уже хорошо стала знакома Хэлу в этих африканских водах. И прямо из умирающей ночи вырвалась высокая яркая башня, сияющая и полупрозрачная, как покрытая снегом вершина: огромный корабль под множеством светлых парусов, с мачтами настолько высокими, что они, казалось, доставали до последних бледных звезд, задержавшихся в небе.

– Вижу корабль!

Хэл направил голос так, чтобы тот донесся до палубы внизу, но не до чужого корабля, лежавшего в полной лиге от них на темной воде.

– По левому борту!

Голос отца долетел до него в ответ:

– На мачте! Поднять флаг!

Хэл потянул сигнальный фал, и шелковый сверток взлетел к верхушке мачты. Там он развернулся, и трехцветный голландский флаг заполоскался на ветру: оранжевый, снежно-белый и синий. Через несколько мгновений и другие флаги и длинные вымпелы взвились над бизанью и фок-мачтой, играя буквами «ООИ» – «Объединенная Ост-Индская компания». Флаги и вымпелы были настоящими, захваченными всего четыре месяца назад с корабля «Хеерлик Нахт». Даже флаг Совета Семнадцати был настоящим. Так что у капитана галеона едва ли хватило бы времени понять, что происходит, или задаться вопросом, стоит ли доверия странная каравелла.

Оба судна шли сходящимся курсом, и даже в темноте сэр Фрэнсис мог рассчитать точку столкновения. У него, конечно, не было причин менять курс и пугать голландского капитана. Через несколько минут стало ясно, что «Леди Эдвина», несмотря на проеденный червями корпус, идет быстрее галеона. И скоро она должна была обогнать второй корабль, что было совершенно ни к чему.

Сэр Фрэнсис изучал противника в подзорную трубу и сразу же понял, почему галеон идет так медленно и неровно: грот-мачта несла следы кое-какой починки, виднелись и другие свидетельства сильных повреждений. Сэр Фрэнсис понял, что голландец, судя по всему, угодил в сильный шторм в восточной части океана и, наверное, именно поэтому так долго добирался до Игольного мыса. Сэр Фрэнсис понимал, что не может изменить курс, не встревожив голландского капитана, но ему необходимо было подойти ближе. Однако он приготовился и к этому и теперь подал знак плотнику, стоявшему у поручней вместе с помощником. Те тут же подняли огромный холщовый плавучий якорь и сбросили его за корму. И тот, как мундштук на уздечке упрямого жеребца, сразу резко потянул «Леди Эдвину» назад. И снова сэр Фрэнсис оценил скорость двух кораблей и удовлетворенно кивнул.

Потом он окинул взглядом свою палубу. Большинство людей прятались на нижней палубе или лежали под прикрытием фальшборта, оставаясь невидимыми для вахтенных на мачте галеона. Никакого оружия также не осталось на виду. Когда сэр Фрэнсис захватил эту каравеллу, она являлась торговым голландским судном, ходившим вдоль африканского побережья. Но, превращая ее в пирата, он постарался сохранить ее невинный вид и прозаические очертания. На палубах и у такелажа виднелись всего человек десять, что нормально для медлительного торговца.

Когда сэр Фрэнсис снова посмотрел на голландца, на его мачтах уже развевались флаги Республики[2 - Имеется в виду Республика Соединенных Провинций Нидерландов (1581–1795).] и Ост-Индской компании. На приветствие каравеллы ответили лишь с малым запозданием.

– Они нас признали, – проворчал Нед, флегматично держа «Леди Эдвину» прежним курсом. – Им нравится наша овечья шкурка.

– Возможно, – кивнул сэр Фрэнсис. – Однако они подняли дополнительные паруса.

Пока они наблюдали, над галеоном взвились на фоне утреннего неба бом-брамсель и брамсель.

– Ну вот! – через мгновение воскликнул сэр Фрэнсис. – Они меняют курс, уходят от нас! Этот голландец осторожен!

– Ну, зубы сатаны! Вы только принюхайтесь к нему! – прошептал Нед, словно обращаясь к самому себе, когда ветер донес волну аромата специй. – Сладкий, как девственница, и в два раза прекраснее!

– Это самый дорогой запах, какой только ты чуял в своей жизни. – Сэр Фрэнсис говорил достаточно громко, чтобы его услышали матросы на палубе. – Там спрятано по пятьдесят фунтов на голову призовых денег, если вам охота побиться за них.

Пятьдесят фунтов представляли собой десятилетнее жалованье английского рабочего, и матросы зашевелились и заворчали, как

Страница 15

охотничьи псы на поводке.

Сэр Фрэнсис прошел вперед, к поручням полубака, и вскинул голову, чтобы обратиться к людям у такелажа:

– Пусть эти сырные головы поверят, что вы их братья. Поприветствуйте их, веселее!

Мужчины, остававшиеся на виду, бодро заорали, замахали шапками в сторону высокого корабля, а «Леди Эдвина» подбиралась к нему со стороны кормы.



Катинка ван де Вельде села и нахмурилась на Зельду, свою старую няню.

– Зачем ты меня так рано разбудила? – раздраженно спросила она, отбрасывая за спину путаницу золотистых локонов.

Даже едва проснувшись, она выглядела цветущим ангелом. Глаза у Катинки были ошеломительного фиолетового цвета, как роскошные крылья какой-нибудь тропической бабочки.

– Рядом с нами другой корабль. Другой корабль компании. Первый, который мы увидели после всех тех ужасных недель штормов. А я уж начала думать, что во всем мире не осталось ни единой христианской души, – пожаловалась Зельда. – Ты постоянно жалуешься на скуку. Может, это тебя немного развлечет.

Зельда выглядела бледной и изнуренной. Ее щеки, прежде пухлые и гладкие от хорошей жизни, стали впалыми. Толстенький животик исчез, кожа повисла складками чуть ли не до коленей. Катинка прекрасно видела это сквозь тонкую ткань ночной сорочки.

«Она потеряла весь жир и половину плоти», – с мгновенной вспышкой отвращения подумала Катинка. Зельда лежмя пролежала все время штормов, преследовавших «Стандвастигхейд» и безжалостно трепавших его с тех самых пор, как они покинули главный порт Шри-Ланки, Тринкомали.

Катинка отбросила шелковую простыню и спустила длинные ноги через край позолоченной койки. Эту каюту специально обставили и украсили для нее, дочери одного из всемогущих Zeventien[3 - Семнадцать (голл.).] – семнадцати директоров компании. Декор каюты состоял из позолоты и бархата, шелковых подушек и серебряной посуды. Портрет Катинки кисти модного амстердамского художника Питера де Хуга висел на переборке напротив ее постели – это был свадебный подарок любящего отца. Художник уловил соблазнительный наклон головы Катинки. И наверное, перерыл все свои запасы красок, подыскивая подходящую, чтобы передать цвет ее глаз, а заодно сумел и поймать их выражение, одновременно невинное и развратное.

– Только не буди моего мужа, – предостерегла Катинка старую няню, накидывая на плечи пеньюар из золотой парчи и повязывая драгоценный пояс на тончайшей талии.

Веки Зельды слегка опустились – старуха чуть кивнула с видом заговорщицы. По настоянию Катинки губернатор спал в другой каюте, поменьше и не такой роскошной, за дверью, запертой со стороны жены. Катинка объясняла это тем, что муж невыносимо храпит.

Но на самом деле Катинка, запертая в четырех стенах все эти недели, тревожилась и скучала, кипела молодой энергией и горела огнем желаний, который ее толстый старый муж не мог погасить.

Взяв Зельду за руку, Катинка вышла в узкий коридор на корме. Из коридора дверь вела на небольшой балкон, украшенный резьбой: херувимы, смотревшие на пенный след корабля. Здесь Катинка была скрыта от вульгарных глаз команды.

Утро ослепляло магией солнечного света, и, когда Катинка глубоко вдохнула соленый морской воздух, она почувствовала, как каждый нерв и каждая мышца ее тела трепещут от биения жизни. Ветер сбивал белые шапки пены с длинных синих волн, играл золотистыми локонами Катинки. Он гладил шелк на ее груди и животе с нежностью опытного любовника. Катинка потянулась и чувственно выгнула спину, как гладкая золотистая кошка.

А потом она увидела другой корабль. Он был намного меньше их галеона, но выглядел приятно. Яркие флажки и вымпелы развевались на его мачтах, контрастируя с белыми парусами. Корабль находился достаточно близко для того, чтобы Катинка могла рассмотреть фигуры нескольких человек, занимавшихся снастями. Они приветственно помахали руками, и Катинка отметила, что среди них есть молодой, одетый лишь в короткие штаны.

Она наклонилась через перила балкона и всмотрелась в незнакомый корабль. Ее муж требовал, чтобы команда галеона одевалась строго по форме, пока они находились за границей, так что фигуры на незнакомом корабле зачаровали молодую женщину. Она скрестила руки на груди и сжала ее, чувствуя, как твердеют и набухают соски. Ей нужен был мужчина. Она страстно желала мужчину, любого мужчину, лишь бы он был молод, неистов и полон сил. Мужчину вроде тех, кого она знала в Амстердаме, до того как отец обнаружил ее любовь к запретным играм и отправил ее в Индию, к надежному старому мужу, занимавшему высокое положение в компании и имевшему еще более серьезные перспективы. Его выбор пал на Петруса Якоба ван де Вельде, который, женившись на Катинке, ожидал вакансии в совете директоров компании, где присоединился бы к пантеону Zeventien.

– Вернись внутрь, lieveling![4 - Милочка! (голл.)] – Зельда потянула Катинку за рукав. – Эти грубияны таращатся на тебя!

Катинка стряхнула руку Зельды, но няня была права. Матросы увидели женщину. Даже с такого расстояния их возбуждение казалось почти о

Страница 16

утимым. Их гримасы стали просто бешеными, а одна здоровенная фигура на носу сжала обеими руками свою промежность и стала непристойным образом ритмично двигать бедрами в сторону Катинки.

– Омерзительно! Вернись в каюту! – потребовала Зельда. – Губернатор придет в ярость, если увидит, что вытворяет это животное!

– Ему следует беситься из-за того, что он сам не способен так проворно двигаться, – нежным тоном откликнулась Катинка.

Она крепче сжала ноги, чтобы лучше ощутить внезапно возникшее влажное тепло между ними. Каравелла уже подошла намного ближе, и она видела: то, что предлагает ей матрос, достаточно велико, чтобы заполнить его ладони. Она облизнула кончиком языка пухлые губки.

– Пожалуйста, мистрис!

– Сейчас, сейчас, – серьезно отозвалась Катинка. – Ты была права, Зельда. Меня это развлекло.

Она подняла белую ручку и помахала другому кораблю. И в то же мгновение мужчины удвоили усилия, чтобы удержать ее внимание.

– Это уже слишком недостойно, – простонала Зельда.

– Но забавно. Мы ведь никогда больше не увидим этих существ, а вести себя достойно – так скучно!

Катинка сильнее наклонилась над поручнями и позволила пеньюару распахнуться на груди.

В это самое мгновение в дверь из каюты ее мужа кто-то громко заколотил. Катинка, не дожидаясь новых просьб, скользнула через коридор в свою каюту и рухнула в постель. Она натянула до подбородка шелковую простыню и только тогда кивнула Зельде, чтобы та подняла защелку и присела в неуклюжем реверансе, когда внутрь ворвался губернатор. Он не обратил внимания на няню и, на ходу подвязывая пояс халата вокруг немалого живота, быстро подошел к койке жены. Без парика его голова выглядела почти лысой, на ней торчали редкие серебряные волоски.

– Дорогая, ты достаточно хорошо себя чувствуешь, чтобы встать? Капитан прислал записку. Он хочет, чтобы мы встали и оделись. Рядом появился странный корабль, и он ведет себя подозрительно.

Катинка сдержала улыбку при мысли о подозрительном поведении незнакомых матросов. И сделала храброе и жалобное лицо.

– У меня в голове гудит, а в желудке…

– Бедная моя малышка…

Петрус Якоб ван де Вельде, губернатор мыса Доброй Надежды, наклонился над ней. Даже в такое прохладное утро его щеки блестели от пота, и от него разило вчерашним ужином: яванской рыбой под соусом карри, чесноком и кислым ромом.

На этот раз у Катинки и в самом деле скрутило желудок, но она послушно подставила мужу щеку.

– Наверное, я наберусь сил и встану, – прошептала она, – раз уж капитан приказывает…

Зельда поспешила подойти к койке и помогла ей сесть, а потом поставила на ноги и, поддерживая рукой за талию, повела за маленькую китайскую ширму в углу каюты. Сидя на скамье напротив, ее муж мог лишь смутно видеть сияющую белую кожу за расписными шелковыми створками ширмы, хотя он вытянул шею, чтобы увидеть больше.

– Как долго еще должно тянуться это ужасное путешествие? – жалобно спросила Катинка.

– Капитан заверил меня, что при благоприятном ветре мы через десять дней уже бросим якорь в Столовой бухте.

– Надеюсь, Господь даст мне сил, чтобы прожить так долго.

– Капитан приглашает нас сегодня поужинать с ним и его офицерами, – заметил губернатор. – Жаль, конечно, но я сообщу ему, что ты нездорова.

Голова и плечи Катинки возникли над ширмой.

– Ты ничего подобного не сделаешь! – рявкнула она.

Ее грудь, круглая, белая и гладкая, дрожала от возбуждения.

Один из офицеров весьма ее интересовал. Это был полковник Корнелиус Шредер, который, как и ее муж, ехал на мыс Доброй Надежды, чтобы принять новое назначение. Он получил должность военного командующего в поселении, где Петрус ван де Вельде должен был стать губернатором. Полковник обладал остроконечными усами и модной бородкой в стиле ван Дейка, и он весьма грациозно кланялся Катинке каждый раз, когда она выходила на палубу. У него имелись стройные ноги, а темные глаза сверкали орлиным блеском, отчего у Катинки под его взглядом по коже бежали мурашки. Она читала в этом взгляде нечто большее, чем просто уважение, и он весьма благодарно откликался на скромные одобрительные взгляды из-под длинных ресниц Катинки.

Когда они доберутся до Кейптауна, он станет подчиненным ее мужа. И ее подчиненным. А Катинка не сомневалась, что этот полковник сумеет скрасить ее монотонность изгнания в заброшенное поселение на краю света, где ей предстояло прожить три ближайших года.

– Я хочу сказать, – она быстро сменила тон, – что слишком невежливо отклонять гостеприимство капитана, разве не так?

– Но твое здоровье куда важнее! – возразил губернатор.

– Ничего, я найду силы.

Зельда одну за другой надела на нее через голову нижние юбки, пять подряд, и каждая из них была изукрашена лентами.

Катинка вышла из-за ширмы и подняла руки. Зельда надела на нее синее шелковое платье и натянула его на нижние юбки. Потом она опустилась на колени и тщательно подколола юбку платья с одной стороны, чтобы видны были нижние юбки, а заодно и стройные лодыжки в белых шелковых чулочк

Страница 17

х. Именно такой облик диктовала самая последняя мода.

Губернатор зачарованно наблюдал за процессом. Если бы только и другие части его тела были такими же большими и хлопотливыми, как его глаза, насмешливо думала Катинка, поворачиваясь к высокому зеркалу и вертясь перед ним.

И тут же она истерически вскрикнула, от испуга схватившись за грудь: на палубе прямо над ними внезапно раздался оглушительный грохот пушечного выстрела.

Губернатор заорал так же пронзительно и бросился со скамейки на восточные ковры, покрывающие пол.



– «Стандвастигхейд»!

В подзорную трубу сэр Фрэнсис Кортни прочитал золотые буквы названия галеона.

– Надо же! «Решительный»! – Он опустил трубу и хмыкнул. – Что ж, скоро мы испытаем, верно ли это имя.

Пока он это говорил, длинный яркий фонтан дыма взвился с верхней палубы корабля, и через несколько секунд грохот пушки донесся до них по ветру. В половине кабельтова за их кормой в море упал тяжелый шар, подняв фонтан белой пены. Послышался настойчивый бой барабанов на другом корабле, бойницы его нижней палубы разом открылись. Из них показались длинные пушечные стволы.

– Изумлен тем, что они так долго ждали, пока не дали предупредительный выстрел, – лениво протянул сэр Фрэнсис.

Он сложил подзорную трубу и посмотрел на паруса.

– Берись за штурвал, мастер Нед, и подведи нас под его корму.

Фальшивые флаги дали им достаточно времени, чтобы уйти из-под удара грозных орудий галеона.

Сэр Фрэнсис повернулся к плотнику, стоявшему наготове у кормовых поручней с абордажным топором в руках.

– Все, освобождай его! – приказал он.

Мужчина поднял топор над головой и стремительно опустил. Лезвие топора с хрустом рассекло канат плавучего якоря. «Леди Эдвина», избавившись от тормоза, рванулась вперед. И тут же накренилась, когда Нед повернул штурвал.

Слуга сэра Фрэнсиса Оливер примчался бегом, неся красный плащ с крестом и рыцарскую шляпу с плюмажем. Сэр Фрэнсис быстро надел их и проревел, подняв голову к верхушке мачты:

– Спустить цвета голландцев, пусть увидят английские!

Команда радостно взвыла, когда флаг Соединенного Королевства затрепетал на ветру.

Матросы высыпали с нижней палубы, как муравьи из порушенного муравейника, и выстроились вдоль фальшборта, осыпая оскорблениями огромный корабль, возвышавшийся над ними.

Голландцы тоже развили бешеную активность на палубе.

Из бойниц галеона показались пушки, но они не могли достать ядрами каравеллу, которая неслась по ветру, прячась за собственным огромным корпусом корабля голландцев.

Выстрелы то и дело звучали с одного из бортов галеона, но ядра либо падали в сотнях ярдов от каравеллы, либо без особого вреда для нее пролетали слишком высоко.

Хэл пригнул голову, когда порыв ветра от одного такого ядра сорвал шляпу с его головы и унес ее. А в парусе в шести футах над ним таинственным образом возникла круглая дыра. Хэл смахнул с лица длинные волосы и уставился на галеон.

Небольшая группа голландских офицеров на шканцах выглядела неважно. Некоторые были без кителей, а один и вовсе поспешно заправлял в бриджи подол ночной сорочки, подбегая к товарищам.

Один из офицеров привлек внимание Хэла: высокий мужчина в стальном шлеме, с вандейковской бородкой; он уже собрал на баке людей с мушкетами. На нем была шитая золотом полковничья перевязь через плечо, а по тому, как он отдавал приказы, и по той живости, с которой люди их исполняли, этот мужчина, похоже, мог быть опасным врагом.

Сейчас по взмаху его руки люди побежали к корме, и каждый из них нес особый короткий мушкет – небольшое ружье из тех, что использовались для отражения идущих на абордаж. В ограждении на корме галеона имелись специальные прорези, куда ложились стволы таких ружей, позволяя точно нацеливать маленькое смертельное оружие на палубу вражеского корабля, если тот оказывался рядом.

Когда команда сэра Фрэнсиса брала на абордаж «Хеерлик Нахт», Хэл видел, на что способны короткие мушкеты в ближнем бою. Они представляли бо?льшую опасность, чем вся батарея галеона.

Хэл повернул фальконет и подул на фитиль в своей руке. Чтобы попасть на корму, вооруженным мушкетами голландцам следовало подняться по трапу со шканцев. Он нацелился на верхнюю часть этого трапа, в то время как расстояние между кораблями быстро сокращалось.

Голландский полковник оказался на трапе первым; он держал в руке саблю, его позолоченный шлем храбро блестел на солнце. Хэл позволил полковнику выбежать на палубу, ожидая, когда за ним последуют матросы. Первый матрос, появившийся на трапе, умудрился споткнуться и растянулся на палубе, уронив мушкет. Те, что бежали за ним, не смогли его обойти, пока он не опомнился и не поднялся на ноги. Хэл всмотрелся в эту маленькую толпу через прицел фальконета. Прижал конец фитиля к запальной полке и решительно выбрал цель, пока горел порох.

Фальконет подпрыгнул и рявкнул, а когда дым развеялся, Хэл увидел, что пятеро матросов повержены, разорваны взрывом, а остальные кричат, оставляя на белой палубе кровавые брызги.

Страница 18

эл задохнулся от потрясения, глядя на эту бойню. До сих пор он ни разу не убивал человека, и его желудок внезапно дернулся от сильной тошноты. Это было совсем не то, что стрелять по плавающим бочкам. На мгновение Хэлу показалось, что его непременно вырвет.

Голландский полковник, стоявший у поручней на корме, посмотрел вверх, на Хэла. И, подняв саблю, ткнул ею в сторону юноши. При этом он что-то закричал, однако ветер и продолжавшийся пушечный огонь заглушили его слова. Но Хэл понимал, что нажил смертельного врага.

Это понимание придало ему сил. Времени перезаряжать фальконет не было, он уже сделал свое дело. Хэл знал, что этот единственный выстрел спас жизни многим из его собственной команды. Он остановил голландских стрелков, прежде чем они смогли скосить тех, кто ринется на абордаж. И понимал, что ему следует гордиться этим, но не мог. Он боялся голландского полковника.

Хэл потянулся к длинному луку. Ему пришлось встать во весь рост, чтобы натянуть его. Первую стрелу он пустил в полковника. Полковник находился на границе полета стрелы. Но голландец уже не смотрел на Хэла; он командовал оставшимися в живых, распределяя их по позициям на корме галеона. К Хэлу он повернулся спиной.

Хэл выждал чуть-чуть, оценивая ветер и движение кораблей. А потом пустил стрелу и увидел, как та умчалась прочь, вращаясь, подхваченная потоком воздуха. На мгновение Хэлу показалось, что она попадет в цель, в широкую спину полковника, но ветер помешал ей. Она пролетела совсем рядом, на расстоянии ширины ладони, и вонзилась в доску палубы, где и замерла, дрожа.

Голландец снова посмотрел вверх, на Хэла, и его длинные заостренные усы презрительно дрогнули. Он и не подумал искать укрытие и снова повернулся к своим людям.

Хэл бешено схватился за другую стрелу, но в это мгновение корабли столкнулись, и его чуть не выбросило через край его «вороньего гнезда».

Раздался скрежет, треск дерева, иллюминаторы на корме галеона разбились при столкновении. Хэл посмотрел вниз и увидел Эболи, черного колосса: тот раскручивал над головой абордажный крюк, а потом швырнул его вверх.

Крюк ударился о палубу, но когда Эболи дернул канат, тот надежно зацепился за поручни на корме галеона. Один из голландской команды подбежал к нему и замахнулся топором, чтобы перерубить канат. Хэл коснулся губами оперения второй стрелы и выпустил ее. На этот раз он правильно учел сопротивление воздуха, и стрела воткнулась в горло голландца. Тот уронил топор и схватился за древко стрелы, потом попятился назад и упал.

А Эболи схватил второй крюк и швырнул его на корму галеона. За этим крюком полетел с десяток таких же, брошенных другими матросами. И через несколько мгновений оба корабля были связаны между собой целой паутиной манильских канатов, слишком многочисленных, чтобы защитники галеона смогли их перерубить, хотя они и рассыпались вдоль фальшборта с топорами и саблями.

«Леди Эдвина» пока что не палила из пушек. Сэр Фрэнсис придерживал орудия до того момента, когда они понадобятся больше всего. Ядра могли повредить мощную обшивку галеона, а в планы сэра Фрэнсиса вовсе не входило губить свою добычу.

Но теперь, когда корабли оказались связаны друг с другом, момент настал.

– Канониры!

Сэр Фрэнсис взмахнул саблей над головой, привлекая их внимание. Канониры стояли на своих местах, держа в руках тлеющие фитили, и не сводили с него глаз.

– Огонь! – рявкнул сэр Фрэнсис и резко опустил саблю.

Ряд кулеврин грохнул разом, как некий дьявольский хор. Их мушки почти прижимались к корме галеона, и ее затейливая золоченая резьба вмиг превратилась в облако дыма, разбрасывая белые щепки и осколки стекол из иллюминаторов.

Это и стало сигналом. Раздавшийся грохот заглушал приказы, а густое марево, затянувшее воздух, скрывало жесты. Но яростный вой воинственных голосов раздался в дыму, и команда «Леди Эдвины» хлынула на галеон.

Матросы всей толпой помчались по корме, как хорьки, добравшиеся до кроличьего садка, с ловкостью обезьян карабкаясь вверх, скрытые от голландских стрелков густыми клубами смога.

– Фрэнки и святой Георг!

Этот боевой клич долетел до сидевшего на мачте Хэла. Он заметил всего три или четыре выстрела внизу, на корме, попавших в цель, а потом голландцев оттеснили и задавили. Те, кто поднимался на галеон следом, уже не встречали сопротивления. Хэл увидел и своего отца, двигавшегося со скоростью и живостью молодого человека.

Эболи наклонился, чтобы помочь сэру Фрэнсису перебраться через поручни на галеон, и они встали рядом: высокий негр в красном тюрбане и рыцарь в шляпе с плюмажем, в плаще, развевавшемся над побитой сталью его кирасы.

– Фрэнки и святой Георг! – заорали матросы, увидев своего капитана в гуще схватки, и помчались за ним, сметая противника с палубы звенящей острой сталью.

Голландский полковник пытался организовать оставшихся людей, но тех неустанно оттесняли к трапам на ют. Эболи и сэр Фрэнсис гнались за ними, матросы «Леди Эдвины» мчались, как стая гончих псов, почуявших лисицу.

Но тут он

Страница 19

столкнулись с более серьезным сопротивлением. Капитан галеона все же собрал людей на палубе под грот-мачтой, и теперь их короткие мушкеты палили с близкого расстояния, разя матросов каравеллы. Затем в ход пошли клинки. Палубу галеона заполонило множество сражающихся людей.

Хотя Хэл уже перезарядил фальконет, он не мог найти цель. Свои и чужие так перемешались, что юноша мог лишь беспомощно наблюдать, как они топчутся взад-вперед на открытой палубе под ним.

Через несколько минут стало ясно, что защитники галеона намного превосходят числом команду «Леди Эдвины». А резерва у англичан не было – сэр Фрэнсис не оставил на борту каравеллы никого, кроме Хэла. Он взял с собой всех до последнего, рассчитывая на внезапность и ярость первой атаки. Еще двадцать четыре верных ему человека находились вдали, за много лиг, на двух полубаркасах, и не могли принять участия в схватке. А они теперь очень пригодились бы!

Когда Хэл посмотрел вдаль, ища небольшие суденышки, он увидел, что они все еще за много миль от него. Оба подняли все паруса, но все равно ползли как улитки против юго-восточного ветра и больших пенистых волн. Исход сражения наверняка определится до того, как они сумеют достичь двух кораблей и вмешаться.

Хэл снова перевел взгляд на палубу галеона и, к своему ужасу, понял, что схватка повернула не в их пользу. Его отца и Эболи оттесняли к корме. Голландский полковник возглавлял контратаку, ревя, как раненый бык, и собственным примером воодушевляя свою команду.

От абордажной команды откололась небольшая группа матросов «Леди Эдвины», ушедшая назад от схватки. Этих матросов возглавлял некий проныра Сэм Боуэлс, настоящий зануда, главным талантом которого было умение болтать без конца, спорить и сеять раздоры между товарищами.

Сэм Боуэлс промчался на корму галеона и через поручни спрыгнул на палубу «Леди Эдвины», а за ним еще четверо.

Связанные между собой корабли отчаянно кружили на ветру, и «Леди Эдвина» натягивала тросы абордажных крюков. Пятеро дезертиров в панике принялись топорами и саблями рубить эти тросы. Каждый канат лопался с громким треском, доносившимся до сидевшего на мачте Хэла.

– Прекратите! – закричал он вниз, но ни один из пятерых даже не поднял головы, продолжая свою опасную работу.

– Отец! – пронзительно крикнул Хэл в сторону палубы другого корабля. – Тебя бросают! Вернись! Вернись!

Но его голос не мог пробиться сквозь ветер и шум сражения. Его отец бился с тремя голландскими моряками, сосредоточив на них все свое внимание. Хэл видел, как отец парировал удар, как сверкнула сталь… Один из его противников отшатнулся, хватаясь за руку, и его рукав мгновенно промок от крови.

В это мгновение с треском лопнул последний канат, и «Леди Эдвина» вырвалась на свободу. Ее нос сразу повернулся, ветер надул паруса, и она поползла прочь, неуклюже удаляясь от галеона кормой вперед.

Хэл мгновенно скользнул вниз, его ладони обожгло от стремительного спуска по вантам. Он с такой силой ударился ногами о палубу, что у него щелкнули зубы и он покатился по доскам. Но в следующее мгновение он уже вскочил, в отчаянии оглядываясь по сторонам. Галеон уже находился в кабельтове от каравеллы, шум схватки становился тише, заглушаемый ветром. На корме собственного корабля юноша увидел Сэма Боуэлса, бежавшего к штурвалу.

У руля лежал матрос, убитый выстрелом голландца. Мушкет валялся рядом с ним, матрос не успел выстрелить; фитиль продолжал тлеть, дымя и разбрасывая искры. Хэл схватил мушкет и помчался через палубу, чтобы помешать Сэму Боуэлсу.

Он обогнал мерзавца всего на несколько шагов, но успел развернуться и ткнуть мушкой в его живот.

– Назад, трусливая свинья! Или я выпущу на палубу твои предательские кишки!

Сэм попятился, и другие четверо спрятались за его спиной, таращась на Хэла, бледные и перепуганные.

– Ты не можешь бросить своих товарищей! Мы возвращаемся! – закричал Хэл.

Его глаза пылали зеленым огнем от ярости и страха за отца и Эболи.

Он махнул мушкетом на дезертиров, и дым от фитиля заклубился вокруг его головы. Указательный палец Хэла лежал на спусковом крючке. Глядя в эти глаза, дезертиры ничуть не усомнились в его решимости и отступили подальше.

Хэл схватился за рулевой рычаг и повернул его. Корабль задрожал под его ногами, подчиняясь команде. Хэл оглянулся на галеон и испугался. Он сообразил, что не сможет подвести «Леди Эдвину» против ветра с таким набором парусов; они продолжали уходить прочь от его отца и Эболи, сражавшихся за свои жизни.

В то же самое мгновение Боуэлс и остальная банда поняли затруднительность его положения.

– Никто не сможет вернуться при таких условиях, и тебе тут ничего не сделать, молодой Генри! – победоносно хихикнул Сэм. – Тебе придется класть корабль на другой курс, чтобы подобрать своего папочку, вот только никто из нас не станет стелить для тебя простынки! Понял, парень? Ты попался!

Хэл безнадежно огляделся вокруг. А потом его зубы внезапно решительно сжались. Сэм заметил эту перемену и повернулся, чтобы просле

Страница 20

ить за взглядом юноши. И его собственное лицо вытянулось, когда он увидел полубаркас всего в полулиге впереди и толпу вооруженных матросов на его борту.

– Эй, хватайте его, ребята! – закричал он дружкам. – У него всего один выстрел, а потом он наш!

– Один выстрел и моя сабля! – проревел в ответ Хэл и похлопал рукой по эфесу шпаги на бедре. – Божьи зубы, да я половину из вас уничтожу за минуту!

– Все вместе! – визжал Сэм. – Он свою саблю и достать не успеет!

– Да-да! – крикнул Хэл. – Подходите! Прошу, просто умоляю, дайте мне взглянуть на ваши трусливые кишки!

Все матросы видели, как тренируется этот молодой дикий кот, видели, как он сражался с Эболи, и никому не хотелось очутиться рядом с ним. Матросы ворчали и топтались на месте, вертя в руках эфесы сабель и отводя взгляды.

– Ну же, Сэм Боуэлс! – подстрекал дезертира Хэл. – Ты ведь так быстро шевелил ляжками, когда удирал с палубы голландца! Давай проверим, будешь ли ты таким же шустрым теперь!

Сэм собрался с духом и мрачно, решительно двинулся вперед. Но едва Хэл направил ему в живот дуло мушкета – поспешно отскочил назад и попытался вытолкнуть перед собой одного из своей банды.

– Эй, возьми его! – прохрипел Сэм.

Хэл нацелил мушку в лицо второго матроса, но тот уже вырвался из рук Сэма и спрятался за соседей.

Полубаркас подошел уже совсем близко, и до них доносились громкие крики матросов на его палубе. Отчаяние отразилось на лице Сэма. Внезапно он бросился бежать. Как перепуганный кролик, он метнулся к трапу на нижнюю палубу, и через мгновение остальные, охваченные паникой, помчались за ним.

Хэл опустил мушкет на палубу и обеими руками схватился за руль. Он смотрел вперед через прыгавший нос корабля, тщательно выбирая момент, а потом всем весом налег на рычаг и повернул корабль к ветру.

Полубаркас был рядом, и на носу Хэл уже видел Большого Дэниела Фишера, одного из лучших боцманов «Леди Эдвины». Большой Дэниел не упустил возможности и подвел свое суденышко вплотную к каравелле. Его матросы подхватили канаты, обрезанные Сэмом и его бандой, и посыпались на палубу каравеллы.

– Дэниел! – закричал Хэл. – Нужно развернуться! Идем к галеону!

Большой Дэниел широко усмехнулся, показав зубы, неровные и поломанные, как у акулы, и повел своих людей к такелажу. «Двенадцать человек, полных сил и энергии!» – ликовал Хэл, готовясь к опасному маневру: он собирался подойти к голландцу кормой, а не носом. Если не получится, он лишится мачт, но, если удастся развернуться кормой к ветру, он сэкономит несколько критически важных минут и вернется на галеон.

Хэл резко налег на рычаг, стараясь повернуть каравеллу, но та отчаянно желала двигаться по-своему, грозя перевернуться. Дэниел тоже изо всех сил старался добиться того, чтобы судно увалилось под ветер.

Паруса вдруг с громовым хлопком надулись, и каравелла разом сменила курс и помчалась назад, чтобы присоединиться к схватке.

Дэниел громко ухнул и сорвал с головы шапку, и все приветствовали его, потому что дело было сделано искусно и отважно. Хэл почти не смотрел на остальных – он сосредоточился на том, чтобы удерживать «Леди Эдвину», подводя ее к дрейфующему голландцу. Битва на его палубе, должно быть, продолжалась, потому что до Хэла уже доносились крики и время от времени выстрелы из мушкетов.

Потом с подветренной стороны мелькнуло что-то белое, и Хэл увидел впереди косой парус второго полубаркаса, команда которого отчаянно махала руками, привлекая его внимание. Еще дюжина готовых сражаться мужчин, подумал Хэл. Стоит ли тратить драгоценное время, подбирая их? Еще двенадцать острых сабель…

Он позволил «Леди Эдвине» сойти с курса, направившись прямиком к маленькому судну.

Дэниел уже приготовил линь, и через несколько секунд второй полубаркас высадил команду, а сам пошел следом за «Леди Эдвиной» на привязи.

– Дэниел! – окликнул боцмана Хэл. – Вели людям быть потише! Незачем предупреждать эти сырные головы, что мы подходим.

– Верно, мастер Хэл. Мы им устроим маленький сюрприз.

– И задрай люки на нижнюю палубу. У нас там груз трусов и предателей, прячутся в трюме. Надо их запереть, пока сэр Фрэнсис сам с ними не разберется.

«Леди Эдвина» тихо проскользнула вдоль борта галеона. Наверное, голландцы были слишком заняты, чтобы заметить, как она идет, убавив паруса, – потому что ни одна голова не появилась над поручнями наверху, когда два корпуса со скрежетом столкнулись. Дэниел и его команда мгновенно забросили за поручни галеона абордажные крюки и тут же полезли вверх, рука об руку.

Хэл задержался лишь на минуту, чтобы покрепче привязать рулевой рычаг, а потом промчался через палубу и схватил один из туго натянутых канатов. Почти хватаясь за пятки Большого Дэниела, он стремительно вскарабкался наверх и лишь у поручней галеона чуть помедлил. Держась одной рукой за канат, крепко упираясь ногами в обшивку борта, он достал из ножен свою саблю и зажал лезвие между зубами. А потом перевалился через поручень и через секунду после Дэниела очутился на палубе.

Хэ

Страница 21

обнаружил, что стоит прямо перед только что высадившейся командой. Держа в руке саблю и ощущая рядом Дэниела, Хэл быстро осмотрелся. Битва почти закончилась. Они успели, оставалось всего несколько секунд, для того чтобы спасти людей его отца, рассыпавшихся по палубе галеона маленькими группами, – их окружали противники, они отчаянно бились за свои жизни. Половина команды уже лежала на досках, некоторые явно были мертвы. Чья-то голова, отсеченная от тела, злобно косилась на Хэла из желоба для стока воды, где она каталась туда-сюда в собственной крови. Содрогнувшись от ужаса, Хэл узнал кока «Леди Эдвины».

Раненые корчились на палубе, издавая громкие стоны. Доски были скользкими от крови. Некоторые сидели в изнеможении, обезоруженные и удрученные, обхватив головы руками.

И лишь несколько человек продолжали сражаться. Сэр Фрэнсис и Эболи стояли у грот-мачты, и положение их выглядело безвыходным: их окружали ревущие голландцы, размахивая саблями. Но отец Хэла, казалось, не пострадал, если не считать пореза на левой руке, – возможно, от более серьезных ран его спасла кираса, – и он дрался с обычным своим жаром. Рядом с ним Эболи казался огромным и неуязвимым. Чернокожий издал оглушительный боевой клич на родном языке, увидев голову Хэла над поручнями.

Думая лишь о том, чтобы поскорее им помочь, Хэл бросился вперед.

– За Фрэнки и святого Георга! – заорал он во всю силу своих легких.

Большой Дэниел побежал слева от него, подхватив крик.

Люди с полубаркасов тоже рванулись вперед, вопя, как толпа безумцев, вырвавшихся из Бедлама.

Голландская команда тоже почти растеряла силы, пара десятков матросов были повержены, а из тех, кто продолжал драться, многие были ранены. Они оглянулись на новую фалангу англичан, несшихся на них. Сюрприз удался. Потрясение и недоумение отразились на всех залитых потом лицах. Многие тут же бросили оружие и, как любая разбитая команда, побежали прятаться под палубой.

Несколько самых упорных повернулись лицом навстречу опасности – те, что были у мачты, во главе с голландским полковником. Но вой абордажной команды Хэла поднял дух измученных, окровавленных матросов «Леди Эдвины», которые тут же с новыми силами присоединились к атаке. Голландцы оказались в окружении.

Но даже в суматохе и путанице драки полковник Шредер узнал Хэла и сразу повернулся к нему, метя саблей ему в голову. Усы полковника встопорщились, как львиные усы, сабля гудела в его руке. Он каким-то чудом избежал ранений и выглядел таким же сильным и свежим, как любой из тех, кого привел Хэл. Хэл отразил удар, резко повернув запястье, и продолжил нападение.

Желая достать Хэла, полковник повернулся спиной к Эболи, и это оказалось безрассудным движением. Как только полковник перехватил выпад Хэла и сменил позицию для нападения, Эболи кинулся на него сзади. На мгновение Хэлу показалось, что Эболи пронзит его насквозь, но ему следовало соображать лучше. Эболи так же хорошо, как и любой другой на борту, знал ценность пленника, за которого могут дать выкуп. А мертвый офицер представлял собой просто кусок мяса, годный лишь на то, чтобы выбросить его за борт, на корм акулам, плывущим за кораблем. За пленного же могли дать много золотых гульденов.

Эболи развернул саблю и ударил полковника стальной гардой по затылку. Глаза голландца широко раскрылись от изумления, и тут же ноги под ним подогнулись, и он упал лицом вперед на палубу.

Как только полковник был повержен, сопротивление голландской команды иссякло. Матросы побросали оружие, а окруженные члены команды «Леди Эдвины» вскочили на ноги, забыв о ранах и усталости.

Они подхватили брошенное оружие и стали сгонять разбитых голландцев, заставляя их строиться в ряд, заложив руки за голову. Теперь уже обезоруженные голландцы выглядели жалкими и несчастными.

Эболи сжал Хэла в медвежьих объятиях:

– Когда вы с Сэмом Боуэлсом уплыли, я думал, что вижу тебя в последний раз!

Сэр Фрэнсис широким шагом подошел к сыну, расталкивая радостных матросов:

– Ты бросил свой пост на мачте!

Он нахмурился, глядя на Хэла и одновременно обматывая тряпкой рану на предплечье и завязывая лоскут с помощью зубов.

– Отец… – запинаясь, пробормотал Хэл. – Я думал…

– И на этот раз твои мысли оказались правильными.

Мрачное выражение на лице сэра Фрэнсиса растаяло, его зеленые глаза сверкнули.

– Мы еще сделаем из тебя настоящего бойца, если ты будешь помнить, как нужно отвечать на удар. Эта здоровенная сырная голова, – он ткнул носком сапога лежавшего на палубе полковника, – чуть не проткнула тебя, и хорошо, что Эболи подоспел вовремя. – Сэр Фрэнсис вернул свою саблю в ножны. – Но на этом корабле пока что небезопасно. На нижних палубах полно людей. Надо их оттуда выгнать. Стой рядом со мной и Эболи!

– Отец, но ты ранен! – возразил Хэл.

– И возможно, я был бы ранен куда серьезнее, если бы ты вернулся к нам позже на пару минут.

– Позволь мне осмотреть твою рану!

– Я знаю эти штучки, которым учил тебя Эболи… ты что, станешь мочиться на родного отца?

Страница 22



Сэр Фрэнсис засмеялся и хлопнул Хэла по плечу:

– Ну, может быть, я доставлю тебе такое удовольствие немного позже. – Он повернулся и закричал через палубу: – Большой Дэн, иди со своими людьми вниз, повыгоняйте все сырные головы, которые там прячутся! Мастер Джон, поставь стражу возле грузовых люков. Присмотри, чтобы никто ничего не стащил оттуда. Всем достанется честная доля! Мастер Нед, берись за руль и разворачивай этот корабль к ветру, а то все его паруса порвутся в клочья.

А потом он громко закричал всем остальным:

– Я горжусь вами, шельмецы! Хорошо потрудились! Все вы отправитесь домой с полусотней золотых гиней в кармане! Но даже девицы в порту Плимута не полюбят вас так, как я!

Матросы радовались бурно, почти истерично, освобождаясь от отчаяния и страха.

– Пошли!

Сэр Фрэнсис кивнул Эболи и направился к трапу, что вел к офицерским и пассажирским каютам на корме.

Хэл поспешил за ними, и Эболи проворчал ему через плечо:

– Ты поосторожнее. Там внизу найдутся такие, кто будет счастлив воткнуть тебе кинжал между ребер.

Хэл знал, куда направляется его отец и что его заботит в первую очередь: он хотел найти морские карты голландского капитана, его вахтенный журнал и указания маршрутов. Они представляли для него куда большую ценность, чем все душистые специи, драгоценные металлы или яркие самоцветы, которые мог везти галеон. Получив эти документы, сэр Фрэнсис мог получить ключи к каждому из голландских портов и их крепостей в Индии. Он мог прочитать данные капитану инструкции, узнать о маршруте других кораблей и об их грузе.

А для него это стоило больше, чем десять тысяч фунтов чистого золота.

Стремительно спустившись по трапу, сэр Фрэнсис дернул первую дверь. Она оказалась заперта изнутри. Он отступил немного и ударил ее ногой. Дверь распахнулась, чуть не слетев с петель.

Капитан галеона склонился над своим письменным столом; он был без парика, его одежда насквозь пропиталась потом. Он в смятении вскинул глаза на ворвавшихся; кровь капала из пореза на его щеке на шелковую рубашку, широкие модные рукава были порваны.

При виде сэра Фрэнсиса он застыл, а до этого явно запихивал судовые журналы в тяжелую холщовую сумку. Подхватив сумку, капитан бросился к иллюминаторам. Их переплеты и стекла были выбиты пушками «Леди Эдвины», кормовые иллюминаторы были открыты настежь, и под ними бурлило и пенилось море. Голландский капитан поднял сумку, чтобы выбросить ее наружу, но сэр Фрэнсис успел схватить его за руку и швырнуть на койку. Эболи сцапал сумку, а сэр Фрэнсис любезно поклонился.

– Вы говорите по-английски? – спросил он.

– Нет английский, – огрызнулся капитан, и сэр Фрэнсис без труда перешел на голландский язык.

Будучи рыцарем-мореплавателем, он говорил на языках большинства морских наций: французском, испанском и португальском, а заодно и на голландском.

– Вы мой пленник, минхеер. Как вас зовут?

– Лимбергер, капитан первого класса, на службе Голландской Ост-Индской компании. А вы, минхеер, пират, – ответил голландец.

– Ошибаетесь, сэр! Я капер его величества короля Карла Второго. И ваш корабль теперь – военный трофей.

– Вы выбросили фальшивые флаги! – обвинил его голландец.

Сэр Фрэнсис сурово улыбнулся.

– Это законная военная хитрость. – Он небрежно взмахнул рукой и продолжил: – Вы храбрый человек, минхеер, но сражение закончено. И если вы дадите мне слово, с вами будут обращаться как с моим уважаемым гостем. А когда за вас заплатят выкуп, вы получите свободу.

Капитан шелковым рукавом отер кровь и пот с лица, на котором появилось выражение покорности. Он встал и протянул свою шпагу сэру Фрэнсису эфесом вперед:

– Даю вам слово. Я не попытаюсь сбежать.

– И не станете подбивать своих людей к сопротивлению? – задал еще один вопрос сэр Фрэнсис.

Капитан хмуро кивнул:

– Хорошо.

– Мне понадобится ваша каюта, минхеер, но я найду вам другое удобное место.

После этого сэр Фрэнсис сосредоточился на содержимом холщовой сумки, вывалив его на стол.

Хэл знал, что с этого момента отец полностью погрузится в чтение документов, и оглянулся на Эболи, стоявшего на страже в дверях. Негр кивнул, давая разрешение, и Хэл выскользнул из капитанской каюты. Отец даже не заметил этого.

Держа в руке абордажную саблю, Хэл осторожно пошел по узкому коридору. До него доносились крики и шум с других палуб – команда «Леди Эдвины» разоружала голландских матросов и выгоняла их на открытую верхнюю палубу. Но здесь было тихо и безлюдно. Первая дверь, которую подергал Хэл, оказалась заперта. Поколебавшись, юноша решил последовать примеру отца. Дверь устояла перед его первой атакой, но он отступил чуть подальше и ударил снова. На этот раз она распахнулась, и Хэл буквально влетел в каюту, потеряв равновесие и заскользив по прекрасному восточному ковру на полу. И растянулся на огромной кровати, занимавшей, казалось, половину каюты.

Когда он сел и уставился на окружившее его великолепие, он уловил аромат куда более головокружительный, чем могли бы испускать

Страница 23

юбые специи. Это был запах будуара избалованной женщины, а не просто запах драгоценных цветочных масел, соединенных вместе искусством парфюмера, – нет, все это смешивалось с куда более тонким запахом кожи, волос и здорового, молодого женского тела. Аромат был таким изысканным, таким волнующим, что, когда Хэл поднялся на ноги, они почему-то заметно ослабели, а юноша продолжал жадно принюхиваться. Ничего более удивительного никогда не чуяли его ноздри.

Не выпуская из руки саблю, он окинул взглядом каюту, не слишком обратив внимания на роскошные гобелены и серебряные вазы с засахаренными фруктами и ароматическими смесями. Зато его внимание привлек туалетный столик рядом с переборкой, уставленный стеклянными баночками с кремами и флаконами духов с пробками из черненого серебра.

Хэл направился к столику. Рядом с флаконами лежал набор серебряных щеток для волос и черепаховая расческа. Между зубьями расчески застряла тонкая прядь волос длиной с его руку, тонких, как шелковая нить.

Хэл взял гребень и поднес к лицу, словно некую святую реликвию. И снова на него хлынула волна чарующего аромата, головокружительный запах женщины. Намотав волоски на палец, Хэл снял их с расчески и с благоговением сунул в карман грязной, провонявшей потом рубашки.

В это самое мгновение до него донесся тихий, но душераздирающий всхлип из-за яркой китайской ширмы в другом конце каюты.

– Кто здесь? – резко спросил Хэл, поднимая саблю. – Выходи, а то живо проткну!

В ответ раздался еще один всхлип, более пронзительный, чем предыдущий.

– Ради всех святых, я не шучу!

Он быстро направился к ширме.

Ударив по ней саблей, юноша рассек одну из ее расписных створок. От силы его удара ширма перевернулась и упала на пол. Послышался пронзительный визг, и Хэл замер, разинув рот, при виде изумительного существа, испуганно стоявшего на коленях в углу.

Женщина закрыла лицо руками, но пышная масса ее сияющих волос, упавших на пол, сверкала, как только что отлитый золотой эскудо, а юбки, расстелившиеся вокруг, были цвета крыльев синей ласточки.

– Прошу, мадам… – прошептал Хэл. – Я не хотел вас пугать. Пожалуйста, не надо плакать.

Его слова не возымели эффекта. Женщина явно их не поняла. Вдохновленный моментом, Хэл перешел на латынь:

– Вам нечего бояться. Вам ничто не грозит. Я не причиню вам зла.

Сияющая головка поднялась. Теперь женщина поняла его. Он посмотрел на ее лицо, и это было равносильно удару картечи прямо в грудь. Боль оказалась настолько сильной, что Хэл громко, судорожно вздохнул. Он никогда и не думал, что на свете может существовать подобная красота.

– Сжальтесь… – жалобно прошептала женщина на латыни. – Прошу, не делайте мне ничего плохого…

Ее глаза были влажными, но слезы только добавляли ей очарования и усиливали необычный фиолетовый цвет этих глаз. Щеки женщины побледнели так, что походили на полупрозрачный алебастр, и слезы скатывались по ним, как крошечные жемчужинки.

– Вы прекрасны, – произнес Хэл все так же на латыни.

Его голос прозвучал как голос какого-нибудь несчастного, стоящего у подножия виселицы, в нем слышалась настоящая агония. Хэла разрывали чувства, о которых он прежде и не подозревал. Ему хотелось защищать и баловать эту женщину, навсегда заполучить ее для себя, любить и боготворить ее. Ему вспомнились все рыцарские истории, которые он читал прежде, хотя и не понимал по-настоящему, пока не взглянул на это чудо; благородные слова рвались с языка, но Хэл мог лишь стоять и смотреть.

Потом его отвлек другой тихий звук, раздавшийся за его спиной. Юноша резко обернулся, держа наготове саблю. Из-под шелковых простыней, что свисали с огромной кровати до самого пола, выбралась свиноподобная фигура. Зад и живот так обросли салом, что дрожали при каждом движении мужчины. Складки жира висели и на его шее, и под мягким подбородком.

– Сдавайся! – рявкнул Хэл, тыча в мужчину острием сабли.

Губернатор пронзительно завизжал и рухнул на пол. И заерзал, как щенок.

– Пожалуйста, не убивай меня! Я богатый человек! – всхлипывал он, говоря также на латыни. – Я заплачу любой выкуп!

– Встань!

Хэл снова легонько ткнул его саблей, но у Петруса ван де Вельде хватило сил и храбрости только на то, чтобы подняться на колени. И он продолжал бессвязно бормотать.

– Кто ты такой?

– Я губернатор мыса Доброй Надежды, а эта леди – моя жена.

Это были самые страшные слова, какие Хэлу только приходилось слышать в жизни. Он в ужасе уставился на толстяка. Прекрасная леди, которую он уже полюбил на всю жизнь, оказалась замужем… и притом за этим толстым шутом, стоявшим перед ним на коленях!

– Мой тесть – директор Голландской компании, один из самых богатых и влиятельных людей в Амстердаме… Он заплатит… он сколько угодно заплатит… Прошу, не убивайте нас!

Все эти слова почти ничего не значили для Хэла. Его сердце было разбито. За несколько мгновений он свалился из заоблачных высот в самые темные глубины человеческого духа, от парящей любви – к удушающему отчаянию…

Но вот для сэра Фр

Страница 24

нсиса Кортни, стоявшего в дверях каюты, и для маячившего за его спиной Эболи слова толстяка значили куда больше.

– Прошу, успокойтесь, губернатор. Вы с женой в надежных руках. Я немедленно начну переговоры о вашем выкупе.

Он снял рыцарскую шляпу с плюмажем и преклонил колено перед Катинкой. Даже он не смог устоять перед ее красотой.

– Могу ли я представиться, мадам? Капитан Фрэнсис Кортни, к вашим услугам. Соберитесь с силами. Когда колокол пробьет четыре раза, буду весьма вам обязан, если вы присоединитесь ко мне на юте. Я намерен собрать всех, кто есть на борту.



Оба корабля подняли паруса – маленькая каравелла шла лишь под лиселями и марселем, а огромный галеон поднял все паруса на грот-мачте. Они шли рядом на северо-восток, прочь от мыса, самым коротким курсом вдоль африканского побережья. Сэр Фрэнсис отеческим взглядом смотрел на свою команду.

– Я обещал вам в качестве награды по пятьдесят гиней каждому, – сказал он, и команда ответила радостными криками.

Кое-кто с трудом двигался из-за ран. Пятеро и вовсе лежали на тюфяках у поручней, слишком слабые от потери крови, чтобы стоять на ногах, но полные решимости не пропустить ни слова из этой церемонии.

Мертвых уже зашили в полотняные саваны и положили на носу, каждый из них получил голландское пушечное ядро к ногам. Шестнадцать англичан и сорок два голландца стали товарищами в тишине смерти. Но никто из живых уже не думал о них.

Сэр Фрэнсис вскинул руку. Все замолчали и придвинулись ближе к нему, чтобы лучше слышать следующие слова.

– Я вам солгал, – заявил сэр Фрэнсис.

Последовало мгновение ошеломления. Матросы недоверчиво уставились на него, что-то мрачно бормоча.

– Но нет среди вас такого… – сэр Фрэнсис немного помолчал для пущего эффекта, – который не станет богаче на две сотни фунтов за сегодняшнее дело!

Команда довольно долго молчала, недоверчиво таращась на него, – а потом мужчины словно сошли с ума от радости. Они прыгали и орали, отплясывали на месте, колотили друг друга по спинам… даже тяжело раненные сели на тюфяках и присоединились к общему шуму.

Сэр Фрэнсис снисходительно позволил людям какое-то время выплескивать чувства. А потом взмахнул над головой пачкой исписанных листов бумаги, и все снова затихли.

– Вот это – судовая декларация галеона.

– Читайте!

Чтение продолжалось почти полчаса, потому что команда шумно приветствовала каждый пункт списка товаров, который сэр Фрэнсис читал вслух, переводя с голландского. Кошениль и перец, ваниль и шафран, гвоздика и кардамон… общим весом в сорок две тонны. Команда прекрасно знала, что эти специи так же драгоценны, как слитки серебра. Люди уже охрипли от радостных криков, но сэр Фрэнсис снова вскинул руку.

– Похоже, вас утомил этот бесконечный список? Может, довольно?

– Нет! – взревели матросы. – Читайте дальше!

– Что ж, там, в трюмах, есть еще и несколько разных бревен… Древесина балу, и тик, и еще другое странное дерево, какого никогда не видели к северу от экватора. Еще три сотни тонн. – Он видел, как слушатели жадно впитывают его слова, сверкая глазами. – Там еще много разного, но я вижу, вы устали. Или хотите еще?

– Прочитайте все! – умоляюще закричала команда.

– Отличная китайская синяя и белая фарфоровая посуда, шелк в рулонах. Они понравятся нашим леди!

При упоминании о женщинах мужчины заревели, как стадо слонов-самцов во время гона. Когда они доберутся до следующего порта с двумя сотнями фунтов в каждом кошельке, они смогут заполучить столько женщин, сколько прикажет их фантазия.

– Есть также золото и серебро, но оно находится в железных ящиках в центральном трюме, а на них навалена древесина. Нам до них не добраться, пока мы не придем в порт и не снимем с них главный груз.

– А сколько там золота? Скажите, сколько там серебра?

– Серебро в монетах на сумму в пятьдесят тысяч гульденов. Это больше десяти тысяч добрых английских фунтов. И три сотни слитков золота из рудников Коллура на реке Кришна в Канди, и бог знает сколько мы выручим, когда продадим его в Лондоне.

Хэл висел на вантах грот-мачты, на выгодной точке, откуда мог наблюдать за отцом. Но то, что он говорил, вряд ли имело смысл для Хэла, хотя он и осознавал смутно, что, похоже, они захватили сегодня один из величайших призов, когда-либо достававшихся английским морякам за время всей этой войны с Голландией. Хэл ощущал головокружение, был рассеян и не мог сосредоточиться ни на чем, кроме величайшего сокровища, которое он захватил с помощью своей сабли и которое теперь скромно сидело позади его отца, опекаемое горничной. Рыцарь сэр Фрэнсис поставил на палубе для жены губернатора одно из резных кресел с подушками из капитанской каюты. И теперь Петрус ван де Вельде стоял рядом с женой, безупречно одетый, в парике, украшенный лентами, и его огромная грудь была увешана многочисленными знаками его чина.

Хэл, к собственному удивлению, обнаружил, что отчаянно ненавидит этого человека, и жалел о том, что не проткнул его саблей, когда тот выполз из-под кровати,

Страница 25

и не сделал этого прекрасного ангела, его жену, вдовой.

Хэл воображал, что посвятит свою жизнь тому, чтобы изображать Ланселота при Гиневре. Он видел себя покорно исполняющим ее желания и при этом воодушевленно совершающим доблестные подвиги в честь чистой любви к ней. По ее приказу он мог даже отправиться на поиски Священного Грааля, найти его и положить священную реликвию в ее прекрасные белые ручки. Хэл вздрогнул от удовольствия при этой мысли и снова с нежной тоской уставился на Катинку.

Пока Хэл грезил наяву, церемония на палубе под ним подошла к концу. За спиной губернатора выстроились голландский капитан и другие пленные офицеры. Полковник Корнелиус Шредер единственный был без шляпы, потому что на его голове красовалась повязка. Несмотря на нанесенный ему Эболи удар, взгляд полковника оставался ясным и незамутненным, а на лице отражалась злоба, когда он слушал, как сэр Фрэнсис читает список трофеев.

– Но это еще не все, парни! – заверил сэр Фрэнсис команду. – Нам настолько повезло, что у нас на борту очутился в качестве почетного гостя новый губернатор голландского поселения на мысе Доброй Надежды.

С иронической любезностью он поклонился ван де Вельде, который расплылся в улыбке; теперь, когда захватившие его в плен люди осознали всю его ценность, он чувствовал себя почти в безопасности.

Англичане снова весело закричали, но их взгляды не отрывались от Катинки, и сэр Фрэнсис наконец представил ее им:

– Нам повезло и в том, что с нами оказалась очаровательная супруга губернатора…

Он умолк, потому что команда весьма громко выразила одобрение внешности женщины.

– Грубый крестьянский скот, – проворчал ван де Вельде и жестом защиты положил ладонь на плечо Катинки.

Она же смотрела на мужчин большими фиолетовыми глазами, и ее красота и невинный вид заставили их смущенно замолчать.

– Госпожа ван де Вельде – единственная дочь бюргера Хендрика Котзи, губернатора города Амстердама и председателя совета директоров Голландской Ост-Индской компании.

Команда благоговейно уставилась на Катинку. Мало кто понял важность столь возвышенного персонажа, но то, как именно сэр Фрэнсис декламировал все титулы, произвело впечатление на всех.

– Губернатор и его жена будут находиться на борту этого корабля, пока за них не уплатят выкуп. Одного из пленных голландских офицеров мы отправим на мыс Доброй Надежды с требованием о выкупе, которое должно быть доставлено с другим кораблем компании совету в Амстердаме.

Команда, усваивая услышанное, таращилась на супружескую пару. А потом Большой Дэниел спросил:

– И сколько, сэр Фрэнсис? На какой выкуп ты рассчитываешь?

– Я оцениваю губернатора в двести тысяч гульденов золотыми монетами.

Команда ошеломленно замерла: такая сумма выходила далеко за пределы их понимания.

Потом Дэниел снова прогудел:

– Поприветствуем нашего капитана, парни!

И матросы восторженно орали, пока не охрипли.



Сэр Фрэнсис медленно шел вдоль ряда пленных голландских моряков. Их было сорок семь, восемнадцать – ранены. Сэр Фрэнсис внимательно всматривался в каждое лицо: это были лица примитивные, с грубыми чертами и без признаков особого ума. Ему стало ясно, что ни за одного из этих людей выкупа ждать не приходится. Скорее они представляли собой ненужное бремя, поскольку их необходимо кормить и охранять и всегда оставалась опасность, что они могут набраться храбрости и попытаться начать бунт.

– Чем скорее мы от них избавимся, тем лучше, – пробормотал он себе под нос, а потом обратился к пленникам на их родном языке: – Вы хорошо исполняли свой долг. Вы получите свободу и отправитесь в форт на мысе Доброй Надежды. Можете взять с собой свои пожитки, и я позабочусь о том, чтобы вы перед отъездом получили причитающееся вам жалованье.

Лица матросов просветлели. Они ничего подобного не ожидали. А сэр Фрэнсис подумал, что это заставит их вести себя тихо и покорно. Он повернулся к трапу, ведущему к его новой каюте, где его ожидали более выдающиеся пленники.

– Джентльмены! – приветствовал он их, усаживаясь за письменный стол красного дерева. – Не желаете ли выпить по стаканчику мадеры?

Губернатор ван де Вельде жадно кивнул. У него пересохло в горле, и, хотя он поел всего полчаса назад, его желудок издавал урчание, словно голодный пес. Оливер, слуга сэра Фрэнсиса, разлил золотистое вино в бокалы на высоких ножках и подал блюдо с засахаренными фруктами, которые нашел в продуктовом шкафу капитана. Капитан кисло скривился, узнав собственные запасы, но жадно глотнул мадеры.

Сэр Фрэнсис просмотрел стопку записей, на которых делал свои пометки, потом глянул на одно из писем, найденных в капитанском столе. Это было письмо от известного голландского банкира. Сэр Фрэнсис посмотрел на капитана и сурово заговорил:

– Мне хотелось бы знать, каким образом офицер на вашей должности и вашего положения в Ост-Индской компании оказался вовлеченным в торговлю на собственный счет. Мы оба прекрасно знаем, что Совет Семнадцати это строжайшим образом запрещает.

Капитан ка

Страница 26

будто собрался возразить, но, когда сэр Фрэнсис постучал пальцем по письму, он сжался и виновато посмотрел на сидевшего рядом губернатора.

– Похоже, вы богатый человек, минхеер. И вряд ли обеднеете, заплатив выкуп в двести тысяч гульденов.

Капитан что-то пробормотал и мрачно нахмурился, но сэр Фрэнсис спокойно продолжил:

– Если вы напишете своим банкирам, то дело будет улажено, как тому и следует быть между джентльменами, как только я получу эту сумму золотом.

Капитан склонил голову, неохотно соглашаясь.

– А теперь поговорим об офицерах корабля. – Сэр Фрэнсис придвинул к себе большой журнал и открыл его. – Я изучил список команды. Похоже, ваши офицеры не обладают большими связями или финансовыми возможностями. – Он посмотрел на капитана. – Это так?

– Все верно, минхеер.

– Я отправлю их на мыс Доброй Надежды с рядовыми матросами. И теперь остается лишь решить, кому мы доверим письмо совету компании с требованием выкупа за губернатора ван де Вельде и его добрую супругу… и, конечно, письмо к вашим банкирам.

Сэр Фрэнсис посмотрел на губернатора. Ван де Вельде запихнул в рот очередной засахаренный фрукт и ответил сквозь зубы:

– Отправьте Шредера.

– Шредер?

Сэр Фрэнсис порылся в бумагах, нашел наконец документ о назначении полковника.

– Полковник Корнелиус Шредер, вновь назначенный военный командующий форта на мысе Доброй Надежды?

– Да, именно он. – Ван де Вельде потянулся за очередной сладостью. – Его чин придаст ему больше веса, когда он представит ваше требование о выкупе моему тестю, – подчеркнул он.

Сэр Фрэнсис внимательно всмотрелся в лицо жующего толстяка. И с любопытством подумал, зачем бы губернатору так хотелось избавиться от полковника. Полковник казался человеком порядочным и надежным; было бы больше смысла всегда иметь его под рукой. Однако то, что сказал ван де Вельде о его статусе, являлось правдой. Сэр Фрэнсис чувствовал к тому же, что этот полковник Шредер вполне может устроить неприятности, если останется на долгое время в плену на борту галеона. Куда больше неприятностей, чем он того стоит. И сэр Фрэнсис сказал вслух:

– Отлично, я пошлю именно его.

Измазанные сахаром губы губернатора удовлетворенно надулись. Он прекрасно видел интерес своей жены к красивому полковнику. Губернатор женился всего несколько лет назад, но уже наверняка знал, что у его жены за это время было не меньше восемнадцати любовников, хотя с некоторыми она развлекалась всего часок или один вечер.

Ее горничная Зельда получала от ван де Вельде хорошие деньги и докладывала ему о каждом приключении его супруги, испытывая немалое удовольствие, когда излагала все непристойные подробности.

Когда ван де Вельде впервые обнаружил плотские аппетиты Катинки, он пришел в ярость. Однако его первые злые увещевания не возымели действия на жену, и он быстро понял, что никакой власти над ней у него нет. Он не мог ни возражать слишком энергично, ни отослать ее прочь – потому что, с одной стороны, сам был ею опьянен, а с другой – ее отец был слишком богат и могуществен. И собственные повышения и богатство ван де Вельде почти полностью зависели от нее. В конце концов его единственным выходом – пока что – оставалось ждать от нее милости. За время этого путешествия он сумел держать ее в относительном плену в каюте и пребывал в уверенности, что, если бы он этого не сделал, его жена уже испробовала бы полковника на вкус. Если же полковник исчезнет с галеона, жена окажется весьма ограничена в выборе и после долгого поста, возможно, станет более уступчивой к его собственным потным домогательствам.

– Отлично, – согласился сэр Фрэнсис. – Я пошлю полковника Шредера в качестве вашего представителя.

Он перевернул страницу справочника, лежавшего на столе перед ним.

– При попутном ветре и милостью Божьей путь от мыса до Голландии и обратно к месту встречи займет не более восьми месяцев. И мы можем надеяться, что вы освободитесь и приступите к своим обязанностям на мысе Доброй Надежды к Рождеству.

– И где вы будете нас держать, пока не доставят выкуп? Моя жена – достойная леди, с деликатными потребностями.

– В надежном месте, безопасном и удобном. Могу вас в этом заверить, сэр.

– А где вы встретите корабль, который привезет выкуп за нас?

– У тридцать третьего градуса южной широты, четыре градуса тридцать минут к востоку.

– Боже… да где это?

– Помилуйте, губернатор, это же та самая точка в океане, где мы сейчас находимся.

Сэр Фрэнсис вовсе не собирался вот так просто открывать местонахождение своей базы.



Туманным утром галеон бросил якорь в тихих водах за одним из каменистых мысов африканского побережья. Ветер затих, меняя направление. Близился конец лета, день осеннего равноденствия. «Леди Эдвина», чьи насосы работали без устали, шла параллельным курсом, не отставая от большого корабля.

Наконец начались работы по разгрузке каравеллы. Сначала принялись за орудия. Блоки и все нужное снаряжение нашлось в трюмах галеона. По тридцать человек перетаскивали огромные бронзов

Страница 27

е стволы пушек, поднимая их на блоках и опуская кулеврины на палубу галеона. Пушкам предстояло встать на новом месте – галеон должен был иметь защиту в случае появления какого-то корабля и иметь возможность атаковать любой из галеонов голландской компании на равных условиях.

Наблюдая за тем, как пушки перебираются на борт, сэр Фрэнсис сообразил, что теперь у него достаточно сил, чтобы предпринять рейд на любой из торговых портов голландцев в Индии. Захват «Стандвастигхейда» стал лишь началом. Теперь сэр Фрэнсис задумал стать ужасом всех голландцев в Индийском океане, точно так же как сэр Фрэнсис Дрейк пугал испанцев в открытом море век назад.

Теперь из порохового погреба каравеллы поднимали бочонки с порохом. Полных после такого долгого путешествия и упорных сражений осталось совсем немного. Но на галеоне имелось почти две тонны прекрасного пороха, его достало бы на дюжину сражений или для того, чтобы захватить богатейший перевалочный порт голландцев в Тринкомали или на Яве.

Когда с каравеллы перегрузили мебель и припасы, бочки для воды и ящики с оружием, солонину, мешки с сухарями и мукой, полубаркасы тоже подняли на галеон, и плотники их разобрали. Этим шлюпкам предстояло храниться в грузовом трюме галеона, поверх штабелей драгоценной восточной древесины. Но они были такими большими, а галеон так основательно нагружен еще раньше, что вокруг люков главного трюма пришлось снять водозащитные пороги – до прибытия на секретную базу сэра Фрэнсиса.

Обобранная до нитки «Леди Эдвина» высоко стояла на воде к тому моменту, когда полковник Шредер и освобожденные голландские матросы готовы были взойти на ее борт. Сэр Фрэнсис вызвал полковника на ют и протянул ему саблю и письмо, адресованное совету Голландской Ост-Индской компании в Амстердаме. Оно было зашито в холщовый пакет, швы запечатаны красным воском, весь пакет перевязан лентой. Получился впечатляющий сверток, и полковник Шредер решительно сунул его под мышку.

– Надеюсь, мы еще встретимся, минхеер, – угрожающе сказал Шредер сэру Фрэнсису.

– Через восемь месяцев, считая с этого момента, я прибуду к месту встречи, – заверил его сэр Фрэнсис. – И буду чрезвычайно рад снова вас увидеть, если при вас будут двести тысяч золотых гульденов для меня.

– Вы меня не поняли, – мрачно произнес полковник Шредер.

– Уверяю, я прекрасно понял, – тихо возразил сэр Фрэнсис.

Потом полковник посмотрел в ту сторону, где рядом с мужем стояла Катинка ван де Вельде. Глубокий поклон и тоска в глазах относились не только к губернатору.

– Я постараюсь вернуться как можно скорее, чтобы покончить с вашими страданиями, – сказал им полковник.

– Да поможет вам Бог, – кивнул губернатор. – Наша судьба теперь в ваших руках.

– Можете не сомневаться в моей глубочайшей благодарности, когда вернетесь, дорогой полковник, – прошептала Катинка девичьим нежным тоном.

Полковник вздрогнул, словно его окатили ледяной водой. Он выпрямился во весь рост, отсалютовал ей и, повернувшись, быстро зашагал к поручням галеона.

У прохода его ждал Хэл вместе с Эболи и Большим Дэниелом. Полковник прищурился, остановившись перед Хэлом, и покрутил ус. Ленты на его плаще полоскались на ветру, расшитый золотом полковничий кушак блеснул, когда Шредер прикоснулся к сабле на своем боку.

– Нас прервали, юноша, – тихо сказал он на отличном английском. – Однако будут еще время и место, чтобы я закончил урок.

– Остается надеяться, сэр. – Хэл ничего не боялся, когда рядом стоял Эболи. – Я всегда рад выслушать наставления.

Мгновение-другое они смотрели друг другу в глаза, потом Шредер спрыгнул с галеона на палубу каравеллы. Тут же были сброшены державшие каравеллу канаты, и голландская команда подняла паруса. «Леди Эдвина» вскинула корму, как разыгравшийся жеребенок, и отдалась давлению парусов. Легко повернув от суши, каравелла двинулась в путь.

– Нам тоже пора, мастер Нед! – сказал сэр Фрэнсис. – Поднимайте якорь.

Галеон удалялся от африканского побережья, направляясь на юг. С грот-мачты, где сидел на своем посту Хэл, «Леди Эдвина» все еще была видна. Небольшой корабль выжидал ветра, чтобы миновать грозные мели у мыса Агульяс, а потом поспешить к голландскому форту под огромной горой с плоской вершиной, что охраняла юго-западную оконечность Африканского континента.

Пока Хэл наблюдал за каравеллой, очертания ее парусов вдруг коренным образом изменились. Хэл наклонился и крикнул вниз:

– «Леди Эдвина» меняет курс!

– В какую сторону? – крикнул его отец.

– Пока она разворачивается, – объяснил Хэл. – Но похоже, собирается строго на запад.

И каравелла повернула именно туда, куда и предполагал Хэл. То есть прямиком к мысу Доброй Надежды.

– Не спускай с них глаз!

Хэл продолжал наблюдать, а каравелла уже уменьшилась вдвое, и вот уже ее белые паруса слились с белыми гривами волн на горизонте.

– Уходит! – крикнул Хэл. – Уже не видно!

Сэр Фрэнсис как раз и ждал этого момента, чтобы повернуть наконец галеон на настоящий курс. Теперь он отдавал приказы рулевому, п

Страница 28

тому что галеон должен был пойти на восток, параллельно берегу Африки.

– Похоже, этот корабль отлично ходит под парусами, – сказал сэр Фрэнсис сыну, когда тот сменился с вахты. – Даже при всех повреждениях показывает отличную скорость. Надо нам изучить все капризы этого нового красавца. Принеси лаг, пожалуйста.

Хэл, держа в руке песочные часы, бросил в воду деревянный лаг, прикрепленный к катушке шнура, и тщательно следил за ним, определяя время, за которое тот проплывет вдоль корпуса галеона от носа до кормы. Потом быстро сделал подсчеты на сланцевой дощечке и посмотрел на отца:

– Шесть узлов.

– А с новой грот-мачтой даст, пожалуй, все десять. Нед Тайлер нашел в трюме запасную, из отличной норвежской сосны. Установим ее, когда дойдем до порта.

Сэр Фрэнсис выглядел весьма довольным: им улыбнулся Бог.

– Так, теперь собери всех. Помолимся, попросим Господа благословить корабль и дадим ему новое имя.

Моряки стояли на ветру с обнаженными головами, прижимая шапки к груди, и изо всех сил старались изображать благочестие из страха навлечь на себя недовольство сэра Фрэнсиса.

– Благодарим Тебя, милостивый Господь, за дарованную нам победу над еретиками и супостатами, над погруженными во мрак последователями сына Сатаны Мартина Лютера…

– Аминь! – громогласно откликнулась команда.

Все они принадлежали к доброй англиканской церкви, кроме тех черных дикарей, что затесались в их компанию, но и эти негры кричали «аминь!» вместе со всеми остальными. Это слово они выучили в первый же день пребывания на борту корабля сэра Фрэнсиса.

– Благодарим Тебя и за то, что Ты вовремя и милосердно вмешался в битву, что спас нас от поражения…

Хэл тихо фыркнул, не соглашаясь с такими словами, но головы не поднял. Некоторая заслуга в своевременном вмешательстве принадлежала и ему тоже, но отец не желал признавать этого открыто.

– Благодарим Тебя и восхваляем Твое имя за то, что отдал в наши руки этот замечательный корабль. И торжественно клянемся, что с его помощью будем унижать и наказывать Твоих врагов. И просим Тебя благословить его. Молим Тебя бросить на него благосклонный взгляд и согласиться на новое имя, которое мы ему даем. Отныне и впредь он будет называться «Решительный».

Отец Хэла просто-напросто перевел голландское название галеона на английский. Хэлу стало немного грустно оттого, что этот корабль не будет носить имя его матери. Он гадал, угасает ли наконец в отце память о ней или у него есть другие причины не увековечивать более ее имя. Впрочем, юноша знал, что никогда не наберется храбрости спросить об этом, что должен просто принять отцовское решение.

– Просим Тебя и далее не оставлять нас, и помогать нам, и вмешиваться в бесконечное сражение с безбожниками. Смиренно благодарим за столь щедрую награду. И верим, что если окажемся достойны – Ты и далее будешь награждать нас за веру и любовь к Тебе.

Это было абсолютно разумное высказывание, такое, с которым согласился бы любой человек на борту, хоть истинный христианин, хоть язычник. Каждый человек, посвятивший себя Божьему делу на земле, был достоин хорошей награды, и не только в будущей жизни. И сокровища, скрытые в трюмах «Решительного», служили доказательством, ощутимым свидетельством благосклонности Бога к ним.

– А теперь поприветствуем «Решительного» и всех, кто находится на нем!

Моряки разразились хриплыми приветствиями.

Наконец сэр Фрэнсис их остановил. Он снова надел на голову широкополую шляпу и жестом позволил всем сделать то же самое. Лицо его стало суровым.

– Есть еще одно дело, которое мы должны сейчас исполнить, – сказал он всем и посмотрел на Большого Дэниела. – Приведи пленных на палубу, мастер Дэниел.

Сэм Боуэлс шел во главе жалкой группы, появившейся из трюма. Пленные моргали, очутившись на солнце. Их отвели на корму и заставили встать на колени, лицом к команде.

Сэр Фрэнсис прочитал их имена, записанные на куске пергамента, который он держал в руке:

– Сэмюэль Боуэлс. Эдвард Брум. Питер Лоу. Питер Миллер. Джон Тэйт. Вы стоите коленопреклоненно перед своими товарищами по плаванию, и вас обвиняют в трусости и дезертирстве перед лицом врага и в нарушении долга.

Матросы мрачно заворчали, глядя на пятерку.

– Что вы ответите на эти обвинения? Являетесь ли вы трусами и предателями, в чем мы вас и обвиняем?

– Пощадите, ваша милость! – заговорил за всех Сэм Боуэлс. – Это был приступ безумия! Мы раскаиваемся! Простите нас, мы вас молим ради наших жен и милых детишек, что остались дома!

– У вас только и есть что те жены, которых вы находите в дурных домах на Док-стрит, – насмешливо бросил Большой Дэниел.

Команда загудела:

– Повесить их на рее! Посмотрим, как они спляшут джигу для дьявола!

– Стыдитесь! – остановил их сэр Фрэнсис. – Разве это английское правосудие? Каждый человек, даже самый низкий, имеет право на справедливый суд.

Предатели зарыдали, а сэр Фрэнсис продолжил:

– Мы решим все должным порядком. Кто выдвигает против них обвинения?

– Мы! – хором рявкнули матросы.

Страница 29



– Кто выступает свидетелями с вашей стороны?

– Мы все! – снова ответил ему дружный хор.

– Вы лично видели их трусливые или предательские поступки? Вы видели, как эти грязные души бежали от сражения, предоставив товарищей их судьбе?

– Видели!

– Итак, – капитан повернулся к обвиняемым, – вы услышали свидетельства против себя. Что вы можете сказать в свою защиту?

– Пощады! – снова заныл Сэм Боуэлс.

Остальные четверо молчали.

Сэр Фрэнсис снова повернулся к команде:

– И каков ваш вердикт?

– Виновны!

– Виновны, черт побери! – добавил Большой Дэниел, как будто у кого-то еще могли оставаться сомнения.

– И каков ваш приговор? – спросил сэр Фрэнсис.

Команда мгновенно взорвалась бешеными криками:

– Повесить их!

– Виселица слишком хороша для свиней! Протащить под килем!

– Нет! Нет! Распять и четвертовать! Заставить сожрать собственные яйца!

– Поджарить свиней! Сжечь у кола!

Сэр Фрэнсис снова заставил всех умолкнуть.

– Я вижу, мнения разделились. – Он махнул рукой Большому Дэниелу. – Отведи их вниз и запри. Пусть денек-другой кормятся собственным дерьмом. А мы с ними разберемся, когда придем в порт. До тех пор у нас есть дела и поважнее.



В первый раз за свою жизнь на борту Хэл получил собственную каюту. Ему больше не нужно было делить каждый момент бодрствования и сна с толпой, в неизбежной близости с множеством человеческих существ.

Галеон обладал простором в сравнении с маленькой каравеллой, и отец нашел Хэлу место рядом со своей собственной великолепной каютой. Прежде помещеньице являлось чуланом слуги голландского капитана, просто крошечная каморка.

– Тебе нужно место, чтобы продолжать занятия, – объяснил сэр Фрэнсис свою снисходительность. – Ты слишком много времени тратишь на сон каждую ночь, когда ты должен учиться.

Он приказал корабельному плотнику сколотить койку и полку, на которую Хэл мог поставить свои книги и бумаги.

Над головой Хэла качалась масляная лампа, покрывавшая копотью потолок каморки, но она давала достаточно света, чтобы различать линии планов и чертежей, и позволяла выполнять заданные отцом уроки.

Глаза Хэла горели от усталости, он постоянно сдерживал зевоту, окуная перо в чернильницу и всматриваясь в лист бумаги, куда он переписывал выдержки из лоции голландского капитана, захваченной его отцом.

Каждый навигатор имел собственное пособие, некий справочник, драгоценный журнал, в который записывал все об океанах и морях, течениях и побережьях, местах возможного подхода к берегу и заливах. У каждого были свои таблицы таинственных капризов компаса и его отклонений в незнакомых водах и карты звездного неба, менявшегося в зависимости от широты. Такие знания каждый мореход кропотливо собирал всю свою жизнь, исходя и из собственных наблюдений, и из опыта других, и даже из матросских баек.

Сэр Фрэнсис ожидал, что Хэл закончит работу до своей вахты на мачте – та начиналась в четыре утра.

Легкий шум за переборкой отвлек Хэла. Он поднял голову, держа перо в руке. Это были шаги настолько тихие, что их почти невозможно было расслышать, и доносились они из роскошной каюты жены губернатора. Хэл прислушивался всем своим существом, пытаясь понять каждый звук, улавливаемый им. Сердце говорило ему, что там – милая Катинка, но он не ощущал уверенности. А если это уродливая старая горничная, а то и нелепый муж? Хэл постарался отбросить такие мысли.

Он убедил себя, что за переборкой находится Катинка, и близость женщины взволновала его, хотя их и разделяли доски переборки. Хэл так отчаянно желал увидеть Катинку, что уже не мог ни сосредоточиться, ни даже усидеть на месте.

Он встал, вынужденный нагнуться из-за малой высоты потолка, и тихо двинулся к перегородке. Прислонившись к ней, юноша прислушался. Он услышал легкий скрип, как будто что-то тащили по полу, потом шорох одежды, потом еще какие-то звуки, смысла которых он не понял, и наконец – булькание воды, льющейся в таз или чашу. Прижимаясь ухом к доскам, он воображал то, что происходило по другую их сторону. Он слышал, как женщина набрала воду в ладони и плеснула себе в лицо, слышал ее короткий вздох, когда холод охватил ее щеки, а потом снова плеск воды, упавшей в таз…

Посмотрев вниз, Хэл заметил слабую полоску света, проникавшего сквозь щель в переборке, – узкую желтую линию, колебавшуюся в ритме движения корабля. И, ни на мгновение не задумавшись о том, что делает, Хэл опустился на колени и прижался к щелке глазом. Щель была совсем узкой, он мало что мог видеть, к тому же мягкий свет свечи бил прямо ему в глаз.

Потом что-то пронеслось между ним и свечой, некий вихрь шелка и кружев… Хэл продолжал всматриваться – и задохнулся, заметив жемчужное сияние безупречной белой кожи. Это был лишь краткий миг, такой короткий, что Хэл едва успел различить линию обнаженной спины, блестящей как перламутр в желтоватом свете.

Хэл крепче прижался к переборке, горя желанием еще раз увидеть хоть на миг такую красоту. Он воображал, что сквозь обычный шум корабля, скрип его корпуса

Страница 30

н различает нежное дыхание, легкое, как шепот ласкающего тропического ветерка. Он сдерживал собственное дыхание, прислушиваясь, пока его легкие не начали болеть, и у него закружилась голова от благоговения.

В это мгновение свеча в соседней каюте погасла, лучик света, сочившийся сквозь щель к напряженному глазу Хэла, исчез. Он услышал удалявшиеся тихие шаги, и за переборкой воцарились тишина и темнота.

Хэл долго еще стоял на коленях, как некий идолопоклонник в святилище, а потом медленно поднялся и снова сел к своей рабочей полке. Он попытался заставить свой утомленный мозг сосредоточиться на задании отца, но мысли прыгали, убегая, как юный необъезженный жеребенок, удирающий от аркана тренера. Буквы на листе перед ним превращались в картины алебастровой кожи и золотых волос… Ноздри помнили дразнящий аромат, который он ощутил, когда впервые ворвался в ее каюту. Хэл прикрыл глаза ладонью в попытке отогнать видения.

Но ничего не вышло: ум отказывался ему подчиняться. Хэл потянулся к Библии, лежавшей рядом с журналом, и открыл кожаный переплет. Между страницами лежало тонкое золотое кольцо, свернутая прядь волос, украденная Хэлом с расчески Катинки.

Хэл поднес эту прядь к губам и тут же тихо застонал: ему показалось, что он все еще ощущает запах ее духов, и он плотно зажмурил глаза.

Прошло еще какое-то время, прежде чем Хэл осознал, чем занимается его предательская правая рука. Словно вор, она забралась под складки свободных холщовых штанов, – кроме них, ничего на Хэле не было из-за жары в душной маленькой каморке. И к тому времени, когда Хэл понял, что он делает, было уже слишком поздно останавливаться. Хэл беспомощно позволил пальцам продолжать… Пот заливал все его молодое тело, сочась из каждой поры скользкой кожи.

Запах Катинки заполнял его голову. Рука двигалась быстро, но не так быстро, как билось его сердце. Хэл знал, что это грех и безумие. Отец предостерегал его, но юноша не в силах был остановиться. Он ерзал на табурете. Он чувствовал всю безмерность своей любви, она захлестывала его, как высокий и неудержимый океанский прилив. Хэл тихо вскрикнул, когда дошел до конца… Мускусный запах изгнал священный аромат ее волос из его ноздрей.

Тяжело дыша, юноша выпрямился, мокрый от пота. И позволил чувству вины и отвращения к себе навалиться на него. Он предал доверие отца, нарушил данное ему обещание и из-за своей богохульной похоти замарал чистый и нежный святой образ.

Хэл не мог и секунды больше оставаться в своей каморке. Накинув холщовую матросскую куртку, он выскочил наружу. Быстро взбежав по трапу на палубу, какое-то время он стоял у поручней, глубоко дыша. Прохладный соленый воздух слегка помог ему избавиться от отвращения к себе. Хэл почувствовал себя увереннее и огляделся вокруг.

Корабль шел прежним курсом, ветер дул с правого борта. Мачты покачивались взад-вперед на фоне бриллиантового полога звездного неба. Хэл смог различить низкую массу суши с подветренной стороны. Большая Медведица возвышалась над темными очертаниями земли. Это напомнило юноше о его родном крае, об оставшемся позади детстве, вызвав тоску.

На юге в небе сияло созвездие Кентавра, встающее прямо над его правым плечом, и могучий Южный Крест, горевший в центре. Это был символ его нового мира по другую сторону Линии.

Хэл посмотрел в сторону рулевого и увидел огонек отцовской трубки в укрытой части юта. Ему не хотелось сейчас видеть отца, потому что Хэл был уверен: вина и разврат наверняка все еще написаны на его лице и отец увидит это даже в полутьме. Но он знал, что отец его заметил и сочтет странным, если сын не выкажет ему уважения. И быстро подошел к сэру Фрэнсису.

– Будь снисходителен, отец, прошу. Я вышел немного подышать, прояснить голову, – пробормотал Хэл, не в силах посмотреть в глаза сэру Фрэнсису.

– Только не бездельничай слишком долго, – предостерег его отец. – Я хочу видеть работу законченной до того, как ты заступишь на вахту на мачте.

Хэл поспешил прочь. Просторная палуба все еще была незнакома ему. Большая часть груза и товаров с каравеллы просто не поместилась в трюмы галеона, уже и без того переполненные, и была сложена и закреплена на палубе. Хэл пробирался между бочонками, ящиками и бронзовыми стволами кулеврин.

Хэл настолько погрузился в раскаяние, что почти не замечал ничего вокруг, пока не услышал тихий заговорщический шепот совсем рядом. Разум мгновенно вернулся к нему, Хэл бросил взгляд в сторону носа корабля.

Небольшая группа людей пряталась в тени груза, сложенного под носовым кубриком. Их осторожные движения показались Хэлу необычными и сразу насторожили его.



После суда команды Сэм Боуэлс и его дружки были отправлены на нижнюю палубу галеона и заперты в маленьком помещении, которое, судя по всему, служило чуланом плотника. Там отсутствовал свет и почти не было воздуха. Запахи перца и трюмной воды удушали, а пространства было так мало, что все пятеро не могли одновременно вытянуться на полу. Они устроились как могли в этой чертовой дыре и надолго погрузи

Страница 31

ись в жалкое, отчаянное молчание.

– Где это мы находимся, а? Ниже ватерлинии, как вам кажется? – горестно спросил наконец Эд Брум.

– Да кто может знать, где что на этом голландце, – пробормотал Сэм Боуэлс.

– Как вам кажется, они собираются нас убить? – спросил Питер Лоу.

– Ну, можешь быть уверен, что они не собираются обнимать нас и целовать, – буркнул Сэм.

– Протащить под килем… – прошептал Эд. – Я один раз видел такое. Когда они протащили бедного дурака под кораблем и вытащили с другой стороны, он захлебнулся, он был мертвым, как крыса в бочке пива. И на его скелете почти ничего не осталось… все содрали ракушки на корпусе. Можно было видеть его кости, они торчали во все стороны, такие белые…

Все немного подумали об этом. Потом Питер Лоу сказал:

– Я видел, как повесили и четвертовали цареубийц на Тайберн-сквер в Лондоне. Они убили короля Карла, отца Черного Парня. Им вспороли животы, как рыбе, а потом сунули туда железный крюк и крутили его, пока не вытащили все кишки, как веревки… А потом отрезали им петушков и яйца…

– Заткнись! – рыкнул Сэм, и все снова мрачно замолчали в темноте.

Примерно час спустя Эд Брум тихо пробормотал:

– Откуда-то воздух проникает… Я шеей чую.

Еще через мгновение Питер Лоу заявил:

– А ведь он прав. Я тоже чувствую.

– Что там за вами?

– Да кто же знает? Может, главный трюм?

Потом что-то заскреблось, и Сэм резко спросил:

– Эй, что ты делаешь?

– Тут в переборке дырка. Сквозь нее воздух и проходит.

– Пусти-ка, я посмотрю…

Сэм прополз вперед и через несколько мгновений подтвердил:

– А ты прав. Я даже пальцы могу просунуть в эту дырку.

– Если бы мы могли ее расширить…

– А если Большой Дэниел тебя на этом поймает, добра не жди.

– И что он сделает? Четвертует нас? Он уже все равно собрался это сделать, не так ли?

Сэм что-то делал в темноте недолгое время, потом пробормотал:

– Если бы найти что-то, чтобы отломить доску…

– Я сижу на каком-то куске древесины.

– Давай попробуем…

Теперь они действовали сообща и наконец сумели протиснуть крепкий деревянный брусок сквозь дыру в переборке. Действуя им как рычагом, они навалились на брусок всем весом. Дерево с треском поддалось, и Сэм просунул руку в отверстие.

– Там просторно. Может, и сумеем выбраться.

Они набросились на переборку, расширяя дыру, ломая ногти и сажая занозы в ладони.

– Назад! Все назад! Отодвиньтесь! – приказал наконец Сэм и полез в дыру.

Как только остальные услышали, что он отползает от другой стороны переборки, они сразу полезли за ним.

Пробираясь вперед на ощупь, Сэм задыхался от жуткого запаха перца, обжигавшего ему носоглотку. Они оказались в трюме, где находились бочки со специями. Света здесь было чуть больше – он проникал сквозь щели вокруг люка, потому что там отсутствовал водозащитный порог.

Беглецы с трудом могли протиснуться между огромными бочками, каждая выше человеческого роста, и ползти по ним тоже не было возможности: палуба нависала слишком низко. Но они все же пробрались, хотя это и оказалось рискованно.

Тяжелые бочки слегка сдвигались от качки корабля. Они царапали дно трюма и ударялись друг о друга, натягивая держащие их канаты. Человека могло раздавить как таракана, если бы он угодил между ними.

Сэм Боуэлс был самым мелким из всех. Он полз первым, остальные – за ним.

Внезапно пронзительный вскрик разнесся по трюму, заставив всех замереть на месте.

– Тихо, безмозглый ублюдок! – Сэм в бешенстве обернулся. – Ты их привлечешь сюда!

– Моя рука! – продолжал кричать Питер Лоу. – Уберите это с меня!

Одна из громадных бочек приподнялась при наклоне корабля – и снова встала на место, всем своим весом придавив к палубе руку мужчины. Она продолжала скользить и прыгать на его руке, так что все услышали треск костей в локте и предплечье, похожий на сухой треск зерна между мельничными жерновами. Питер истерически кричал, и угомонить его не было никакой возможности: боль лишила его рассудка.

Сэм прополз назад, к Питеру.

– Захлопни рот!

Он схватил Лоу за плечо и потянул, пытаясь высвободить. Но рука была искалечена, и Питер лишь закричал громче.

– Ну, тут ничего не поделать, – проворчал Сэм и вытянул из-под рубахи кусок веревки, служивший ему поясом. Быстро сделав петлю, он накинул ее на голову Питера и с силой потянул. Он налег на нее всем весом, упираясь ногами в лопатки жертвы. Отчаянные крики Питера внезапно затихли. Сэм еще какое-то время затягивал петлю, пока не затихли судороги тела, потом снял веревку и опять подвязал ею штаны.

– Я должен был это сделать, – пробурчал он остальным. – Лучше пусть умрет один, чем все мы.

Никто не сказал ни слова, но все поползли следом за Сэмом, когда он опять двинулся вперед, предоставив бочкам превращать в фарш труп задушенного.

– Подсадите-ка меня, – велел наконец Сэм, и ему помогли взобраться на одну из бочек под люком.

– Тут между нами и палубой только кусок парусины, – победоносно сообщил он и протянул руку, чтобы потрогать туго натянутое

Страница 32

прикрытие люка.

– Ну так вперед, давайте выбираться отсюда! – прошептал Эд Брум.

– Там пока ясный день, – возразил Сэм, пытаясь ослабить веревки, которыми была привязана парусина. – Подождем темноты. Это недолго.

Постепенно свет, сочившийся сквозь щель вокруг парусины, потускнел и угас. Беглецы слышали, как корабельный колокол отбивал вахты.

– Конец полувахты, – сказал Эд. – Пошли!

– Подождем еще немного, – потребовал Сэм.

Прошел еще час, и он кивнул:

– Дергайте эту парусину.

– А что мы будем там делать?

Когда пришел момент действовать, дружки Сэма испугались.

– Ты же не задумал попытаться захватить корабль?

– Нет, осел! Я сыт по горло этим чертовым капитаном Фрэнки. Найдем что-нибудь, что плавает, по мне этого довольно. Земля совсем недалеко.

– А вдруг акулы?

– Капитан Фрэнки кусается похуже любой чертовой акулы, какую только можно здесь встретить.

С этим никто спорить не стал.

Они оторвали угол холста, и Сэм, приподняв его, выглянул наружу.

– Никого. Там у мачты есть пустые бочки для воды. Они нас отлично удержат.

Он выполз из-под парусины и бросился бегом через палубу. Остальные по очереди побежали за ним и помогли отвязать веревки, державшие бочки. Через несколько секунд две уже были освобождены.

– А теперь все вместе, парни! – прошептал Сэм.

Они покатили первую бочку по палубе. Потом вместе подняли ее и сбросили через поручни и тут же вернулись за второй.

– Эй! Вы что тут делаете?

Голос прозвучал так близко, что они в ужасе замерли, а потом, побледнев, обернулись.

И узнали Хэла.

– Это щенок Фрэнки! – воскликнул один.

Уронив бочку, они помчались к краю палубы.

Эд Брум обогнал всех. Он прыгнул головой вперед, а Питер Миллер и Джон Тэйт – за ним.

Хэлу понадобилась пара мгновений, чтобы сообразить, что происходит, и тогда он бросился вперед, чтобы перехватить Сэма Боуэлса. Тот был вожаком, самым виновным из всей банды, и Хэл вцепился в него уже у самых поручней.

– Отец! – закричал он достаточно громко, чтобы его голос достиг каждого уголка палубы. – Отец, на помощь!

Хэл с Сэмом схватились грудь к груди. Хэл обхватил голову Сэма руками, но Сэм сумел откинуться назад, а потом ударил Хэла лбом, надеясь сломать ему нос. Однако Большой Дэниел неплохо научил Хэла борьбе, и он был наготове: прижал подбородок к груди, так что их лбы столкнулись. Удар ошеломил обоих, и они отпустили друг друга.

Сэм тут же метнулся к поручням, но Хэл, упавший на колени, схватил его за ноги.

– Отец! – снова пронзительно закричал он.

Сэм пытался отбиться от него второй ногой, но Хэл держал его крепко.

А потом Сэм поднял голову – и увидел сэра Фрэнсиса Кортни, бегущего к ним. Его сабля была обнажена, лезвие блеснуло в свете звезд.

– Держи его, Хэл! Иду!

Теперь уж у Сэма никак не хватило бы времени на то, чтобы сорвать с талии веревку и набросить ее на голову Хэла. Вместо этого он потянулся к юноше и сжал его горло обеими руками. Сэм был некрупным мужчиной, но его пальцы окрепли от постоянной работы, став твердыми как железо. Он нащупал дыхательное горло юноши и безжалостно стиснул его.

Боль ошеломила Хэла, он отпустил ногу беглеца и схватил Сэма за запястья, пытаясь оторвать его руки от себя. Но Сэм поставил одну ногу ему на грудь, сбил юношу, перевернув его на спину, и тут же прыгнул к поручням.

Сэр Фрэнсис на бегу уже направил на него острие сабли, но Сэм увернулся и прыгнул в воду.

– Эти подлые червяки сбегут! – взревел сэр Фрэнсис. – Боцман, свистать всех наверх, меняем курс! Мы повернем назад, чтобы их поймать!



Сэм Боуэлс погрузился глубоко, а от удара о ледяную воду из его легких вышибло весь воздух. Он почувствовал, что тонет, но, барахтаясь изо всех сил, вырвался на поверхность. Его голова выскочила наконец над волнами, и он судорожно вздохнул, ощущая, как головокружение и слабость во всем теле проходят.

Сэм оглянулся на корпус корабля, величественно возвышавшийся позади, а потом оказался в кильватерной струе, мягко, маслянисто блестевшей в свете звезд.

Эта дорога должна была привести Сэма к сброшенной с борта бочке. Ему требовалось поспешить, пока волны не размыли след, оставив его без указателя.

Сэм был бос, одет лишь в поношенную хлопковую рубашку и парусиновые штаны, не слишком мешавшие движениям. И он быстро поплыл саженками, потому что, в отличие от большинства других матросов, являлся хорошим пловцом.

Через десяток взмахов он услышал голос рядом, в темноте:

– Помоги мне, Сэм Боуэлс!

Сэм в отчаянных криках узнал голос Эда Брума.

– Дай руку, товарищ, или мне конец!

Сэм перестал колотить по воде руками и разглядел в слабом свете звезд всплески там, где боролся за жизнь Эд. А за Эдом различил и еще кое-что, поднимавшееся на темных волнах, кое-что круглое, черное…

Бочка!

Но между Сэмом и возможным спасением находился Эд.

Сэм снова поплыл, но повернул прочь от Эда Брума, огибая его. Было опасно оказаться слишком близко от тонущего человека, тот мог вцепиться в пловца смертельной

Страница 33

хваткой и увлечь за собой.

– Прошу, Сэм! Не бросай меня!

Голос Эда звучал все тише.

Сэм добрался до бочки и схватился за торчавшую втулку. Немного передохнув, он приподнялся над водой, когда рядом с ним вдруг появилась на волнах чья-то голова.

– Кто это? – выдохнул он.

– Это я, Джон Тэйт, – пробормотал пловец, выплевывая морскую воду и пытаясь найти, за что можно ухватиться на бочке.

Сэм протянул руку вниз и распустил веревку, обвязывавшую его талию. Он набросил веревку на втулку и ухватился за другой ее конец, образовавший петлю. Джон Тэйт тоже вцепился в нее.

Сэм попытался оттолкнуть его.

– Эй, отпусти! Это мое!

Но пальцы Джона панически сжались на веревке, и через минуту Сэм оставил все как есть. Он не мог позволить себе тратить силы на борьбу с более крупным мужчиной.

Они держались за веревку во враждебном перемирии.

– А что с Питером Миллером? – спросил вдруг Джон Тэйт.

– Да пошел этот Питер Миллер! – огрызнулся Сэм.

Их окружала холодная и темная вода. Оба со страхом думали о тех существах, которые могли скрываться под их ногами. Стаи чудовищных тигровых акул всегда следовали за кораблями в этих водах, подбирая рыбью требуху и содержимое бочек из отхожих мест, когда все это попадало за борт. Сэм постоянно видел эти жуткие существа, когда находился на полубаркасе «Леди Эдвины», и теперь не мог не думать о них. Он чувствовал, как вся нижняя часть его тела сжимается и дрожит от холода и от страха перед острыми рядами акульих зубов, способных в одно мгновение разорвать его пополам, как он сам раскусил бы спелое яблоко.

– Смотри! – Джон Тэйт задохнулся, когда волна ударила ему в лицо и наполнила открытый рот.

Сэм поднял голову и увидел темный гигантский силуэт, возникший совсем недалеко.

– Этот чертов Фрэнки возвращается, чтобы найти нас… – прорычал Сэм сквозь стучащие зубы.

Оба беглеца в ужасе наблюдали, как на них надвигается галеон, становясь все больше с каждой секундой; наконец он закрыл собой все звезды, и беглецы уже слышали голоса на палубе.

– Что-нибудь видишь, мастер Дэниел?

Это спрашивал сэр Фрэнсис.

– Пока ничего, капитан.

Голос Большого Дэниела прогудел с носа корабля.

Но даже с такого близкого расстояния почти невозможно было различить что-либо в черной бурлящей воде, увидеть темную древесину бочки и две головы рядом с ней.

Беглецов ударило волной, поднятой носом галеона, когда он прошел мимо, и они остались вертеться и подпрыгивать в кильватерных волнах, видя, как кормовой фонарь постепенно исчезает в темноте.

Еще дважды за эту ночь они видели свет фонарей галеона, но каждый раз корабль проходил все дальше от них. Позже, много часов спустя, когда утренний свет стал достаточно ярким, беглецы с трепетом оглядывались вокруг, ища «Решительный», но его нигде не было видно. Должно быть, капитан предоставил беглецов судьбе и вернулся на свой курс.

И они, онемев от холода и усталости, продолжали висеть на своей ненадежной опоре.

– Там земля! – прошептал Сэм, когда волна приподняла их выше и они смогли различить темные очертания африканского берега. – Так близко, что до нее без труда доплыть можно!

Джон Тэйт промолчал, он лишь смотрел на Сэма сквозь щели красных распухших век.

– Это твой лучший шанс. Ты сильный, молодой. А обо мне не беспокойся… – Голос Сэма хрипел от соли.

– Нет, Сэм Боуэлс, ты так просто от меня не избавишься, – проскрипел Джон.

Сэм опять умолк, экономя силы, потому что холод уже довел его почти до полного бесчувствия. Солнце поднялось выше, и беглецы ощутили его на своих головах – сначала как легкое тепло, придавшее им сил, а потом уже как пламя в открытой печи: оно обжигало их кожу, ослепляло их бесчисленными яркими бликами на воде.

Солнце поднималось все выше, но земля не приближалась: течение неумолимо несло беглецов параллельно каменистым мыскам и белым пляжам. Сэм рассеянно заметил, как мимо них темным пятном проплыла по воде тень от нескольких белых облачков. Потом тень повернула обратно, двигаясь против ветра, – и тогда Сэм шевельнулся и поднял голову. На синем небесном своде не было ни облачка, способного отбросить такую тень. Сэм снова посмотрел на воду и полностью сосредоточился на движении теней. Волна подняла бочку достаточно высоко, чтобы он мог видеть все вокруг.

– Милостивый Господь!.. – прохрипел он сквозь растрескавшиеся от соли губы.

Вода была чистой, как стакан джина, и он прекрасно рассмотрел огромную пеструю тушу внизу, черные, как у зебры, полоски на ее спине…

Сэм закричал.

Джон Тэйт вскинул голову:

– Что такое? Солнечный удар, Сэм Боуэлс?

Он посмотрел на искаженное ужасом лицо Сэма и медленно повернулся, чтобы проследить за его взглядом. Теперь уже они оба отчетливо видели огромный раздвоенный хвост, который ритмично колыхался из стороны в сторону, двигая вперед длинное тело. Оно поднималось к поверхности, и вот уже спинной плавник показался над водой, совсем рядом с ними… остальное пока что скрывалось глубже.

– Акула! – выдохнул Джон Тэйт. – Тигр

Страница 34

вая…

Он отчаянно заколотил ногами, пытаясь развернуть бочку так, чтобы Сэм оказался между ним и чудовищной тварью.

– Замри! – рявкнул на него Сэм. – Они же как кошки. Будешь вертеться – бросится на тебя.

Они уже видели глаза акулы, слишком маленькие для такого мощного, длинного туловища. Они равнодушно смотрели на мужчин, когда акула начала описывать второй круг. Еще круг, и еще, и каждый меньше предыдущего… а в центре этих кругов лежала на воде бочка.

– Эта тварь присматривается к нам, как горностай к куропатке.

– Заткнись! Не двигайся! – простонал Сэм, но он уже просто не в силах был бороться с ужасом.

Его кишечник и мочевой пузырь непроизвольно расслабились; Сэм ощутил, как вонючее тепло полилось в штаны. И тут же движения акулы стали быстрее, ее хвост прибавил ритм – хищница уловила запах экскрементов.

Хвост акулы взбил на поверхности воды белую пену, когда тварь метнулась вперед, и ее нос ударился о бок бочки. Сэм, плохо соображая от страха, видел, как невероятным образом изменилась узкая, гладкая голова акулы. Верхняя челюсть поднялась, пасть широко раскрылась. Ряды зубов щелкнули по деревянной бочке.

Оба мужчины в панике хватались за свое разбитое плавучее средство, пытаясь приподняться над водой. Они уже кричали, сами того не замечая, цеплялись за обломки бочки и друг за друга…

Акула отплыла назад и снова принялась кружить. Пасть под ее немигающими глазами как будто усмехалась. Теперь внимание акулы привлекли колотящие в воде ноги мужчин, и она снова бросилась вперед, почти подпрыгнув над водой.

Пронзительный крик Джона Тейта внезапно оборвался, но его рот был еще широко открыт, так широко, что Сэм видел его розовое горло. Из этого горла не доносилось ни звука, только тихое шипение выдыхаемого воздуха. А потом Джон разом пропал под водой. Его левая рука продолжала цепляться за веревочную петлю, и когда беглеца увлекало вглубь, бочка подпрыгнула и нырнула, как поплавок.

– Отпусти, чтоб тебя! – взвыл Сэм, когда его швырнуло следом за бочкой. Веревка глубоко впилась в его запястье.

Но тут бочка выскочила на поверхность, хотя кисть руки Джона Тэйта все еще держалась за петлю. Темное красноватое облако расплылось по воде.

А потом над водой появилась голова Джона Тэйта. Он издал резкий каркающий звук, и его кровавая слюна брызнула в глаза Сэму. Лицо Джона было белым, как лед, жизнь его покидала. Акула снова атаковала, уже под водой, впившись зубами в нижнюю часть тела Джона, и так его встряхнула, что поврежденная бочка опять нырнула.

В очередной раз выскочив из-под воды, Сэм набрал в грудь воздуха и потянулся к руке Джона.

– А ну убирайтесь! – заорал он на обоих, человека и акулу. – Убирайтесь подальше от меня!

С силой обезумевшего он вырвал руку Джона из веревочной петли и ударил его ногой в грудь, продолжая орать:

– Пошли вон отсюда!

Джон Тэйт не оказал сопротивления. Его глаза были все еще широко открыты, но хотя его губы шевелились, с них не слетало никаких звуков. Внизу, под поверхностью воды, половина его тела была откушена, и его кровь окрасила воду в темно-красный цвет. Акула еще раз рванула его зубами, а потом уплыла, наглотавшись плоти Джона Тэйта.

Поврежденная бочка наполнилась водой и теперь частично погрузилась, и это лишь придало ей устойчивости, которой не было, пока она болталась на воде высоко. И с третьей попытки Сэм сумел взобраться на нее. Он обхватил ее руками и ногами, оседлав. Бочка опасно раскачивалась, и Сэм не осмеливался даже поднять голову из страха, что потеряет равновесие и снова упадет в воду.

Через какое-то время он заметил, как впереди над водой скользнул спинной плавник, – акула вернулась к бочке. Сэм боялся даже следить за сужавшимися кругами, которые описывала тварь, и просто закрыл глаза и постарался даже не думать о присутствии опасного хищника.

Внезапно бочка резко дернулась под ним, и Сэм забыл о своем решении. Он широко раскрыл глаза и пронзительно вскрикнул. Но акула, куснув дерево, уже плыла прочь. Впрочем, она возвращалась еще дважды и каждый раз тыкала бочку своим жутким носом. Однако ее интерес явно угасал – может быть, потому, что она уже утолила голод телом Джона Тэйта, а теперь ее разочаровали вкус и запах досок.

Наконец Сэм увидел, как акула окончательно развернулась и поплыла вдаль, и ее хвост плавно размахивал из стороны в сторону, когда тварь двигалась против течения.

Сэм лежал совершенно неподвижно, прижавшись к бочке, оседлав соленое брюхо океана, поднимаясь и опускаясь от его толчков, как измученный любовник. Настала ночь, и теперь уже Сэм не смог бы шевельнуться, даже если бы захотел. Он впал в полубессознательное состояние и мало что понимал.

Ему чудилось, что уже настало утро, что он пережил эту ночь. Ему чудилось, что он слышит совсем рядом голоса людей. Ему чудилось, что когда он открыл глаза, то увидел большой корабль, очень близко. Он в общем понимал, что это нечто вроде сна, потому что в течение года лишь несколько кораблей, меньше дюжины, огибали этот далекий мыс на краю

Страница 35

света.

Но он продолжал смотреть и видел, как с борта корабля спустили лодку и матросы гребут в его сторону. И только когда он ощутил на своих ногах грубые руки, он смутно осознал, что все это не было сном.



«Решительный» повернул в сторону суши и двинулся малым ходом, а команда стояла наготове, чтобы опустить оставшиеся паруса.

Взгляд сэра Фрэнсиса устремлялся то к парусам, то к земле впереди. Он внимательно прислушивался к бормотанию лотового, когда тот бросал линь и позволял ему уйти на глубину перед носом корабля. Когда галеон проходил над глубокомером и линь натягивался, лотовый сообщал:

– Глубина – двадцать!

– Сейчас прилив самый высокий. – Хэл оторвался от своей сланцевой дощечки с вычислениями. – И через три дня полнолуние. Проскочим.

– Спасибо, лоцман, – с легкой язвительностью откликнулся сэр Фрэнсис.

Хэл просто исполнял свои обязанности, но он не единственный на борту проводил часы над морскими атласами и таблицами.

Потом сэр Фрэнсис смягчился:

– Поднимайся на мачту, парень. И смотри во все глаза.

Он проследил взглядом за Хэлом, взлетевшим вверх по вантам, потом посмотрел на рулевого и тихо произнес:

– Лево руля, мастер Нед.

– Есть лево руля, капитан.

Нед зубами переместил трубку из одного угла рта в другой. Он тоже видел белую пену рифа у входа в узкий пролив.

Земля находилась так близко, что можно было рассмотреть каждую ветку на деревьях, которые росли на каменистых утесах, охранявших пролив.

– Держи ровно, – сказал сэр Фрэнсис.

«Решительный» осторожно полз вперед между высокими утесами. Сэр Фрэнсис никогда раньше не видел этого пролива, отмеченного на картах, которые он захватил или купил. Этот берег всегда обозначался как запретный и опасный, на расстоянии тысячи миль от Столовой бухты у мыса Доброй Надежды имелось несколько других стоянок, вполне безопасных. Но «Решительный» упорно шел дальше по зеленому каналу, и вот перед ним открылась чудесная широкая лагуна, которую со всех сторон окружали высокие холмы, густо поросшие лесом.

– Слоновья лагуна! – восторженно крикнул с мачты Хэл.

Прошло уже больше двух месяцев с тех пор, как они ушли с этой тайной стоянки. И, как бы в доказательство того, что сэр Фрэнсис правильно выбрал имя для этого места, на пляже вдоль леса раздался трубный зов.

Хэл засмеялся от удовольствия, заметив на песке четыре огромные серые туши. Они стояли плечом к плечу, как будто строем, и глядели на корабль, широко расставив уши. На глазах у юноши гиганты высоко подняли хоботы, ноздри на их концах расширились, принюхиваясь к запахам, доносившимся до них от странного видения, двигавшегося в их сторону. Самый крупный слон вскинул голову, выставив длинные желтые бивни, и затряс головой так, что его уши захлопали, как старые серые паруса. И снова затрубил.

Стоявший на носу галеона Эболи ответил на его приветствие, вскинув над головой руки и прокричав на языке, понятном одному Хэлу:

– Я вижу тебя, старый мудрец! Иди с миром, я твоего тотема, я не причиню тебе зла!

При звуке его голоса слоны отступили от края воды, потом все разом повернулись и неторопливо пошли к лесу. Хэл снова засмеялся, услышав слова Эболи, и проследил за тем, как уходят гигантские существа, сминая подлесок и сотрясая деревья своим весом.

Потом он снова сосредоточился, осматривая песчаный берег и мелководье и сообщая направление отцу, стоявшему на шканцах. «Решительный» медленно шел по извилистому проливу.

Наконец судно выбралось на просторный зеленый круг. Последние паруса были спущены и свернуты на его реях, якорь с плеском упал в воду. Корабль медленно развернулся, натянув якорную цепь.

Галеон встал всего в пятидесяти ярдах от берега, прячась за маленьким островком посреди лагуны, так что проходящие мимо суда никак не смогли бы его заметить сквозь вход между утесами.

Едва корабль успел остановиться, как сэр Фрэнсис закричал:

– Плотники! Собрать полубаркасы, спустить на воду!

Еще до полудня первый полубаркас уже был спущен с галеона, десять человек с сумками спрыгнули на его палубу. Большой Дэниел командовал гребцами. Проплыв через лагуну, они высадились на берегу у основания каменистых утесов. Сэр Фрэнсис наблюдал в подзорную трубу, как они поднимаются по крутой слоновьей тропе к вершине. Оттуда они должны были следить за океаном и предупреждать о появлении любого незнакомого паруса.

– Утром мы перевезем к проливу кулеврины и установим их на камнях, чтобы защищать наш пролив, – сказал Хэлу сэр Фрэнсис. – А теперь отпразднуем наше прибытие свежей рыбой на ужин. Принеси крюки и лини. Пусть Эболи с тобой отправится в другом полубаркасе, возьмите еще четверых. Наловите на берегу крабов и принесите мне побольше рыбы.



Стоя на носу полубаркаса, шедшего к проливу, Хэл всматривался в воду. Она была такой прозрачной, что Хэл видел песчаное дно. В лагуне кишмя кишела рыба, стайки разбегались перед лодкой. Многие рыбины были длиной с руку Хэла, а иные и в две руки.

Когда они бросили якорь в самой глубокой части пролива,

Страница 36

Хэл сбросил с борта рыболовный линь с крюками; на каждый крюк насадили краба – крабов они вытащили из их норок на песчаном берегу.

Линь еще не успел коснуться дна, как наживку уже схватили с такой грубой силой, что бечева рванулась, обжигая пальцы Хэла. Хэл, отклонившись назад, стал перебирать бечеву, вытягивая ее, и вот уже на планшир хлопнулась здоровенная ярко-серебряная рыбина.

Пока она колотилась на палубе, а Хэл пытался вырвать из ее рта крюк, Эболи взволнованно закричал и тоже потянул бечеву. И еще до того, как он выбросил свою добычу на палубе, другие матросы уже хохотали и натягивали лини, таща на полубаркас тяжелых рыбин.

Не прошло и часа, как палуба оказалась по колено завалена рыбой, а матросы до корней волос измазаны чешуей и слизью. И даже грубые, покрытые мозолями ладони моряков были ободраны до крови, так сильна была рыба. И это уже было не спортивным развлечением, а тяжелой работой – поднимать на борт настоящий поток серебристых живых существ.

Незадолго до заката Хэл дал команду заканчивать. Они сели на весла и отправились к стоящему на якоре галеону. Им оставалось пройти еще с сотню ярдов, когда Хэл, поддавшись внезапному порыву, встал на корме и сбросил с себя провонявшую рыбой одежду. Оставшись в чем мать родила, он встал на банке и крикнул Эболи:

– Двигайтесь дальше, разгрузите добычу. Я поплыву отсюда.

Хэл не мылся уже больше двух месяцев, с тех самых пор, как они ушли из этой лагуны, и ему страстно хотелось ощутить на коже прохладу воды. Глубоко вздохнув, он прыгнул вниз. Мужчины у поручней галеона заорали разные непристойности, поощряя его, и даже сэр Фрэнсис остановился и снисходительно наблюдал за сыном.

– Пусть порезвится, капитан. Он ведь еще совсем мальчишка, – сказал Нед Тайлер. – Просто он такой высокий и крупный, что об этом как-то забываешь.

Нед плавал с сэром Фрэнсисом уже так много лет, что мог позволить себе некоторую фамильярность.

– Для бездумных мальчишек нет места в море. Это мужская работа, и она требует ясной головы даже на самых молодых плечах, иначе на эту шею быстро набросят аркан голландцы.

Но сэр Фрэнсис вовсе не бранил Хэла. Он просто наблюдал, как обнаженное белое тело скользило в воде, подвижное и ловкое, как какой-нибудь дельфин.



Катинка услышала шум на палубе наверху и оторвалась от книги, которую читала. Это был экземпляр «Гаргантюа и Пантагрюэля» Франсуа Рабле, отпечатанный на заказ в Париже, с прекрасными, детально прорисованными эротическими иллюстрациями, раскрашенными вручную, весьма реалистичными. Его прислал молодой человек, с которым Катинка была знакома в Амстердаме до своего поспешного брака. Благодаря весьма интимному опыту он хорошо знал ее вкусы. Катинка рассеянно глянула в иллюминатор – и тут же загорелась любопытством. Уронив книгу, она встала, чтобы лучше видеть.

– Lieveling, твой муж! – предостерегла ее Зельда.

– Да к чертям моего мужа! – ответила Катинка, выходя из каюты и прикрывая глаза ладонью от садившегося солнца.

Молодой англичанин, захвативший ее в плен, стоял на корме маленького суденышка, совсем недалеко, в тихой воде лагуны. Прямо на глазах Катинки он сбросил с себя пропотевшую, истрепанную одежду, оставшись совершенно нагим, и с беспечной грацией балансировал на банке.

В девичестве Катинка вместе с отцом путешествовала по Италии. Там она подкупила Зельду, чтобы пойти посмотреть на коллекцию скульптур Микеланджело, пока отец встречался с итальянскими торговыми партнерами. И провела почти час того душного дня, стоя перед статуей Давида. Красота скульптуры пробудила в Катинке бурю эмоций. Это было первое изображение обнаженной мужественности, которое она увидела, и оно изменило ее жизнь.

Теперь она смотрела на другую скульптуру Давида, но на этот раз не из холодного мрамора. Конечно, после их первой встречи в ее каюте Катинка часто видела этого юношу. Он таскался за ней, как привязавшийся щенок. Когда бы она ни покинула каюту, молодой человек чудесным образом появлялся неподалеку, таращась на нее. Его откровенное обожание вызывало у Катинки лишь легкое веселье, потому что она ничего другого и не ожидала от мужчин в возрасте от четырнадцати до восьмидесяти лет. И он едва ли мог ожидать от нее чего-то большего, чем просто взгляд, этот хорошенький мальчик в мешковатой грязной одежде. После их первой жесткой встречи вонь его тела еще долго держалась в каюте Катинки, такая сильная, что она приказала Зельде опрыскать все вокруг духами, чтобы избавиться от дурного запаха. Но потом на собственном горьком опыте она убедилась, что все моряки воняют одинаково, потому что вода на корабле имелась только для питья, лишней не было.

Теперь юноша, сбросивший с себя зловонную одежду, превратился в ошеломительно прекрасное произведение искусства. Хотя его лицо и руки потемнели от загара, торс и ноги сохранили чистый белый цвет. Низкое солнце позолотило изгибы этого тела, темные волосы упали на спину… Зубы выглядели ослепительно-белыми на темном лице, а смех звучал так музыкально и был полон так

Страница 37

й энергии, что невольно вызвал улыбку и на губах Катинки.

Потом она посмотрела на собственное тело, и ее губы приоткрылись. Фиолетовые глаза прищурились, явно что-то соображая. Нежные черты лица юноши выглядели обманчиво. Он явно уже не был ребенком. Он обладал плоским животом с прекрасными молодыми мускулами. А в нижней его части темнел кустик вьющихся волос, и розовые гениталии свисали тяжело, с властностью, которой не хватало Давиду Микеланджело.

Когда юноша прыгнул в лагуну, Катинка могла проследить за каждым его движением в чистой воде. А юноша вынырнул на поверхность и, смеясь, встряхнул головой, отбрасывая назад мокрые волосы. Взлетевшие брызги сверкнули, словно священный нимб света вокруг головы ангела.

Юноша быстро поплыл в ту сторону, где высоко на корме стояла Катинка. Он скользил в воде с особой грацией, которой Катинка не замечала в нем, когда он был одет в парусиновые штаны и рубаху. Он проплыл почти под ней, не заметив ее пристального взгляда. А Катинка разглядела и его позвоночник, и тугие мышцы спины, и круглые ягодицы, соблазнительно напрягавшиеся с каждым движением ног, как будто юноша занимался с кем-то любовью прямо в воде…

Она наклонилась вперед, чтобы проводить его взглядом, но он уже ушел из поля ее зрения, обогнув корму.

Катинка разочарованно надула губки и вернулась в каюту, чтобы снова приняться за книгу. Но иллюстрации уже потеряли для нее привлекательность, бледнея в сравнении с живой плотью и блеском юной кожи.

Катинка сидела, опустив на колени открытую книгу, и воображала крепкое молодое тело, белое и блестящее… представляла его над собой, буквально видя, как напрягаются ягодицы юноши, когда она вонзается в них своими острыми ногтями…

Катинка инстинктивно ощутила, что этот юноша все еще девственник… она почти чуяла медовый аромат невинности, исходящий от него, и ее он притягивал, как притягивает осу перезрелый фрукт.

Это было бы ее первым опытом с сексуальной невинностью…

Такая мысль придавала остроты природной красоте молодого человека.

Эротические фантазии Катинки усиливались из-за долгого вынужденного воздержания. Она откинулась на спинку кресла и крепко сжала бедра, начиная мягко раскачиваться взад-вперед и тихонько улыбаясь себе под нос…



Следующие три ночи Хэл провел на берегу под каменистыми выступами. Отец назначил его руководить перевозкой на берег пушек и устройством каменных оснований под них, чтобы орудия смотрели на узкий вход в лагуну.

Само собой, сэр Фрэнсис тоже отправился туда, чтобы проверить выбранную сыном позицию, но даже он не нашел никаких ошибок в том, как Хэл поставил орудия, которые без труда остановили бы любой корабль, вздумай тот сунуться в узкий пролив между утесами.

На четвертый день, когда работа была закончена и Хэл на веслах возвращался через лагуну, он уже издали увидел, что работа по ремонту галеона идет вовсю. Плотник и его помощники построили над кормой висячие леса и с этой платформы прилаживали новые доски обшивки вместо поврежденных пушечным огнем, что вызывало большие неудобства у гостей, пребывавших у них на борту. Неуклюжая аварийная мачта, которой голландский капитан заменил сломанную штормом грот-мачту, уже была снята, и галеон без нее выглядел странно и нескладно.

Однако, когда Хэл поднялся на палубу через входную прорезь, он увидел, что Нед Тайлер и его рабочая команда достают из трюма массивные бревна экзотической древесины, составлявшие самую тяжелую часть груза, и опускают их в лагуну, чтобы по воде переправить на берег.

Запасная мачта лежала на самом дне трюма, там же, где находились запечатанные отсеки с монетами и слитками. Чтобы до них добраться, требовалось достать почти весь груз.

– Отец тебя требует, – сразу сообщил Эболи, и Хэл поспешил на корму.

– Ты пропустил три дня занятий, пока был на берегу, – без предисловий заявил сэр Фрэнсис.

– Да, отец.

Хэл прекрасно знал: нет смысла говорить о том, что он не намеренно ускользнул от уроков. «Но я, по крайней мере, имею оправдание», – мысленно добавил он, глядя прямо в глаза отцу.

– Вечером после ужина мы повторим катехизис ордена. Приходи в мою каюту к восьми ударам второй ночной вахты.

Катехизис ордена Святого Георгия и Священного Грааля, то есть текст посвящения в рыцари, никогда не был записан, и уже почти четыре века две сотни эзотерических вопросов и ответов передавались только из уст в уста; мастер наставлял послушника в этом суровом ритуале.

Сидя на баке рядом с Эболи, Хэл жадно проглотил горячий бисквит, истекающий жиром, и только что запеченную рыбу. Теперь, когда на корабле не было недостатка в топливе и свежей пище, кормежка стала основательной и вкусной, но Хэл помалкивал во время еды. Он мысленно повторял катехизис, поскольку отец был весьма строг в этом вопросе. Корабельный колокол пробил нужный час слишком скоро, и, как только затих последний звук, Хэл постучал в дверь каюты отца.

Сэр Фрэнсис сидел за своим письменным столом, а Хэл опустился на колени на голый пол. Сэр Фрэнсис набросил на п

Страница 38

ечи официальный плащ, на его груди сверкал великолепный золотой знак рыцаря-морехода. Знак изображал грозного английского льва, держащего над собой croix pattee[5 - Croix pattee – в геральдике прямой равносторонний крест с расширяющимися концами. Использовался в Средние века рыцарями-храмовниками (тамплиерами) и их последователями.]; над крестом сверкали звезды и полумесяц – знак Девы Марии. Глаза льва были рубиновыми, звезды – алмазными. На среднем пальце правой руки сэра Фрэнсиса красовалось узкое золотое кольцо, на котором были выгравированы компас и квадрант Дэвиса, инструменты навигатора, и над ними – коронованный лев. Кольцо было небольшим и скромным, в отличие от знака на груди.

Сэр Фрэнсис вел урок на латыни. Использование этого языка гарантировало, что только высокообразованные люди могли стать членами ордена.

– Кто ты таков? – задал сэр Фрэнсис первый вопрос.

– Генри Кортни, сын Фрэнсиса и Эдвины.

– Зачем ты пришел сюда?

– Я пришел, чтобы отдать себя на службу ордена Святого Георгия и Священного Грааля.

– Откуда ты пришел?

– Из океана, потому что там мое начало, и в конце океан станет моим саваном.

Этим ответом Хэл признавал морские корни ордена. Следующие пятьдесят вопросов выясняли, насколько послушник понимает историю ордена.

– Кто был до тебя?

– Бедные рыцари Христовы и храма Соломонова.

Рыцари-храмовники ордена Святого Георгия и Священного Грааля были наследниками угасшего ордена рыцарей-тамплиеров.

После этого сэр Фрэнсис заставил Хэла изложить историю ордена; как в 1312 году на тамплиеров напал и уничтожил их король Франции Филипп Красивый при молчаливом попустительстве своей марионетки, папы Климента Пятого. Огромное состояние тамплиеров и их земли были конфискованы короной, а большинство самих тамплиеров замучили и сожгли на костре. Однако мореходы-тамплиеры, предупрежденные своими друзьями, ускользнули через пролив и вышли в море. Они отправились в Англию и просили защиты у короля Эдуарда Второго. И с тех пор открыли свои ложи в Шотландии и Англии под новыми названиями, но сохранили все догматы первичного ордена.

Далее сэр Фрэнсис заставил сына повторить тайные слова опознания и особое пожатие руки, благодаря которым рыцари ордена узнавали друг друга.

– In Arcadia habito. Я пребываю в Аркадии, – выразительно произнес сэр Фрэнсис, наклоняясь к Хэлу, чтобы сжать его руку в обеих ладонях.

– Flumen sacrum bene cognosco! Я хорошо знаю священную реку! – почтительно ответил Хэл, скрещивая свой указательный палец с указательным пальцем отца.

– Объясни значение этих слов, – потребовал сэр Фрэнсис.

– Это наш договор с Богом и друг с другом. Орден – это Аркадия, а мы все – река.

Корабельный колокол дважды отбивал время, прежде чем все вопросы были заданы и все ответы получены. Наконец Хэлу было позволено подняться с колен.



Когда он добрался до собственной крошечной каюты, он слишком устал даже для того, чтобы зажечь масляную лампу. Хэл просто упал на койку одетым. Он лежал в полном отупении и умственном изнеможении. Вопросы и ответы катехизиса гудели в его голове, бесконечно повторяясь в утомленном мозгу, пока не стали уже казаться лишенными смысла.

Потом Хэл услышал звуки тихого движения за переборкой, и самым чудесным образом его усталость как ветром сдуло. Он сел, все его чувства устремились к соседней каюте. Он не мог зажечь лампу, потому что звук удара по кремню мог проникнуть туда.

Хэл скатился с койки и в темноте босиком бесшумно двинулся к переборке.

Опустившись на колени, он осторожно провел пальцами по доскам, пока не нашел затычку в дырке, вставленную им прежде. Тихо вытащив ее, он прильнул к щели глазом.

Его отец позволял Катинке ван де Вельде с ее горничной сходить на берег и целый час гулять по пляжу в сопровождении Эболи. И днем, когда женщины ушли с корабля, Хэл улучил минутку, чтобы заскочить в свою каюту. Концом своего кинжала он расширил дырку в переборке. Потом выстрогал затычку из такой же древесины, чтобы замаскировать отверстие.

Теперь его мучило чувство вины, но он не мог сдержаться. И смотрел в увеличившуюся щель. Теперь обзор стал гораздо лучше. У противоположной переборки стояло высокое венецианское зеркало, и в нем Хэл прекрасно видел даже те части каюты, которые прежде были скрыты от него. Ясно было, что это маленькое помещение – продолжение другого, большего по размеру и роскошно обставленного. Видимо, эта каюта служила гардеробной и комнаткой уединения, где жена губернатора могла искупаться и заняться более интимными вещами. В центре там стояла ванна, тяжелая, керамическая, в восточном стиле, украшенная по бокам горными пейзажами и изображениями бамбуковых лесов.

Катинка сидела на низком табурете в другом конце каюты, а горничная расчесывала ей волосы щеткой с серебряной ручкой. Волосы спадали до талии Катинки и от каждого движения щетки переливались золотом в свете лампы. На женщине было парчовое платье, жесткое от золотых кружев, но Хэл счел, что ее волосы выглядят куда богаче драгоценных

Страница 39

золотых нитей.

Он таращился на нее, зачарованный, стараясь запомнить каждое движение ее белых рук, каждый нежный поворот ее чудесной головы. Звук ее голоса, тихого смеха бальзамом проливался на его утомленные тело и разум.

Горничная закончила свою работу и ушла. Катинка встала, и Хэл упал духом, потому что ждал, что она сейчас задует лампу и выйдет. Но Катинка вместо этого пошла в его сторону. Хотя она была вне прямого поля его зрения, он все же видел ее отражение в зеркале. Между ними находилась лишь переборка, и Хэл испугался, что Катинка может услышать его тяжелое дыхание.

Он смотрел на ее отражение и видел, как она наклонилась и подняла крышку ночного сосуда, закрепленного по другую сторону переборки, к которой прижимался Хэл. И вдруг, прежде чем он успел осознать, что она собирается сделать, женщина подняла юбку платья до талии и одновременно опустилась, как птичка, на сиденье ночного сосуда.

Она продолжала смеяться и болтать с горничной, что находилась в соседнем помещении, и одновременно раздалось журчание… Когда же она снова встала, Хэлу еще на мгновение было даровано зрелище ее длинных светлых ног, прежде чем на них упала юбка и Катинка грациозно вышла из туалетной комнаты.

Хэл лежал в темноте на жесткой койке, прижав руки к груди, и пытался заснуть. Но картина неземной красоты Катинки терзала его. Все тело юноши горело, он тревожно переворачивался с боку на бок.

– Я буду сильным! – прошептал он вслух и сжал кулаки так, что хрустнули пальцы.

Он старался выгнать из головы волнующий образ, но тот жужжал в его мозгу, как стайка рассерженных пчел.

Хэл снова и снова слышал в воображении ее смех, смешивавшийся с тихим журчанием, и больше не мог сопротивляться. Со стоном стыда он сдался и обеими руками потянулся к надувшемуся паху…



Когда весь груз древесины был вынут из главного трюма, запасную мачту стало возможно поднять на палубу. Для такой работы требовалась половина команды корабля. Массивную мачту длиной почти с сам галеон нужно было очень осторожно и аккуратно поставить на место. Но сначала ее по воде переправили на берег. И там, под укрытием густого леса, команда плотников установила ее на козлы и начала строгать и подгонять к отверстию в палубе, чтобы заменить наконец сломанную бурей мачту.

Только когда трюм опустел, сэр Фрэнсис смог созвать всю команду, чтобы люди стали свидетелями того, как он откроет сокровищницу, намеренно спрятанную голландцами под самым тяжелым грузом. Это была обычная практика Голландской Ост-Индской компании – защищать таким образом самое ценное. Несколько сотен тонн тяжелых кусков древесины, наваленных на вход в комнату-сейф, должны были остановить даже самого решительного вора.

Когда команда сгрудилась вокруг открытого люка, сэр Фрэнсис и боцман спустились в трюм, неся зажженные лампы, и исследовали печати, наложенные голландским губернатором Тринкомали на дверь.

– Печати не тронуты! – крикнул сэр Фрэнсис наблюдателям, и те откликнулись довольно шумно.

– Ломай петли! – приказал сэр Фрэнсис Большому Дэниелу, и тот с жаром взялся за дело.

Во все стороны полетели щепки; бронзовые петли взвизгнули, когда их отодрали от переборки. Изнутри комната-сейф оказалась обита медными листами, но железный ломик Большого Дэниела пробился сквозь металл, и под восторженное гудение зрителей содержимое помещения открылось.

Их взорам предстали пятнадцать плотных парусиновых мешков с монетами. Дэниел вытащил их из сейфа и уложил в грузовую сеть, чтобы потом поднять на палубу. Далее настала очередь слитков драгоценных металлов. Они были уложены по десять штук в ящики из грубых, неоструганных досок, на которых выжгли количество и вес слитков.

Выбравшись из трюма, сэр Фрэнсис приказал оставить на палубе два мешка монет, а остальные, как и ящики со слитками, отнести в его каюту.

– Эти монеты мы разделим прямо сейчас, – сказал сэр Фрэнсис команде. – А остальную часть вашего жалованья вы получите потом, когда мы вернемся в старую добрую Англию.

Он наклонился к оставшимся мешкам и разрезал кинжалом бечевки. Мужчины взвыли, как стая голодных волков, когда на палубу хлынул поток блестящих серебряных монет по десять голландских гульденов.

– Считать ни к чему. Эти сырные головы уже проделали за нас всю работу.

Сэр Фрэнсис показал на цифры, нанесенные по трафарету на мешки.

– Каждый из вас по очереди выходит вперед, когда назовут его имя.

Со взволнованным смехом и непристойными шуточками моряки выстроились на палубе. Когда звучало имя очередного матроса, он выходил вперед, держа в руках шапку, и ему насыпали в нее причитавшуюся ему долю серебряных гульденов.

Хэл оказался единственным человеком на борту, который не принял участия в дележе добычи. Хотя его имя тоже прозвучало среди прочих и ему полагалось почти две сотни гульденов, деньги за него принял отец.

– Нет большего глупца, чем мальчишка с серебром или золотом в кошеле, – рассудительно объяснил он Хэлу. – Однажды ты поблагодаришь меня за то, что я сберег твои денежки.

П

Страница 40

сле этого он обернулся к команде.

– То, что вы вдруг разбогатели, не значит, что у меня нет для вас работы, – с сердитой насмешкой проревел он. – Остальную часть тяжелого груза необходимо переправить на берег, а потом мы сможем подвести корабль к суше, накренить и отчистить днище, поставить новую мачту и установить пушки. В общем, работы достаточно, чтобы вы были как следует заняты месяц-другой.



Служа на кораблях сэра Фрэнсиса, никто не мог позволить себе лениться. Скука – самый опасный враг из всех, с которыми сэр Фрэнсис когда-либо встречался. И пока одна смена занималась разгрузкой, он находил дело и остальным. Люди ни на минуту не должны забывать о том, что их корабль – боевой и им следует в любой момент быть готовыми к встрече с наглым врагом.

Когда были открыты все люки и подняты огромные бочки со специями, на палубе практически не осталось места для тренировок с оружием, поэтому Большой Дэниел забрал свободных от дела людей на берег. Они построились в шеренги плечом к плечу и действовали ручным оружием. Работали абордажными саблями – удар влево, выпад, отступление; удар вправо, выпад, отступление… пока наконец не обливались потом с головы до ног и едва могли дышать.

– Ладно, хватит! – заявил наконец Большой Дэниел, но это не значило, что все свободны. – Разбились на пары для борьбы, чтобы разогреть кровь! – закричал он снова и расставил мужчин по двое, хватая их за ворот и толкая друг к другу, как будто они были какими-нибудь бойцовыми петухами на арене.

Вскоре пляж заполнили пары борющихся мужчин, обнаженных до пояса: они кричали, стараясь сбить друг друга с ног, катались по белому песку.

Стоя за первыми деревьями леса, Катинка и ее горничная с любопытством наблюдали за борцами. В нескольких шагах позади женщин стоял Эболи, прислонившись к желтому стволу одного из лесных гигантов.

Хэлу пришлось бороться с матросом старше его на двадцать лет. Они были одного роста, но старший мужчина весил больше примерно на стоун[6 - Стоун – единица измерения массы, равная 6,35 кг.]. Оба они старались захватить друг друга за шею и плечи, топтались на месте и выписывали круги, пытаясь лишить противника равновесия или подцепить его ногой, чтобы опрокинуть.

– Работай бедрами! Брось его через бедро! – шептала Катинка, наблюдая за Хэлом.

Ее так захватило зрелище, что она бессознательно сжала кулаки и колотила ими себя по бокам, как будто подталкивая Хэла; ее щеки раскраснелись так, как не раскрасила бы их целая баночка румян.

Катинка обожала смотреть, как люди или животные схватывались друг с другом. И при каждой возможности муж водил ее на бычьи и петушиные бои или на драки терьеров.

– Когда проливается красное вино, моя прелестная малышка счастлива!

Ван де Вельде даже гордился необычным пристрастием жены к кровавым зрелищам. Она никогда не пропускала рыцарских турниров, наслаждалась даже английским спортом – дракой на кулаках. Однако вот такая борьба, рестлинг, была одним из ее любимых развлечений, и она знала наизусть все захваты и броски.

Теперь она была зачарована грациозными движениями юноши, приходя в восторг от его ловкости. Она могла бы с уверенностью сказать, что его хорошо учили, потому что, хотя противник Хэла превосходил его по весу, Хэл двигался быстрее и сил у него было больше. Он использовал вес противника против него же самого, и старшему бойцу приходилось трудновато.

Наконец Хэлу удалось лишить его равновесия. Следующий толчок юноши уже не встретил сопротивления, противник упал назад, но Хэл не отпускал его. Когда они рухнули на землю, Хэл мгновенно перевернулся, ударил противника коленом в живот и перебросил через голову. И пока оппонент не успел опомниться, Хэл оседлал его и прижал к земле. Схватив его за связанные в хвост волосы, он ткнул противника лицом в белый песок, и тот захлопал по земле ладонями, давая понять, что сдается.

Хэл отпустил его и с легкостью кошки вскочил на ноги. Матрос, задыхаясь, поднялся на колени и выплюнул песок. А потом вдруг бросился на Хэла – как раз в тот момент, когда юноша уже отворачивался. Хэл краем глаза заметил движение крепкого кулака, устремившегося к его голове, и попытался увернуться от удара, но сделал это недостаточно быстро. Кулак зацепил его лицо, и из одной ноздри юноши хлынула кровь. Он схватил мужчину за запястье и вывернул ему руку за спину. Матрос заорал, когда Хэл вынудил его согнуться пополам.

– Черт побери, похоже на то, мастер Джон, что тебе нравится вкус песка!

Хэл развернул матроса и босой ногой пнул в спину так, что тот снова растянулся на пляже.

– Ты стал слишком умным и нахальным, мастер Хэл! – К ним подошел Большой Дэниел; он хмурился, а его голос звучал хрипло оттого, что он пытался скрыть восторг от представления, устроенного его учеником. – В следующий раз я дам тебе напарника покрепче. И постарайся, чтобы капитан не услышал твои богохульства, или тебе самому придется наглотаться белого песочка!

Хэл засмеялся, довольный явным одобрением Дэниела (пусть тот и старался его скрыть) и

Страница 41

бодряющими криками других борцов, отошел к воде и зачерпнул ее, чтобы смыть с лица кровь.

«Иисус и Мария, до чего же ему нравится побеждать! – тихо усмехнулся ему вслед Дэниел. – Как ни старайся капитан Фрэнки, этого ему не сломить. Старый пес произвел на свет щенка своей же крови!»

– Как ты думаешь, сколько ему лет? – задумчиво спросила Катинка свою горничную.

– Понятия не имею, – чопорным тоном ответила Зельда. – Он просто ребенок.

Катинка с улыбкой покачала головой, вспоминая, как Хэл стоял на корме полубаркаса, совершенно нагой.

– Спроси у нашего черного сторожевого пса.

Зельда послушно обернулась и спросила по-английски:

– Сколько лет этому мальчику?

– Достаточно, чтобы она его захотела, – проворчал Эболи на своем языке.

Он изобразил на лице недоумение, сделав вид, что не понимает вопроса. В последние несколько дней, охраняя пленницу, Эболи внимательно присматривался к этой женщине с волосами цвета солнца. И давно уже заметил яркий, хищнический блеск в глубине удивительных фиолетовых глаз. Она наблюдала за юношей так, как мангуста наблюдает за пухлым цыпленком, и хотя склоняла голову с выражением невинности, распутные движения ее бедер под слоями яркого шелка юбок и кружев выдавали ее.

– Шлюха останется шлюхой независимо от цвета ее волос, и не важно, живет ли она в бедной хижине или в роскоши губернаторского дворца. – Глубокий звук голоса Эболи сопровождался резким щелканьем языка, характерным для речи его племени.

Зельда негодующе отвернулась от него.

– Глупое животное. Он ничего не понимает.

Хэл отошел от воды и направился к деревьям. Протянул руку к ветке, на которой висела сброшенная им рубашка. Волосы у него все еще оставались влажными, а обнаженные грудь и плечи покрылись розовыми пятнами от грубых столкновений во время борьбы. На щеке осталась полоска крови.

Подняв руку к рубашке, Хэл посмотрел в сторону. Его взгляд встретился с фиолетовыми глазами Катинки. До этого момента Хэл не замечал ее присутствия. В один миг все его самодовольство улетучилось, и он отступил назад, как будто она неожиданно ударила его. Лицо юноши густо покраснело, и краска стерла более светлые пятна, оставленные ударами противника.

Катинка дерзко уставилась на его обнаженную грудь. Хэл скрестил руки перед собой, как будто устыдившись.

– Ты была права, Зельда, – заявила Катинка, небрежно взмахнув рукой. – Просто неуклюжий ребенок, – добавила она на латыни, уверенная, что он поймет.

Хэл в отчаянии смотрел на нее, когда Катинка, подобрав юбку, в сопровождении Зельды и Эболи царственно отправилась по пляжу к ожидавшему ее полубаркасу.

В тот вечер, лежа на узкой койке, на комковатом соломенном тюфяке, Хэл услышал за переборкой звуки движения, тихие голоса и смех. И уже приподнялся на локте… но тут вспомнил оскорбление, брошенное ему так презрительно.

– Я вообще не стану больше думать о ней, – пообещал себе Хэл, снова опускаясь на тюфяк.

Он прижал ладони к ушам, чтобы заглушить музыкальный звук ее голоса. И в попытке выбросить Катинку из головы он начал тихо повторять катехизис ордена.

Но прошло еще много времени, пока усталость наконец позволила ему погрузиться в глубокий темный сон, лишенный сновидений.



В начале лагуны, почти в двух милях от того места, где стоял на якоре «Решительный», поток чистой воды пробивался по узкой расселине, чтобы смешаться с солоноватой водой внизу.

Два баркаса, медленно шедшие против течения к устью расщелины, спугнули с мелководья стайку водяных птиц. Те взлетели, издавая какофонию диких криков, кряканья и гогота, – два десятка разновидностей уток и гусей, не похожих на тех, каких путешественники знали на севере. Были здесь и вовсе диковинные птицы – с клювами странной формы или непропорционально длинными ногами, были и цапли, и кроншнепы, и белые цапли, не слишком похожие на английских, крупнее или с более ярким оперением. Небо потемнело от крыльев, и удивленные мужчины на минутку опустили весла, чтобы посмотреть на это разнообразие.

– Земля чудес, – пробормотал сэр Фрэнсис, глядя на это безумное представление. – А мы ведь изучили здесь лишь малую часть. И какие еще диковины лежат дальше, во внутренних районах? Наверняка ни один человеческий глаз такого не видел.

Слова отца разбудили воображение Хэла, вернув его к образам драконов и чудовищ, украшавших лоции, которые он изучал.

– Двигаемся дальше! – приказал сэр Фрэнсис, и они снова согнулись над длинными веслами.

В первой лодке их сидело всего двое: сэр Фрэнсис с силой взмахивал веслом по правому борту, и Хэл не отставал от него. Между ними стояли пустые бочки для воды – именно для того, чтобы их наполнить, они и предприняли эту экспедицию. Точнее, это было формальной целью. А настоящая причина лежала на дне лодки у ног сэра Фрэнсиса. Этой ночью Эболи и Большой Дэниел перенесли парусиновые мешки с монетами и ящики со слитками из каюты капитана на баркас и спрятали их под просмоленной парусиной на дне. А на носу лежали пять бочонков с порохом и куча оружия, захв

Страница 42

ченного вместе с сокровищами галеона: абордажные сабли, пистолеты и мушкеты, кожаные мешки со свинцовыми пулями.

Нед Тайлер, Большой Дэниел и Эболи плыли следом во второй лодке – этим троим сэр Фрэнсис доверял больше, чем всей остальной команде. Их лодка тоже была нагружена бочками для воды.

Когда они поднялись дальше вверх по течению, сэр Фрэнсис перестал грести и наклонился через борт. Зачерпнув в пригоршню воды, он попробовал ее. И удовлетворенно кивнул:

– Чистая и вкусная.

И крикнул Неду Тайлеру:

– Можете начать наполнять бочки. Мы с Хэлом пройдем еще немного выше по течению.

Едва Нед повернул лодку к берегу, по ущелью разнесся дикий гулкий лай.

Все вскинули головы.

– Что это за твари? Может, люди? – резко спросил Нед. – Какие-то странные волосатые карлики?

В его голосе слышались страх и трепет, когда он уставился вверх, на ряд силуэтов, похожих на человеческие, что выстроились на краю ущелья высоко над ними.

– Обезьяны! – крикнул ему сэр Фрэнсис, налегая на весло. – Вроде тех, что живут на берберийском побережье!

Эболи усмехнулся, а потом закинул голову и точно повторил клич самца-бабуина, вожака стаи. Большинство молодых животных нервно подпрыгнули и рассыпались по утесу при этом звуке.

Но здоровенный самец принял вызов. Он опустился на все четыре лапы на краю ущелья и широко разинул рот, демонстрируя пугающие белые клыки. Осмелев от этой демонстрации, несколько молодых животных вернулись и принялись швырять в лодки мелкие камни и палки. Людям пришлось уворачиваться от этих снарядов.

– Стрельни по ним, отгони! – приказал сэр Фрэнсис.

– Легко!

Большой Дэниел снял с плеча мушкет и подул на тлеющий кончик фитиля, вскидывая к плечу приклад.

В ущелье прогремел выстрел, и мужчины расхохотались при виде гримас стаи бабуинов, перепуганных выстрелом. Пуля ударилась в край утеса, вышибив фонтан камешков, и молодые обезьяны от испуга смешно подпрыгнули, пятясь назад. Обезьяны-матери схватили своих малышей, прижали их к животам и рванулись выше по склону, и даже храбрый вожак забыл о достоинстве и поспешил удрать в безопасное место.

Через несколько секунд утес опустел, а шум панического отступления затих.

Эболи спрыгнул через борт, погрузившись в речку по пояс, и потащил лодку к берегу, а Дэниел и Нед откупорили бочки, чтобы наполнить их водой.

Сэр Фрэнсис и Хэл во второй лодке налегли на весла и двинулись дальше вверх по течению.

Примерно через полмили речка резко сузилась, утесы по обе ее стороны стали круче. Сэр Фрэнсис остановился, определяясь с их местонахождением, а потом повернул баркас к утесу и причалил к стволу сухого дерева, что торчал из щели между камнями. Оставив Хэла в лодке, он спрыгнул на узкий выступ под утесом и полез вверх.

Никакой тропы здесь не было, но сэр Фрэнсис уверенно двигался от одной опоры к другой. Хэл с гордостью наблюдал за ним: ведь, по его представлениям, отец уже являлся стариком, он давно миновал почтенную границу сорока лет, однако карабкался вверх легко и энергично.

И вот в пятидесяти футах над рекой сэр Фрэнсис нашел выступ, невидимый снизу, и осторожно прошел по нему. Потом опустился на колени, чтобы изучить узкую щель в стене утеса. Щель прикрывала груда аккуратно уложенных камней.

Сэр Фрэнсис с облегчением улыбнулся, увидев, что здесь все точно так же, как он оставил много месяцев назад. Осторожно убрав камни от щели, он отложил их в сторону, и вот уже отверстие стало достаточно большим, чтобы он мог забраться внутрь.

В пещере за входом было темно, однако сэр Фрэнсис встал и потянулся к каменной полке над головой; там он нащупал кремень и железное кресало, оставленные им прежде. Когда на принесенной им свече затрепетал огонек, капитан огляделся.

Все сохранилось нетронутым с момента его прошлого посещения пещеры. Пять ящиков стояли вдоль задней стены. Это были трофеи, добытые на «Хеерлик Нахт», в основном пластины серебра и сотня тысяч гульденов в монетах, которые предназначались для жалованья голландскому гарнизону в Батавии. Рядом со входом лежало разобранное подъемное устройство. Сэру Фрэнсису понадобилось почти полчаса, чтобы приладить тяжелый деревянный брус со шкивом на опорную раму так, чтобы он выступал за вход в пещеру, а потом опустить канат к лодке внизу.

– Быстро, крепи первый ящик! – крикнул он Хэлу.

Хэл привязал ящик, и сэр Фрэнсис потащил его вверх – шкив скрипел от его тяжести. Ящик через несколько минут исчез, а конец веревки снова упал вниз, болтаясь на таком уровне, чтобы Хэл мог достать.

Хэл привязал второй ящик.

Понадобилось намного больше часа, чтобы поднять все слитки и мешки с монетами и сложить их в глубине пещеры. Потом они принялись за бочонки с порохом и связки оружия.

Последним наверх отправился самый маленький предмет: ящичек, в который сэр Фрэнсис уложил компас и квадрант, рулон морских карт, найденных на галеоне, кремень и кресало, набор хирургических инструментов в просмоленном парусиновом мешке и кое-что еще, что могло помочь выжить людям, застрявшим

Страница 43

на этом диком, неисследованном побережье.

– Поднимайся сюда, Хэл! – крикнул наконец сэр Фрэнсис.

Хэл вскарабкался на утес со скоростью и живостью молодого бабуина.

Когда юноша добрался до отца, тот удобно сидел на узком выступе, свесив ноги, и занимался тем, что набивал табаком свою глиняную трубку.

– Помоги-ка мне немного, парень. – Сэр Фрэнсис махнул трубкой в сторону вертикальной щели в поверхности утеса. – Закрой снова вход.

Хэл потратил полчаса, укладывая камни у входа, чтобы скрыть его и не соблазнять чужаков. Конечно, вероятность, что кто-то забредет в это далекое ущелье, была слишком мала, но Хэл и его отец прекрасно знали, что сюда могут вернуться бабуины. А они так же любопытны и вредны, как любой человек.

Когда Хэл собрался было спуститься со скалы, сэр Фрэнсис остановил его, коснувшись плеча.

– Незачем спешить. Остальные вряд ли уже набрали достаточно воды.

Они какое-то время сидели на уступе молча. Сэр Фрэнсис курил. Потом сквозь облако синеватого дыма донесся его вопрос:

– Что я делал здесь?

– Прятал нашу долю добычи.

– Не только нашу, – поправил его сэр Фрэнсис. – Но и долю короны и всех матросов на борту. Но почему я это сделал?

– Серебро и золото – сильный соблазн, даже для честного человека. – Хэл повторил то, что отец много раз вбивал ему в голову.

– Но разве я не должен доверять собственной команде? – спросил сэр Фрэнсис.

– Если ты никому не доверяешь, никто тебя не разочарует, – снова повторил заученный урок Хэл.

– Ты сам в это веришь?

Сэр Фрэнсис повернулся, чтобы видеть лицо сына, когда тот отвечал. Хэл замялся.

– Ты доверяешь Эболи?

– Да, я ему доверяю, – неохотно признал Хэл, словно это было каким-то грехом.

– Эболи – хороший человек, лучше не бывает. Но ты ведь заметил, что я не взял его с собой сюда. – Сэр Фрэнсис немного помолчал, потом спросил: – А мне ты доверяешь, юноша?

– Конечно.

– Почему? Я ведь такой же человек, как любой другой, а я тебя учил не доверять ни единому человеку, так?

– Но ты мой отец, и я люблю тебя.

Глаза сэра Фрэнсиса слегка затуманились, и он поднял руку, словно желая погладить сына по щеке. Потом вздохнул, опустил руку и уставился на реку внизу. Хэл ожидал, что отец осудит его ответ, но этого не случилось. Через какое-то время сэр Фрэнсис задал следующий вопрос:

– А что насчет прочих вещей, которые я здесь спрятал? Порох и оружие, и карты, и другое. Зачем я положил это здесь?

– На случай непредвиденного в будущем. – Хэл ответил уверенно – он достаточно часто слышал в прошлом этот вопрос. – У умной лисицы всегда много выходов из норы.

Сэр Фрэнсис кивнул.

– Все мы, кто ходит под парусами каперов, всегда рискуем. И однажды эти несколько ящиков могут спасти нам жизнь.

Сэр Фрэнсис снова замолчал, докуривая последние крошки табака в трубке. А потом тихо произнес:

– Если Господь к нам милостив, придет время, и, может быть, довольно скоро, когда эта война с Голландией закончится. Тогда мы вернемся сюда, заберем свою награду и поплывем домой, в Плимут. Я давно мечтаю о том, чтобы владеть особняком в Гейнсборо, возле Уилда… – Он резко умолк, словно боясь искушать судьбу такими фантазиями. – Если со мной что-нибудь случится, ты должен знать и помнить, где я храню все наши трофеи. Это станет моим наследством для тебя.

– Ничего и никогда с тобой не случится! – взволнованно воскликнул Хэл.

Но это была скорее мольба, чем убежденное заявление. Хэл просто не мог себе представить существования без этой величественной опоры в центре мира.

– Не существует бессмертных людей, – мягко произнес сэр Фрэнсис. – Все мы в долгу перед Господом, всех ждет смерть.

На этот раз сэр Фрэнсис все же позволил своей правой руке на мгновение легко лечь на плечо Хэла.

– Идем, юноша. Мы еще должны наполнить все бочки и вернуться к лодке до темноты.



Когда баркасы не спеша ползли по краю темнеющей лагуны, Эболи занял место сэра Фрэнсиса на весле, и теперь отец Хэла сидел на корме, закутавшись в темный шерстяной плащ от вечерней прохлады. Лицо его хранило мрачное и отстраненное выражение. Хэл, сидевший на весле, тайком рассматривал его. Их разговор у входа в пещеру встревожил его, породив предчувствие чего-то дурного впереди.

Хэл предполагал, что, после того как они бросили якорь в этой лагуне, его отец изучил собственный гороскоп. Хэл видел карту зодиака, покрытую таинственными значками, – она лежала на столе в каюте отца. Это могло иметь отношение к странному настроению отца, к его погруженности в себя. Как говорил Эболи, звезды были его детьми и он знал все их тайны.

Внезапно сэр Фрэнсис вскинул голову и принюхался к вечернему воздуху. И тут же его лицо изменилось: он всмотрелся в опушку леса. Никакие, даже самые мрачные мысли не могли поглотить его до такой степени, чтобы он перестал замечать все вокруг.

– Эболи, рули к берегу, будь любезен.

Они повернули лодку к узкой полосе песка, и вторая лодка последовала за ними. Когда все они выскочили на берег и закрепили оба баркаса,

Страница 44

эр Фрэнсис чуть слышно приказал:

– Берите оружие. Идите за мной, только тихо.

Он повел их в лес. Они крались через подлесок, пока не вышли вдруг на отлично утоптанную тропу. Капитан оглянулся, убеждаясь, что остальные не отстают, и зашагал по этой тропе.

Хэл совершенно не понимал действий отца, пока наконец не почуял легкий запах древесного дыма и не заметил легкое свечение над вершинами густого леса. Должно быть, именно оно и насторожило сэра Фрэнсиса.

Выйдя на маленькую поляну, сэр Фрэнсис резко остановился. На поляне находились четверо мужчин, которые не заметили его. Двое из них лежали, как трупы на поле битвы, один еще держал в ослабевших пальцах квадратную коричневую бутылку ручной выдувки, другой храпел, пуская слюну из уголка рта.

Вторая пара была полностью поглощена своим занятием: стопками серебряных гульденов и игральными костями, лежавшими между ними. Один сгреб кости и потряс ими возле уха, прежде чем бросить на клочок утоптанной земли.

– Ох, мать всех свиней! – проворчал он, обозревая итог броска. – Похоже, сегодня не мой день.

– Не следует отзываться так нелестно о леди, которая дала тебе жизнь, – негромко произнес сэр Фрэнсис. – Но остальное сказанное тобой – чистая правда. День сегодня явно не твой.

Они в испуге и растерянности уставились на своего капитана, но не сделали попытки сопротивляться или сбежать, когда Дэниел и Эболи рывком подняли их на ноги и связали спина к спине, обмотав веревкой их шеи, как это делалось с рабами.

Сэр Фрэнсис отошел, чтобы осмотреть самогонный аппарат, стоявший в дальнем конце поляны. Матросы использовали черный железный котел, чтобы нагревать в нем забродившую смесь из старых галет и всяких очистков, и медную трубку, украденную из корабельных запасов, – ее превратили в змеевик. Капитан пинком перевернул сооружение, и бесцветный спирт вспыхнул в угольной жаровне, над которой и стоял котелок. Целый ряд бутылок, заткнутых пучками листьев, лежали под ногоплодником. Сэр Фрэнсис стал поднимать их по одной и разбивать о ствол желтого дерева. Разливавшееся содержимое бутылок испускало такие пары, что у сэра Фрэнсиса заслезились глаза. Потом он вернулся к Дэниелу и Неду, которые пинками вывели из ступора пьяных и подтащили их через поляну к другой парочке, где и связали всех вместе.

– Дадим им денек, чтобы проспаться, мастер Нед. А завтра перед началом дневной вахты соберем команду, чтобы все видели наказание. – Капитан посмотрел на Большого Дэниела. – Уверен, ты знаешь, что тут нужно, мастер Дэниел.

– Ох, капитан, пожалуйста… мы же ничего плохого не хотели! Просто немножко развлечься! – Провинившиеся попытались подобраться ближе к сэру Фрэнсису, но Эболи бесцеремонно дернул за веревку, словно это был собачий поводок, и вернул их обратно.

– Я не против того, чтобы вы развлекались, – сказал сэр Фрэнсис, – если вы не против того, чтобы и я развлекся.



Плотник сколотил четыре грубых треножника на шканцах, и пьяницы и игроки были привязаны к ним за запястья и лодыжки. Большой Дэниел прошел вдоль этого ряда, разрывая рубашки нарушителей от ворота до талии, чтобы обнажить их спины. А нарушители беспомощно висели на треногах, как связанные свиньи на задке рыночной телеги.

– Каждый человек на борту отлично знает, что я не потерплю ни пьянства, ни азартных игр, потому что и то и другое – преступление и мерзость в глазах Господа. – Сэр Фрэнсис обращался к команде, выстроившейся в мрачном молчании в середине палубы. – Каждый человек на борту знает, какое за этим следует наказание. Пятьдесят ударов «кошкой».

Он внимательно наблюдал за лицами матросов. Пятьдесят ударов завязанной узлами кожаной плеткой могли искалечить человека навсегда. Сто ударов равнялись приговору к неминуемой и ужасной смерти.

– Они заслужили все пятьдесят. Однако я помню, как эти четверо отлично сражались на этой самой палубе, когда мы захватывали галеон. И нас еще ждут впереди суровые битвы, а от калек не будет никакой пользы ни мне, ни вам, когда придет момент стрелять и работать саблями.

Он наблюдал за матросами и видел ужас перед «кошкой» в их глазах, но этот ужас смешивался с облегчением оттого, что не они сами были привязаны сейчас к треногам. В отличие от многих капитанов-каперов, даже некоторых рыцарей ордена, сэр Фрэнсис не получал удовольствия от такого наказания. Но он не уклонялся от необходимости. Он командовал кораблем, битком набитым грубыми, буйными мужчинами, которых выбрал именно за их свирепость, и они восприняли бы любое проявление доброты как слабость.

– Я милосердный человек, – продолжил он, и кто-то в заднем ряду насмешливо фыркнул.

Сэр Фрэнсис замолчал и ледяным взглядом пригвоздил нарушителя дисциплины. Когда виновный повесил голову и тяжело переступил с ноги на ногу, сэр Фрэнсис спокойно продолжил:

– Но эти негодяи истощили мое милосердие.

Он повернулся к Большому Дэниелу, стоявшему рядом с первым треножником. Дэниел был обнажен до талии, его огромные мускулы бугрились на руках и плечах. Длинные волосы он связал каки

Страница 45

-то лоскутом, а из его исцарапанного кулака свисали до самых досок палубы кожаные ремни плетки, словно змеи с головы Медузы.

– Пусть будет по пятнадцать каждому, мастер Дэниел, – приказал сэр Фрэнсис. – Но хорошенько причесывай свою «кошку» между ударами.

Если бы Дэниел не разделял пальцами ремни плетки после каждого удара, от крови они могли слипнуться в единое целое, превратившись в тяжелое орудие, способное рассечь человеческое тело, как лезвие меча. И даже пятнадцать ударов «непричесанной кошкой» могли содрать мясо со спины человека до самого позвоночника.

– Есть по пятнадцать, капитан, – кивнул Дэниел и встряхнул плетку, чтобы разделить завязанные узлами ремни.

И шагнул к первой жертве. Мужчина повернул голову, чтобы видеть его через плечо, и побледнел от страха.

Дэниел высоко взмахнул рукой, и ремни упали ему за спину. Дэниел двигался с удивительной для такого крупного человека грацией. И вот он выбросил руку вперед. Плетка просвистела, как порыв ветра в листьях высокого дерева, и громко хлопнула по голой коже.

– Один! – хором произнесли матросы.

А жертва пронзительно завизжала от потрясения и боли.

Плетка оставила на его коже гротескный рисунок, каждую из красных линий пересекал ряд ярких алых звезд – там, где кожу пробили узлы. Это выглядело как укус щупалец ядовитой португальской физалии.

Дэниел встряхнул плетку, «причесывая» ее, и на пальцах его левой руки осталась яркая свежая кровь.

– Два!

Наблюдатели продолжали считать, а нарушитель снова визжал и дергался в своих путах, пальцы его ног отбивали дробь по палубе.

– Остановить наказание! – воскликнул вдруг сэр Фрэнсис.

Он услышал негромкий шум у сходного трапа, что вел к каютам на корме.

Дэниел тут же опустил плетку и стал ждать. Сэр Фрэнсис подошел к трапу.

Над комингсом появилась украшенная плюмажем шляпа губернатора ван де Вельде, а за ней – его жирное разгоревшееся лицо. Губернатор выбрался на солнечный свет, промокая подбородок шелковым носовым платком, и огляделся. В его глазах вспыхнул интерес, когда он увидел мужчин, привязанных к треногам.

– О! Прекрасно! Вижу, мы не опоздали, – с удовлетворением в голосе произнес губернатор.

Вслед за ним из люка поднялась Катинка. Она шагала легко и быстро, приподнимая юбки достаточно высоко, чтобы видны были атласные туфельки, расшитые жемчугом.

– Доброе утро, минхеер. – Сэр Фрэнсис приветствовал губернатора небрежным поклоном. – Но здесь наказывают провинившихся матросов. Это неподходящее зрелище для леди, воспитанной так, как ваша жена; ей незачем на это смотреть.

– Помилуйте, капитан! – смеясь, беспечно вмешалась Катинка. – Я не дитя. Видят небеса, у вас на борту явно не хватает развлечений. Вы только подумайте: вам же не получить выкупа, если я умру от скуки!

Она легонько хлопнула сэра Фрэнсиса веером, но он отстранился от этого снисходительного жеста и снова обратился к ее мужу.

– Минхеер, думаю, вам следует проводить вашу жену в ее каюту.

Катинка шагнула между ними, словно капитан ничего и не говорил, и кивнула Зельде, шедшей следом за ней:

– Поставь мой табурет вон там, в тени.

Расправив юбки, она уселась на табурет и очаровательно надула губки, посмотрев на сэра Фрэнсиса:

– Я буду сидеть так тихо, что вы меня и не заметите.

Сэр Фрэнсис вопросительно посмотрел на губернатора, но ван де Вельде лишь развел пухлые руки в театральном жесте беспомощности.

– Вы ведь знаете, минхеер, как это бывает, если хорошенькой женщине чего-то захочется.

Он подошел к Катинке и важно и благожелательно опустил руку на ее плечо.

– Я не могу отвечать за чувства вашей жены, если они окажутся оскорблены зрелищем, – мрачно предупредил его сэр Фрэнсис.

Его лишь слегка утешило то, что матросы не могли понять разговора на голландском и подумать, что он уступил напору со стороны пленников.

– Думаю, вам не стоит так беспокоиться. У моей жены крепкие нервы, – пробормотал ван де Вельде.

Во время их служебной поездки в Канди и Тринкомали его жена не пропустила ни одной казни на парадном плаце форта. А эти казни в зависимости от серьезности проступка варьировались от сжигания на костре до четвертования, удушения и обезглавливания. Даже в те дни, когда она страдала от тропической лихорадки и по требованию врача должна была лежать в постели, ее карета всегда стояла на привычном месте, откуда хорошо был виден эшафот.

– Что ж, пусть это остается на вашей совести, минхеер. – Сэр Фрэнсис коротко кивнул и вернулся к Дэниелу. – Продолжить наказание, мастер Дэниел, – приказал он.

Дэниел высоко замахнулся плеткой, и цветные татуировки, украшавшие его здоровенные бицепсы, шевельнулись, словно живя собственной жизнью.

– Три! – заорали матросы, когда плетка, просвистев, опустилась на жертву.

Катинка замерла, слегка наклонившись вперед на своем табурете.

– Четыре!

Она уставилась на кровавые полосы, оставляемые «кошкой» на коже наказываемого, она впитывала пронзительный крик, сопровождавший удары. Постепенно ее лицо стало бледным, ка

Страница 46

свечное сало.

– Пять!

Тонкие алые змеи ползли по спине мужчины, кровь лилась вниз, пробираясь под пояс его холщовых штанов. Катинка позволила своим длинным золотистым ресницам полуприкрыть взор, чтобы спрятать блеск фиолетовых глаз.

– Шесть!

Катинка почувствовала, как на нее упала крошечная капля жидкости, подобно единственной капле теплого тропического дождя. Она отвела взгляд от корчившегося, стонущего тела на треноге и посмотрела на свою изящную руку.

Капелька крови, сорвавшаяся с промокшей уже плетки, приземлилась на ее указательный палец. И сверкала на белой коже, как рубин, вставленный в драгоценное кольцо. Катинка опустила руку на колени и, прикрыв другой рукой, окинула взглядом окружавшие ее лица. Все зачарованно смотрели на жестокий спектакль, что разворачивался перед ними. Никто не заметил, что кровь долетела до Катинки. Никто вообще на нее не смотрел.

Она подняла руку к пухлым мягким губам, словно в невольном жесте испуга. Розовый кончик ее языка высунулся и слизнул алую каплю с пальца. Катинка наслаждалась ее металлическим, соленым вкусом. Он напомнил ей о другой жидкости, извергаемой в экстазе секса, и она ощутила липкую влагу между ногами… и когда она потерла ноги друг о друга, они стали скользкими, как пара угрей…



Необходимо было прожить какое-то время на берегу, пока корпус «Решительного» чистили на песке, отдирая от днища водоросли и ракушки и ища признаки корабельных червей.

Сэр Фрэнсис назначил Хэла ответственным за строительство временного жилища, где предстояло разместить их заложников. Хэл с особой тщательностью занимался домиком, который должен был приютить жену губернатора, – дому следовало стать просторным и удобным, обеспечить уединение и защиту от диких зверей. Потом он заставил своих людей соорудить вокруг всего тюремного строения частокол из колючих ветвей.

Когда темнота остановила работы первого дня, Хэл пошел на пляж и погрузился в теплую солоноватую воду. Потом принялся скрести кожу пригоршнями влажного песка, пока ее не начало щипать. Но все равно Хэл ощущал себя избитым после того, что вынужден был наблюдать этим утром. Лишь когда он почуял дразнящий запах горячих лепешек, поплывший над водой из корабельного камбуза, его настроение изменилось. Натянув штаны, он побежал к баркасу, чтобы отправиться к кораблю.

Пока юноша был на берегу, его отец написал для него на сланцевой дощечке несколько трудных навигационных вопросов, на которые Хэлу следовало ответить. Хэл сунул дощечку под мышку, схватил оловянную кружку со слабым пивом, миску тушеной рыбы и, зажав в зубах горячую лепешку, бегом спустился по трапу к своей каюте – единственному месту на корабле, где он мог побыть один и сосредоточиться на задании.

Внезапно он вскинул голову, услышав в соседней каюте звук льющейся воды. Хэл уже заметил вёдра свежей речной воды, стоявшие над угольной жаровней в камбузе, и засмеялся, когда кок горестно пожаловался на то, что его огонь используют для нагрева воды для какой-то там ванны.

Теперь он понял, для кого готовили эти исходившие паром ведра. До него сквозь переборку донесся гортанный голос Зельды, что-то говорившей Оливеру, личному слуге его отца. Оливер не слишком вежливо ответил:

– Я ни слова не понимаю из того, что ты говоришь, старое чудовище. Но если тебе не нравится то, что я делаю, можешь сама налить воду в ванну.

Хэл усмехнулся себе под нос, отчасти развеселившись, отчасти от предвкушения; он задул свою лампу и опустился на колени, чтобы вытащить деревянную затычку из своей шпионской дырки. Он увидел, что комната по другую сторону заполнена облаками пара, затуманившего зеркало на дальней переборке, так что теперь ему было видно гораздо меньше. Когда Хэл прижался глазом к щели, Зельда уже выгоняла из каюты Оливера.

– Да не толкайся ты, древняя шлюха! – огрызнулся Оливер, унося из каюты пустые ведра. – Тебе меня тут не задержать ни на минуту!

Когда Оливер ушел, Зельда вышла в главную часть каюты, и Хэл услышал, как она разговаривает с хозяйкой. Через несколько мгновений она уже вернулась, следуя за Катинкой. Катинка остановилась перед горячей ванной и кончиками пальцев проверила воду. И тут же резко вскрикнула и отдернула руку.

Зельда ринулась вперед, бормоча оправдания, и добавила в ванну холодной воды из ведра, что стояло рядом. Катинка снова проверила температуру. На этот раз она удовлетворенно кивнула и, отойдя, уселась на табурет. Зельда подошла к ней сзади, подняла изумительные сияющие волосы и, собрав их в узел на макушке, связала, как сноп зрелой пшеницы.

Катинка чуть наклонилась вперед и ладонью протерла середину запотевшего зеркала. Всмотрелась в свое отражение в этом небольшом круге. Высунула язык, изучая, нет ли на нем следов белого налета. Язык был чистым, как лепесток розы. Потом женщина широко открыла глаза и заглянула в их глубину, касаясь кончиками пальцев кожи под ними.

– Ты только посмотри на эти ужасные морщины! – пожаловалась она.

Зельда мгновенно возмутилась:

– Нет там ни одной!

– Я не

Страница 47

очу никогда стареть и превращаться в уродину!

Катинка явно говорила это всерьез, ее лицо стало трагическим.

– Тогда тебе лучше умереть прямо сейчас! – заявила Зельда. – Это единственный способ остаться молодой.

– Что за ужасные вещи ты говоришь! Ты такая грубая, Зельда! – горестно воскликнула Катинка.

Хэл не понимал, о чем они говорят, но тон Катинки тронул его до самых глубин его существа.

– Хватит! – выбранила ее Зельда. – Ты отлично знаешь, что прекрасна.

– Правда, Зельда? Ты действительно так думаешь?

– Да. И ты сама тоже так думаешь. – Зельда заставила Катинку встать. – Но если ты не искупаешься сейчас, будешь такой же вонючей, как и прекрасной.

Она расшнуровала платье на хозяйке, потом спустила его с плеч, и Катинка теперь стояла перед зеркалом нагая. Невольный судорожный вздох Хэла был, к счастью, заглушен и переборкой, и негромким поскрипыванием корабельного корпуса.

От длинной шеи до тонких лодыжек тело Катинки отличалось линиями ошеломительной чистоты и плавности. Ее ягодицы представляли собой идеально симметричные полушария, словно пара страусиных яиц, которые Хэл видел на рынках Занзибара. А сзади за коленями на ее ногах виднелись нежные детские ямочки.

Нечеткое отражение Катинки в запотевшем зеркале не смогло надолго удержать ее внимание. Женщина повернулась в другую сторону. Взгляд Хэла уперся в ее грудь. Груди были крупными для таких узких плеч. И каждая могла заполнить его ладони, вот только они оказались не такими безупречно круглыми, как того ожидал Хэл.

Хэл таращился на них, пока у него не заслезились глаза, и ему пришлось моргнуть. И тогда его взгляд упал ниже, на легкую выпуклость внизу живота Катинки и на туманное облачко чудесных кудряшек, что приютились между ее ногами. На них упал свет лампы, и они вспыхнули чистейшим золотом.

Катинка довольно долго стояла так, дольше, чем на то мог надеяться Хэл, – она смотрела в ванну, пока Зельда наливала в воду ароматическое масло из хрустального флакона, а потом, опустившись на колени, размешивала его рукой. Катинка стояла все так же, перенеся вес тела на одну ногу, отчего ее бедра соблазнительно изогнулись, и на ее губах заиграла осторожная хитрая улыбка; она медленно подняла руку и потерла свой сосок между пальцами. На мгновение Хэлу показалось, что она смотрит прямо на него, и он уже начал виновато пятиться от шпионской дырки. Но потом понял, что это лишь иллюзия, потому что Катинка опустила взгляд и посмотрела на маленькую темную вишенку, набухшую под ее пальцами.

Она продолжала вертеть ее, чуть потягивая, и Хэл зачарованно следил за тем, как сосок меняет цвет и форму. Он набух и затвердел, стал темнее. Хэл никогда не смог бы и вообразить ничего подобного – это было некое маленькое чудо, которому следовало бы наполнить Хэла благоговением, но вместо того оно вцепилось в его пах яростными когтями похоти.

Зельда наконец подняла голову над ванной и, когда увидела, чем занимается ее хозяйка, резко воскликнула что-то осуждающим тоном. Катинка засмеялась и высунула язык, но руку опустила и шагнула в ванну. С восторженным вздохом она погрузилась в горячую душистую воду, и вот уже над краем ванны остался лишь густой пучок ее золотых волос.

Зельда хлопотала вокруг хозяйки, намыливая фланелевый лоскут. Натирая кожу Катинки, она что-то бормотала и хихикала в ответ на замечания мистрис. Потом вдруг дала некое указание, и Катинка встала – мыльная вода потоком хлынула с ее тела. Теперь она стояла спиной к Хэлу, и округлости ее ягодиц светились розовым от горячей воды. По указаниям Зельды Катинка стала послушно поворачиваться, позволяя старой женщине намылить по очереди ее длинные ноги.

Наконец Зельда с трудом поднялась на ноги и, шаркая, вышла за дверь. Как только она исчезла, Катинка, все еще стоя в ванне, оглянулась через плечо. И снова Хэлу показалось, что она смотрит прямо в его подглядывающий глаз. Это длилось лишь мгновение, а потом Катинка медленно, соблазнительно наклонилась. От этого движения ее ягодицы изменили форму. Катинка протянула руки назад и не спеша раздвинула ягодицы ладонями. На этот раз Хэл не сумел подавить вскрик, сорвавшийся с его губ…

В малую каюту вернулась Зельда, неся охапку полотенец. Катинка выпрямилась, тайны ее тела снова скрылись от глаз Хэла. Она вышла из ванны, и Зельда закутала ее в полотенца от плеч до лодыжек. Потом она распустила волосы хозяйки и расчесала их, а после заплела в толстый золотой канат. Она стояла за спиной Катинки и уже держала в руках платье, но Катинка покачала головой и что-то произнесла категоричным тоном. Зельда возразила, но Катинка настояла на своем, и горничная бросила платье на табурет и вышла, как послушный щенок.

Как только она исчезла, Катинка сбросила полотенца на пол и, не спеша одеваться, приблизилась к двери и заперла ее на задвижку. Потом отошла куда-то в сторону.

Хэл видел в затуманенном зеркале какое-то движение, но не понимал, что делает женщина… пока вдруг, поразив его до судорог, ее губы не оказались в каком-то дюйме от его

Страница 48

мотровой щели и она не зашептала злобно:

– Ты, грязный маленький пират!

Говорила она на латыни, и Хэл отскочил от щели, словно ему в лицо выплеснули ведро кипятка.

Но даже в глубочайшем смущении ее слова задели его, и он, не успев подумать, ответил:

– Я не пират! Мой отец имеет каперское свидетельство!

– Не смей мне возражать!

Женщина перемешивала латинские, голландские и английские слова. Но тон ее был резок и язвителен.

Хэл снова не сумел промолчать.

– Я вовсе не хотел вас оскорбить…

– Когда мой благородный супруг узнает, что ты шпионил за мной, он сразу отправится к твоему отцу-пирату, и можешь не сомневаться: тебя высекут на той самой треноге, что стояла на палубе утром!

– Я не шпионил…

– Лжец! – перебила его Катинка. – Ты просто грязный лживый пират!

На мгновение она даже задохнулась.

– Я просто хотел…

Ярость вернулась к женщине.

– Я знаю, чего ты хотел! Ты хотел посмотреть на мою Katie…

Хэл знал, что это голландское слово означает «киска».

– …а потом, – продолжала она, – тебе захотелось взять в руку своего петушка и…

– Нет!

Хэл уже почти кричал. Откуда она узнала его постыдную тайну? Хэл чувствовал себя больным и униженным.

– Потише! Тебя услышит Зельда! – зашипела Катинка. – А если ты попадешься, тебе не избежать плети.

– Пожалуйста! – зашептал в ответ Хэл. – Я не хотел ничего дурного! Прошу, простите меня! Я ничего такого не хотел…

– Так докажи. Докажи свою невинность. Покажи мне своего петушка.

– Я не могу…

Голос Хэла дрожал от стыда.

– Встань! Приложи его к дырке, чтобы я могла увидеть, солгал ли ты.

– Нет… Пожалуйста, не требуйте от меня этого…

– Быстро! Или я закричу, позову мужа!

Хэл медленно поднялся на ноги. Дырка в переборке находилась почти точно на том уровне, что и его распухший пах.

– Ну, показывай! Развяжи штаны!

Медленно, сгорая от стыда, Хэл поднял подол рубахи и развязал пояс штанов… и в то же мгновение его пенис выпрыгнул наружу, как весенний молодой росток из-под земли.

Хэл понимал, что женщина, видимо, потеряла дар речи от отвращения, увидав такое. После минуты глубокого напряженного молчания, самой длинной минуты в жизни Хэла, он начал опускать рубаху, чтобы прикрыть свой позор.

Но Катинка вдруг остановила его; голос женщины дрожал, как подумал Хэл, от омерзения, так что он с трудом понял ее слова на плохом английском:

– Нет! Не надо закрывать свой стыд. Эта твоя штука выдает… Ты будешь и дальше твердить «невиновен»?

– Нет, – в отчаянии признал Хэл.

– Тогда тебя следует наказать, – заявила Катинка. – Я должна рассказать твоему отцу.

– Пожалуйста, не делайте этого! – взмолился Хэл. – Он же убьет меня собственными руками!

– Ладно. Тогда я сама тебя накажу. Поднеси поближе своего петушка.

Хэл послушно двинул бедрами.

– Ближе, чтобы я могла дотянуться! Ближе!

Хэл почувствовал, как конец его вздувшегося мужского достоинства коснулся грубой древесины досок вокруг щели, а потом внезапно, ошеломив его, сквозь щель просунулись прохладные пальцы… Хэл хотел отскочить, но Катинка сжала его крепче, ее голос стал резким:

– Стой спокойно!

Катинка опустилась на колени и придвинулась ближе к переборке.

– Не отодвигайся! – приказала она, придавая голосу суровости и гнева.

И Хэл покорно расслабился, отдаваясь настойчивости ее пальцев, позволяя им протащить сквозь дыру весь его пенис.

Катинка зачарованно уставилась на него. Она не ожидала, что юноша такого возраста может обладать подобным сокровищем. И это дивное копье вздрагивало в ее руке.

Катинка провела по нему пальцами взад-вперед и услышала, как Хэл застонал за перегородкой. Странно, но она почти забыла о юноше. То, что она держала в руках, как будто жило собственной жизнью.

– Вот твое наказание, грязный бесстыдный мальчишка!

Теперь Катинка слышала, как его ногти впиваются в доски переборки. Ее рука принялась двигаться вдоль всей длины чуда, как будто она работала челноком ткача.

Это случилось быстрее, чем она ожидала. Горячая мерцающая жидкость хлынула на ее чувствительную грудь настолько сильным потоком, что это ошеломило ее, но она не отстранилась.

Через какое-то время Катинка заговорила:

– И не думай, что я уже тебя простила за то, что ты сделал. Твое наказание только начинается. Понял?

– Да…

Хриплый голос Хэла звучал едва слышно.

– Ты должен сделать тайную дверь в этой стенке. – Катинка тихонько постучала костяшками пальцев по переборке. – Устрой так, чтобы ты мог проходить ко мне, и я накажу тебя еще более сурово. Все понятно?

– Да, – выдохнул Хэл.

– И ты должен скрыть этот проход. Чтобы никто не знал.



– По моим наблюдениям, – сказал Хэлу сэр Фрэнсис, – эта грязь и зараза сходна на всех кораблях. Не знаю, почему так должно быть, но это так.

Он отвечал на осторожный вопрос сына о том, почему так необходимо заниматься тягостным и противным делом окуривания и дезинфекции корабля. Теперь, когда с корабля сняли весь груз, а почти вся команда разместилась на суше, сэр

Страница 49

рэнсис был полон решимости попробовать избавить корпус от червей. Похоже, что каждую щель в древесине заодно заполняли вши, а в трюмах кишмя кишели крысы. Во всех углах виднелись черные катышки их испражнений, а Нед Тайлер доложил, что нашел несколько вонючих дохлых крыс даже в бочках для воды.

И вот с самого дня их прибытия в лагуну береговой отряд жег древесину, чтобы добыть из золы щелок, а сэр Фрэнсис еще и отправил Эболи в лес на поиски особых трав, которые в его племени использовались для того, чтобы в хижинах не заводились отвратительные черви.

Теперь команда матросов ждала на баке, вооруженная ведрами с каустиком.

– Я хочу, чтобы каждая трещина и каждый стык в корпусе были вычищены, но будьте осторожны, – предупредил матросов сэр Фрэнсис. – Эта жидкость может сжечь вам кожу на руках.

Он вдруг умолк. Все головы разом повернулись к далекому каменному утесу, и все до единого на борту замерли, прислушиваясь.

Далекий пушечный выстрел отдался эхом от утесов у входа в лагуну и пронесся над тихой водой.

– Сигнал тревоги от нашего поста, капитан! – крикнул Нед Тайлер.

Он показывал рукой в ту сторону, где все еще висел клубок дыма, над местом расположения их стражи. Пока все смотрели, маленький черный шар пролетел к макушке самодельного флагштока на западном мысе и там превратился в красный ласточкин хвост. Это был сигнал общей тревоги, и он мог означать только одно: на виду появились чужие паруса.

– Бить общий сбор, мастер Дэниел! – решительно приказал сэр Фрэнсис. – Открыть ящики с оружием, вооружить команду. Я отправлюсь к проливу. Четыре человека – на весла на баркас, остальным занять боевые позиции на берегу.

Хотя лицо сэра Фрэнсиса оставалось бесстрастным, внутренне он пребывал в бешенстве из-за того, что позволил захватить себя врасплох в таком положении, когда с галеона сняты мачты, а все пушки убраны с его палуб.

Он повернулся к Неду Тайлеру:

– Сейчас же отведи пленных на берег, подальше от пляжа, и приставь к ним надежную охрану. Если они узнают, что появился чужой корабль, они могут постараться привлечь его внимание.

Примчался Оливер с плащом сэра Фрэнсиса, перекинутым через руку. Пока он набрасывал плащ на плечи хозяина, сэр Фрэнсис продолжал отдавать приказы. Потом повернулся и зашагал к сходням; его уже ждал баркас.

Хэл нервничал, боясь, что отец может не обратить на него внимания и не прикажет отправиться вместе с ним.

– Что ж, вперед! – рявкнул сэр Фрэнсис. – Ты со мной. Мне могут понадобиться твои острые глаза.

И Хэл стремительно скользнул вниз по канату, опережая отца.

– Нажимайте изо всех сил! – крикнул сэр Фрэнсис сидевшим на веслах матросам, и суденышко помчалось через лагуну.

Сэр Фрэнсис спрыгнул за борт в воду под утесом, когда вода еще доходила до самого верха высоких сапог. Хэл поспешил за ним по слоновьей тропе.

Они выбрались на вершину, лежавшую в трех сотнях футов над лагуной, со стороны океана. Хотя ветер, налетевший на них наверху, взбил на море сплошную пену волн, острый взгляд Хэла различил вдали более светлые точки, что упорно пробирались между набухавшими шапками волн; он увидел их еще до того, как на них указал дозорный.

Сэр Фрэнсис посмотрел в подзорную трубу.

– Что скажешь? – резко спросил он Хэла.

– Там два корабля, – ответил Хэл.

– Я вижу только один… нет, погоди. Ты прав. Есть и второй, немного дальше к востоку. Как ты думаешь, это фрегат?

Хэл прищурился.

– Три мачты. Полная оснастка. Да, я бы сказал, это фрегат. Второй пока слишком далеко. Не могу определить, что это. – Хэлу неприятно было это признавать, и он напряг зрение, пытаясь различить детали. – Оба корабля идут прямиком в нашу сторону.

– Если они держат курс на мыс Доброй Надежды, то скоро пройдут мимо, – пробормотал сэр Фрэнсис, не опуская подзорной трубы.

Все с тревогой продолжали наблюдать.

– Это может быть пара голландцев из Ост-Индской компании, дрейфуют на запад, – рискнул предположить Хэл с некоторой надеждой.

– Тогда зачем они подходят так близко к подветренной стороне берега? – возразил сэр Фрэнсис. – Нет, куда больше похоже на то, что они движутся именно ко входу в лагуну. – Он со щелчком сложил подзорную трубу. – Идем!

Торопливой походкой он вернулся вниз по тропе к баркасу, ждавшему у берега.

– Мастер Дэниел, греби к батарее на дальней стороне. Примешь командование над ней. Но не открывать огня, пока я этого не сделаю.

Они с Хэлом проводили взглядом бот, помчавшийся через лагуну, – и вот уже люди Дэниела завели бот в узкую пещеру, скрыв его от глаз. Тогда сэр Фрэнсис отправился к орудиям, установленным на утесе, и отдал несколько коротких приказов людям, уже стоявшим у пушек с тлеющими фитилями.

– По моей команде стрелять по первому кораблю. Один залп сферическими ядрами. Целить в ватерлинию. Потом заряжайте цепными ядрами с цепями, чтобы порвать их снасти. Им не захочется лавировать в узком проливе с половиной парусов.

Он вспрыгнул на каменный парапет огневой позиции и стал смотреть в море сквозь узки

Страница 50

пролив; но пока что приближавшиеся корабли были скрыты от глаз каменными утесами.

Внезапно из-за западного выступа пролива появился корабль под всеми парусами. Он находился меньше чем в двух милях от берега и, пока все в изумлении смотрели на него, направился прямиком ко входу в лагуну.

– Их орудия наготове, значит они ищут сражения, – мрачно произнес сэр Фрэнсис, спрыгивая со стенки. – И мы им его предоставим, ребята.

– Нет, отец! – воскликнул Хэл. – Я знаю этот корабль!

– Кто…

Но прежде чем сэр Фрэнсис успел задать вопрос, он уже получил ответ.

На грот-мачте корабля развернулся длинный, раздвоенный на конце флаг. Алый и снежно-белый, он бился и хлопал на ветру.

– Это «Чайка Мори», отец! – выкрикнул Хэл. – Это лорд Камбр!

– Бог мой… и правда. Как этот рыжебородый мясник узнал, что мы здесь?

Вслед за «Чайкой Мори» показался незнакомый корабль. Он тоже сменил курс, следуя за лордом Буззардом к устью пролива.

– Этот корабль я тоже знаю! – закричал Хэл, перекрикивая шум ветра. – Вон, смотрите! Я даже фигуру на носу узнал! Это «Богиня»! Ни на одном корабле в этом океане нет больше Венеры на носу!

– Да, это капитан Ричард Листер, верно, – согласился сэр Фрэнсис. – Я лишь порадуюсь, если он окажется здесь. Он хороший человек… хотя, видит Бог, я все равно никому из них не доверяю.

Капитан Буззард двигался по проливу мимо орудийных расчетов и, должно быть, уже заметил яркое пятно плаща сэра Фрэнсиса на фоне поросших лишайниками камней, потому что приспустил флаг в знак приветствия.

Сэр Фрэнсис взмахнул шляпой, отвечая ему, но процедил при этом сквозь зубы:

– Я бы лучше встретил тебя залпом картечи, шотландский ублюдок. Ты ведь уже что-то почуял, так? Явился, чтобы попрошайничать или украсть, разве нет? Но как ты узнал?..

– Отец! – снова закричал Хэл. – Посмотри туда, там, на середине… Я там вижу кое-кого. Вот как они узнали. Это он привел их сюда!

Сэр Фрэнсис повернул подзорную трубу.

– Сэм Боуэлс! Похоже, даже акулы не смогли переварить этот кусок падали. Мне следовало позволить матросам разобраться с ним, когда была возможность.

«Чайка» медленно проплыла мимо них, быстро убирая паруса, пробираясь дальше в лагуну. «Богиня» следовала позади на разумном расстоянии. На мачте этого корабля тоже развевался croix pattee, крест рыцарей-храмовников, рядом с крестом святого Георга и британским флагом. Ричард Листер тоже был рыцарем ордена. Сэр Фрэнсис видел его небольшую фигуру на баке; Листер подошел к поручням и что-то кричал через разделявшую их воду, но его слова заглушал ветер.

– Ты оказался в странной компании, Ричард!

Хотя уэльсец не мог его слышать, сэр Фрэнсис помахал шляпой. Они с Листером были вместе, когда захватили «Хеерлик Нахт», потом любезно разделили добычу и могли считаться друзьями. И Листер должен был находиться вместе с ними, когда сэр Фрэнсис и Буззард провели несколько ужасных месяцев в осаде на мысе Агульяс. Но он тогда опоздал на встречу в Порт-Луисе на острове Маврикий. Месяц прождав его появления, сэр Фрэнсис был вынужден уступить Буззарду, и они ушли без него.

– Что ж, нам лучше сделать храбрые лица и встретить наших незваных гостей, – сказал сэр Фрэнсис Хэлу и отправился вниз, на берег.

Дэниел повел баркас через пролив между утесами.

Когда они уже гребли обратно в лагуну, два вновь прибывших корабля успели встать на якорь в главном проливе. «Чайка Мори» стояла всего в полукабельтове от кормы «Решительного». Сэр Фрэнсис приказал Дэниелу подойти прямиком к «Богине». Ричард Листер приблизился к трапу, когда рыцарь и Хэл поднимались к нему на борт.

– Пламя ада, Фрэнки! До меня дошел слушок, что ты захватил немалую добычу у голландцев. И теперь вижу, что эта добыча лежит вот тут…

Ричард пожал руку сэру Фрэнсису. Ростом он едва доходил до плеча сэру Фрэнсису, но рукопожатие у него было мощным. Он принюхался к воздуху здоровенным носом и продолжил с певучим кельтским акцентом:

– Не специи ли я чую вокруг? Как я себя кляну за то, что не нашел тебя в Порт-Луисе!

– И где же ты был, Ричард? Я тебя ждал тридцать два дня.

– Грустно признаться, но меня захватил солидный шторм к югу от Маврикия. Сломал мачты и унес к самому острову Святого Лаврентия.

– Наверное, этот же шторм поломал мачты и голландцу. – Сэр Фрэнсис показал через пролив на галеон. – Когда мы его захватили, он шел под временным такелажем. Но как ты встретился с Буззардом?

– Я подумал, что, раз уж «Богиня» снова может выйти в море, мне лучше поискать вас на Игольном мысе, вдруг вы все еще там? Тогда я и наткнулся на него. А он привел меня сюда.

– Что ж, рад тебя видеть, старый друг. Но скажи, есть у тебя вести из дома?

Сэр Фрэнсис нетерпеливо подался вперед. Это всегда было первым вопросом, который мужчины задавали друг другу, когда встречались здесь, по другую сторону Линии. Они могли забраться в самые дальние части морей, не нанесенные на карты, но их сердца всегда тосковали по родине. А с тех пор как сэр Фрэнсис получал новости из Англии, прошел

Страница 51

очти год.

При его вопросе лицо Ричарда Листера помрачнело.

– Через пять дней после того, как я вышел из Порт-Луиса, я встретил «Уиндсонг», один из королевских фрегатов. Он лишь за пятьдесят шесть дней до этого вышел из Плимута и направлялся к Коромандельскому берегу, к Индостану.

– И какие у них были новости? – нетерпеливо перебил его сэр Фрэнсис.

– Ничего хорошего, Господь свидетель. Они сказали, что вся Англия охвачена чумой, что мужчины, женщины и дети умирают тысячами и десятками тысяч и хоронить их достаточно быстро невозможно, так что тела просто лежат и разлагаются прямо на улицах.

– Чума!.. – Сэр Фрэнсис в ужасе осенил себя крестом. – Гнев Божий…

– И еще вот что. Пока чума безумствует в каждом городе и в каждой деревне, Лондон был уничтожен гигантским пожаром. Они сказали, что огонь не пощадил почти ни одного дома.

Сэр Фрэнсис в смятении уставился на него:

– Лондон сгорел? Не может быть! А король… он спасен? Это голландцы подожгли город? Говори же, друг, говори!

– Да, Черный Парень в безопасности. Но – нет, на этот раз голландцев винить не приходится. Пожар начался в одной из пекарен в Паддингтоне и три дня бушевал, не утихая. Собор Святого Павла сгорел до основания, и ратуша, и королевская биржа, и сотня приходских церквей, и бог знает что еще. Говорят, разрушения оцениваются в десять миллионов фунтов.

– Десять миллионов! – в ужасе выдохнул сэр Фрэнсис. – Даже богатейший в мире монарх не сможет найти такие деньги. Ричард, ведь годовой доход короны меньше миллиона! Король и нация превратились в нищих!

Ричард Листер мрачно кивнул, соглашаясь.

– Но это не все дурные вести. Голландцы основательно нас разбили. Этот их черт Райтер прорвался прямиком в Мидуэй и Темзу. Мы потеряли из-за него шестнадцать кораблей, и он захватил «Короля Карла» прямо на причале в доках Гринвича и уволок его в Амстердам.

– Флагманский корабль!.. Цвет и гордость всего нашего флота… Переживет ли Англия такое поражение, тем более вместе с чумой и пожаром?

Листер снова качнул головой:

– Говорят, король собирается начать с голландцами переговоры о мире. Может, война уже и кончилась. А могла кончиться и несколько месяцев назад, просто мы того не знаем.

– Лучше будем молиться, чтобы это было не так. – Сэр Фрэнсис оглянулся на «Решительный». – Я захватил его около трех недель назад. Если война уже окончена, я ничего не получу за это от короны. А мои действия расценят как пиратство.

– Таковы повороты войны, Фрэнки. Ты ведь не знаешь и не можешь знать о мире. Так что некому, кроме голландцев, винить тебя за это.

Ричард Листер мотнул головой, показывая своим здоровенным красным носом в сторону «Чайки Мори»:

– Похоже на то, что чувства милорда Камбра оскорблены невниманием к нему. Направляется к нам.

Буззард как раз спустился в лодку и встал на корме. Заработали весла, и суденышко пошло по проливу. Вскоре лодка ударилась о борт «Богини», и Буззард по веревочному трапу взобрался на палубу.

– Фрэнки! – приветствовал он сэра Фрэнсиса. – С тех пор как мы расстались, дня не прошло, чтобы я не молился за тебя.

Он быстро прошагал через палубу, клетчатый плед развевался на его плечах.

– И мои молитвы были услышаны! Этот красавчик-галеон, что на берегу, похоже, был битком набит специями и серебром, так я слышал.

– Если бы ты подождал еще день-другой, прежде чем уйти со стоянки, то мог бы получить свою долю.

Буззард весело развел руками:

– Но, дорогой мой Фрэнки, что ты такое говоришь? Я не уходил со стоянки. Я просто немного прогулялся на восток, хотел проверить, не готовят ли нам голландцы засаду дальше в море. И поспешил обратно, как только смог. Но ты уже ушел.

– Позволь мне напомнить тебе твои собственные слова, сэр. «Я просто потерял терпение. Шестьдесят пять дней – этого для меня достаточно, и для моих храбрых парней тоже».

– Мои слова, Фрэнки? – Буззард покачал головой. – Похоже, слух сыграл с тобой шутку. Или ветер тебя обманул, ты плохо меня расслышал.

Сэр Фрэнсис коротко рассмеялся:

– Ты зря тратишь талант величайшего лжеца Шотландии. Здесь ты никого им не удивишь. И я, и Ричард слишком хорошо тебя знаем.

– Фрэнки, я надеюсь, ты не хочешь сказать, что пытаешься смошенничать и лишить меня моей честной доли добычи? – Камбр изобразил на лице одновременно грусть и недоверие. – Я согласен: я не участвовал в захвате и не могу рассчитывать на полную долю. Дай мне треть – и я не стану придираться.

– Вдохните поглубже. – Фрэнсис небрежно опустил руку на эфес своей сабли. – Этот аромат специй – все, что ты от меня получишь.

Буззард чудесным образом развеселился и гулко расхохотался:

– Фрэнки, мой старый и дорогой друг по оружию! Приходи вечером ко мне на корабль, поужинаем и обсудим под глоток доброго шотландского виски вступление твоего сына в орден.

– А, так это посвящение Хэла привело тебя сюда? Не серебро и специи?

– Я же знаю, как дорог тебе твой сын, Фрэнки… и всем нам. В нем все твои надежды. И мы все хотим, чтобы он стал рыцарем орде

Страница 52

а. Ты ведь часто говорил об этом. Разве не так?

Сэр Фрэнсис посмотрел на сына и почти незаметно кивнул.

– Что ж, тогда тебе еще много лет может не подвернуться такой шанс. Здесь нас трое – рыцарей-мореходов. А это наименьшее необходимое количество, чтобы ввести новичка на первую ступень. Где еще ты найдешь трех других рыцарей, чтобы организовать заседание ложи здесь, по эту сторону Линии?

– Как мудро сказано, сэр! И конечно, это не имеет отношения к дележу, о котором ты упомянул минуту назад? – Тон сэра Фрэнсиса был полон злой иронии.

– Мы не будем больше об этом говорить. Ты ведь честный человек, Фрэнки. Суровый, но честный. И ты никогда не станешь обманывать брата-рыцаря, разве не так?



Сэр Фрэнсис вернулся после ужина с лордом Камбром на борту «Чайки Мори» задолго до полуночной вахты. И как только он оказался в своей каюте, сразу послал Оливера за Хэлом.

– В ближайшее воскресенье. Через три дня. В лесу, – сообщил он сыну. – Все оговорено. Мы начнем заседание ложи, когда встанет луна, чуть позже колокола второй ночной вахты.

– Но Буззард! – запротестовал Хэл. – Он тебе не нравится, ты ему не доверяешь. Он может нас подвести…

– Все равно Камбр был прав. Мы можем не собрать вместе трех рыцарей до самого возвращения в Англию. И я должен воспользоваться этой возможностью, знать, что ты под надежной защитой ордена. Один лишь Господь знает, когда снова появится такой шанс.

– Но мы окажемся в его руках, сойдя на берег, – предостерег Хэл. – Он может затеять грязную игру.

Сэр Фрэнсис покачал головой:

– Мы никогда не отдадимся на милость Буззарда, не бойся.

Встав, он подошел к своему сундуку и поднял крышку.

– Я это приготовил ко дню твоего посвящения. Вот твоя одежда.

Он вернулся к сыну, держа в руках сверток, который опустил на свою койку.

– Надень. Надо убедиться, что все тебе впору.

Повысив голос, сэр Фрэнсис позвал:

– Оливер!

Слуга появился мгновенно, прихватив с собой мешочек, где хранились принадлежности для ремонта одежды. Хэл снял старую потрепанную парусиновую куртку и штаны и с помощью Оливера начал натягивать на себя церемониальную форму ордена. Он никогда и не мечтал о том, чтобы иметь такую прекрасную одежду.

В комплект входили белые шелковые чулки, атласные темно-синие бриджи и камзол с прошитыми золотой нитью рукавами. Ботинки из полированной черной кожи украшали тяжелые серебряные пряжки; из такой же кожи была изготовлена перевязь. Оливер расчесал густые волосы Хэла и надел ему на голову офицерскую шляпу. Ее широкие поля украшали отборные страусиные перья с рынка в Занзибаре.

Когда облачение юноши завершилось, Оливер, склонив голову набок, обошел его вокруг, критически разглядывая.

– Тесновато в плечах, сэр Фрэнсис. Мастер Хэл становится все шире с каждым днем. Но это легко поправить, всего несколько минут.

Сэр Фрэнсис кивнул и снова приблизился к сундуку. Сердце Хэла подпрыгнуло, когда он увидел в руках отца свернутый плащ. Это был символ рыцарства, ради получения которого Хэл так усердно учился. Сэр Фрэнсис подошел к сыну и набросил плащ ему на плечи, защелкнув у горла застежку. Белые складки плаща упали до колен Хэла, алый крест лег на плечи.

Сэр Фрэнсис отступил назад и внимательно посмотрел на сына.

– Кое-чего не хватает, – проворчал он и вернулся к сундуку.

На этот раз он достал из него саблю, но не обычную. Хэл отлично ее знал. Это была фамильная ценность Кортни, и ее великолепие всегда вызывало у Хэла благоговение. Отец, подойдя с ней к Хэлу, еще раз повторил историю сабли:

– Этот клинок принадлежал Чарльзу Кортни, твоему прадеду. Восемьдесят лет назад ею наградил его сам сэр Фрэнсис Дрейк за участие в захвате порта Ранчерия на северо-восточном побережье Америки. Этот клинок был сдан Дрейку испанским губернатором, доном Франсиско Мансо.

Он протянул Хэлу ножны из золота и серебра, чтобы сын как следует рассмотрел их. Ножны украшала чеканка, изображавшая короны, дельфинов и морских духов, собравшихся вокруг героической фигуры восседающего на троне Нептуна. Сэр Фрэнсис перевернул саблю, предлагая взгляду Хэла эфес. В его верхней части находилась большая сапфировая звезда. Хэл извлек саблю из ножен и снова увидел, что это не просто разукрашенная игрушка какого-нибудь испанского пижона. Лезвие было выковано из наилучшей толедской стали, инкрустированной золотом. Хэл, радуясь гибкости и закалке оружия, пальцами согнул клинок и отпустил, и сталь зазвенела.

– Поосторожнее, – предостерег его отец. – Этим лезвием можно бриться.

Хэл снова вложил саблю в ножны, и отец опустил ее в кожаную петлю на перевязи Хэла, а потом снова отступил назад, чтобы внимательно изучить сына.

– Что ты о нем думаешь? – спросил он Оливера.

– В плечах немного не так сидит. – Оливер провел ладонями по атласу камзола. – Это все их борьба да тренировки с саблями, из-за этого он изменился. Надо мне переделать швы.

– Тогда идите в его каюту и займитесь этим.

Сэр Фрэнсис отпустил обоих и вернулся к своему письменному столу. Усевши

Страница 53

ь, он открыл переплетенный в кожу бортовой журнал.

Хэл задержался в дверях.

– Спасибо тебе, отец. Эта сабля… – Он коснулся украшенного сапфирами эфеса, но не смог найти слов, чтобы продолжить.

Сэр Фрэнсис хмыкнул, не оборачиваясь, обмакнул перо в чернила и принялся писать на пергаментной странице.

Хэл еще помедлил у выхода. И лишь когда сэр Фрэнсис сердито поднял голову, юноша тихо попятился и закрыл за собой дверь.

Когда он повернул в коридор, дверь напротив распахнулась, и из нее в вихре шелков так быстро выскочила жена губернатора, что они чуть не столкнулись.

Хэл отпрыгнул в сторону и сорвал с головы шляпу с плюмажем.

– Простите меня, мадам.

Остановившись, Катинка внимательно посмотрела на него. И принялась буквально изучать юношу, неторопливо поднимая глаза все выше от сверкающих серебряных пряжек на его башмаках. Когда ее холодный взгляд добрался до глаз Хэла, Катинка равнодушно произнесла:

– Пиратский выродок нарядился как знатный вельможа.

Потом вдруг она нагнулась к нему так, что почти коснулась лицом его лица, и прошептала:

– Я проверила ту стенку. Там нет прохода. Ты не сделал того, что я тебе велела.

– Дела задержали меня на берегу. У меня просто не было времени, – пробормотал Хэл, путаясь в латинских словах.

– Так позаботься об этом нынешней ночью, – приказала Катинка и умчалась.

Запах ее духов остался в воздухе, и атласный камзол вдруг стал казаться Хэлу слишком тесным и удушающим. Он почувствовал, как по груди стекает пот.

Оливер хлопотал над его камзолом, подгоняя его по фигуре, и Хэлу казалось, что на это ушла половина ночи. Дважды Оливер распарывал и снова сшивал плечи, пока не решил, что все в порядке, а Хэл к этому времени уже просто бурлил от нетерпения.

Когда слуга отца наконец ушел, забрав с собой новый наряд Хэла, юноша с трудом дождался момента, когда смог закрыть задвижку на своей двери и опуститься на колени возле переборки. Он выяснил, что стенная панель прикреплена к дубовой раме деревянными шпонками.

Концом кинжала Хэл вытаскивал эти шпонки одну за другой. Работа шла медленно, Хэл боялся слишком нашуметь. Любой громкий удар или скрежет могли разнестись по всему кораблю.

Время уже близилось к рассвету, когда Хэл сумел выдернуть последний колышек. После этого он просунул лезвие кинжала в место соединения панели и рамы и попытался сдвинуть панель. Она отскочила совершенно неожиданно, и дерево протестующе взвизгнуло, когда панель задела дубовую раму. Казалось, этот звук пронесся по всему галеону и, конечно же, должен был встревожить и отца Хэла, и губернатора.

Сдерживая дыхание, Хэл ждал ужасного возмездия, которое вот-вот обрушится на него. Но минуты бежали, и он наконец снова глубоко вздохнул.

Юноша осторожно просунул голову и плечи в прямоугольное отверстие. Туалетная комната Катинки тонула в темноте, однако аромат духов заставил Хэла снова задохнуться. Он внимательно прислушался, но ничего не уловил в главной части каюты. Потом до него донесся слабый удар корабельного колокола с палубы наверху, и Хэл в испуге сообразил, что уже почти рассвет и что через полчаса начнется его вахта.

Он выполз обратно в свою каюту и аккуратно поставил панель на место, закрепив шпонками, но лишь слегка, так, чтобы их можно было выдернуть за считаные секунды.



– Нужно ли позволять людям Буззарда сходить на берег? – почтительно спросил у отца Хэл. – Прости, отец, но можно ли настолько доверять ему?

– А могу ли я его остановить, не спровоцировав драку? – ответил вопросом сэр Фрэнсис. – Он заявил, что ему нужны вода и дрова, а мы ведь не хозяева этой земли или даже этой лагуны. Как я могу ему запретить?

Хэл уже собрался что-то возразить, но отец, нахмурившись, заставил его промолчать и тут же отвернулся, чтобы приветствовать лорда Камбра: именно в этот момент баркас уткнулся в песок и лорд спрыгнул на берег. Ноги Буззарда под клетчатой юбкой поросли густыми темно-рыжими волосами, как медвежьи лапы.

– Да будет на тебе благословение Господне в это чудесное утро, Фрэнки! – закричал он, направляясь к ним.

Его светлые голубые глаза под нависшими рыжими бровями метались из стороны в сторону, как пескари в мелком пруду.

– Он же все видит! – пробормотал Хэл. – Он для того и пришел, чтобы выяснить, где мы храним специи.

– Мы не можем их спрятать. Их целая гора, – ответил сэр Фрэнсис. – Но мы можем сделать так, что украсть их станет затруднительно.

Потом он холодно улыбнулся подходившему Камбру:

– Надеюсь, ты в добром здравии и виски не помешало твоему сну прошедшей ночью, сэр.

– Да это ведь жизненный эликсир, Фрэнки! Кровь в моих венах! – Красными от спиртного глазами Буззард продолжал рассматривать лагерь на опушке леса. – Мне нужно наполнить водой бочки. Где-нибудь тут наверняка есть отличная вода.

– В миле вверх по лагуне. Там с холмов течет река.

– А рыбы-то сколько! – Буззард махнул рукой в сторону сооруженных из шестов стоек, установленных на открытом месте; на них лежали выпотрошенные рыбины, медленно ко

Страница 54

тившиеся на кострах из сырой древесины. – Я велю своим парням и для нас рыбки наловить. А как тут насчет мяса? В лесу есть олени или что-то в этом роде?

– Здесь есть слоны и стада диких буйволов. Но это серьезные звери, их не собьет с ног даже мушкетная пуля, угодившая прямо в грудь. Однако, как только мы вычистим днище, я собираюсь послать отряд охотников вглубь суши, за холмы, – проверить, не найдется ли там более легкой добычи.

Было совершенно очевидно, что Камбр задает вопросы лишь для того, чтобы потянуть время, и он почти не слушал ответов. Когда его блуждающий взгляд вспыхнул, Хэл посмотрел в ту же сторону. Буззард обнаружил длинное строение с тростниковой крышей, немного дальше, среди деревьев: там под крышей стояли рядами огромные бочки со специями.

– Значит, ты намерен полностью вытащить галеон на берег, отчистить всю подводную часть… – Камбр отвернулся от склада специй и кивнул в сторону корпуса «Решительного», стоявшего на самой мелкой воде. – Мудрый план. Если понадобится помощь, у меня есть три первоклассных плотника.

– Весьма любезно с твоей стороны, – ответил сэр Фрэнсис. – Буду иметь в виду.

– Любая помощь брату-рыцарю! Я же знаю: ты бы сделал то же самое для меня. – Буззард дружески хлопнул сэра Фрэнсиса по плечу. – А теперь, пока мой береговой отряд отправится за водой, мы с тобой поищем подходящее место для заседания ложи. Юный Хэл не должен ждать. Для него это важный день.

Сэр Фрэнсис посмотрел на Хэла.

– Тебя ждет Эболи. – Он кивнул в ту сторону, где немного дальше на берегу большой черный человек терпеливо стоял в ожидании.

Хэл провожал взглядом отца и Камбра, пока те не исчезли в лесу. Потом подошел к Эболи:

– Я наконец-то готов. Пойдем.

Эболи тут же быстрым шагом направился вдоль берега к передней части лагуны. Хэл шел рядом.

– У тебя нет никаких палок? – осведомился юноша.

– Мы их нарубим в лесу. – Эболи похлопал по рукоятке плотницкого топора, висевшего за его плечом, и повернул от берега.

Он увел Хэла примерно на милю или чуть больше вглубь суши, и они оказались у густых зарослей.

– Я тут нашел деревья заранее. Мое племя называет их квети. Из них получаются отличные палки для метания и дубинки.

Когда они начали пробираться сквозь заросли, впереди вдруг с шумом взлетели с земли сухие листья, послышался треск веток – какое-то огромное существо удирало от них. Они заметили только лохматую черную шкуру, да еще мелькнули здоровенные бугристые рога.

– Ньяти! – сообщил Эболи Хэлу. – Дикий буйвол.

– Нам бы его добыть… – Хэл снял с плеча мушкет и нетерпеливо потянулся к кремню, лежащему в мешочке на его поясе, чтобы зажечь фитиль. – Такое чудище обеспечит мясом всю команду!

Эболи усмехнулся и покачал головой:

– Сначала он тебя добудет. Нет более бешеного зверя во всех джунглях, даже лев с ним не сравнится. Он просто посмеется над твоей маленькой мушкетной пулькой, а потом распорет тебе брюхо теми могучими копьями, что носит на голове. – Он снял с плеча топор. – Пусть себе живет старый ньяти, а мы найдем другое мясо, чтобы накормить людей.

Эболи ударил топором по нижней части молодого ствола квети, и вскоре открылся похожий на луковицу корень. Еще несколько ударов – и Эболи вытащил корень вместе с тонким стволом.

– В моем народе такую дубинку называют ивиса, – сообщил Эболи Хэлу, не прерывая работы. – И завтра я тебе покажу, как ею пользоваться.

Несколькими ловкими движениями он обрезал ствол на нужной длине и снял кору. Потом отесал корень так, что он превратился в шар, твердый как железо, – и это стало походить на булаву. Потом Эболи отложил изделие и принялся искать другое дерево.

– Нам нужно по два каждому.

Хэл сидел на корточках и наблюдал за тем, как летят из-под топора обломки коры и щепки.

– Сколько тебе было лет, когда тебя схватили работорговцы, Эболи? – спросил он.

Мощные черные руки замерли ненадолго, прекратив работу. Тень пробежала в темных глазах, но Эболи вернулся к делу и лишь после этого ответил:

– Я не знаю, я был очень юным.

– И ты все помнишь, Эболи?

– Я помню, что они пришли ночью, мужчины в белой одежде с длинными мушкетами. Это было очень давно, но я помню огни в темноте, когда они окружили нашу деревню.

– А где жил твой народ?

– Далеко на севере, на берегах большой реки. Мой отец был вождем, но они вытащили его из хижины и убили, как животное. Они убили всех наших воинов, оставили в живых только самых маленьких детей и женщин. Потом сковали нас цепями друг с другом, шея к шее, и много дней заставляли идти в сторону восхода солнца, вдоль побережья…

Эболи внезапно поднялся и подхватил готовые дубинки.

– Мы тут болтаем, как старухи, когда должны охотиться.

Он направился через лес в обратную сторону тем же путем, которым они пришли.

Когда они опять очутились возле лагуны, Эболи оглянулся на Хэла:

– Оставь здесь свой мушкет и пороховницу. В воде тебе от них не будет пользы.

Пока Хэл складывал оружие на землю, Эболи выбрал пару самых легких и прямых ивиса. Когда

Страница 55

Хэл подошел к нему, чернокожий протянул ему дубинки.

– Наблюдай за мной. Делай все так же, как я, – велел он, снимая с себя одежду и шагая на мелководье.

Хэл последовал за ним, обнаженный, путаясь ногами в густых водорослях.

Зайдя по пояс, Эболи остановился, вытащил из воды пучок длинных водорослей и уложил себе на голову, соорудив нечто вроде маскировки. Потом присел на корточки, погрузившись по шею в воду: снаружи торчала только его голова, скрытая висящими на ней водорослями.

Хэл занял позицию неподалеку от Эболи и тоже соорудил себе крышку из водорослей. До него доносились голоса водной команды «Чайки» и скрип уключин их весел, когда они возвращались от узкой части лагуны, где наполнили бочки из чистого ручья.

– Отлично! – негромко произнес Эболи. – Приготовься, Гандвана! Они спугнут для нас птиц.

Внезапно раздался громкий шум крыльев, и небо заполнилось такой же плотной тучей птиц, как та, которую Хэл уже видел прежде. Стая уток, похожих на диких английских, только с яркими желтыми клювами, выстроилась треугольником и помчалась туда, где затаились охотники.

– Внимание! – шепотом произнес Эболи, и Хэл напрягся.

Юноша смотрел вверх, наблюдая за старой птицей, возглавлявшей стаю. Ее крылья рассекали воздух, как лезвия ножей, быстрыми, резкими взмахами.

– Давай! – крикнул Эболи и вскочил во весь рост.

Его правая рука уже замахнулась, сжимая ивиса. Он метнул булаву, та полетела, вращаясь, и дикие утки в панике разлетелись в стороны.

Эболи это предвидел, его вращающаяся дубинка ударила старую утку в грудь и сбила. Птица упала, колотя крыльями и лапами, теряя перья; еще до того, как она оказалась в воде, Эболи метнул вторую дубинку. Та сбила птицу помоложе, сломав ей длинную шею; вторая утка упала неподалеку от первой.

Хэл тоже метнул свои дубинки, одну за другой, но обе пролетели далеко от цели, и рассыпавшаяся стая умчалась в низком полете над тростником.

– Ты быстро научишься, ты уже почти попал, – ободрил Хэла Эболи, пробираясь сквозь тростник – сначала чтобы подобрать убитых птиц, а потом следовало найти свои ивиса.

Через несколько минут над ними с гомоном пронеслась вторая стая, почти успевшая скрыться в тростник, прежде чем Хэл сделал бросок.

– Хороший бросок, Гандвана! – Эболи, смеясь, брел по воде, чтобы подобрать еще два трофея. – Почти попал. Скоро сумеешь сбить парочку.

Несмотря на его пророчество, прошла половина утра, прежде чем Хэл добыл наконец свою первую утку. Но и у той оказалось лишь сломано крыло, и Хэлу пришлось проплыть чуть ли не половину лагуны, прежде чем он добрался до нее и свернул ей шею.

В середине дня птицы перестали летать и сели на глубокой воде, вне досягаемости людей.

– Все, довольно!

Положив конец охоте, Эболи собрал свою добычу. С дерева, росшего у самой воды, он срезал несколько полос коры и сплел из них бечеву, чтобы связать вместе убитых птиц. Груз получился тяжеловатым даже для его широких плеч, зато Хэл без труда нес свою тощую сумку, пока они брели обратно по пляжу.

Когда они обогнули мысок и уже видели залив, где стояли три корабля, Эболи бросил птиц на песок.

– Отдохнем здесь.

Хэл уселся рядом с ним, и какое-то время оба молчали. Наконец Эболи спросил:

– Зачем Буззард явился сюда? Что твой отец говорит?

– Буззард утверждает, что зашел в лагуну, чтобы организовать заседание ложи для моего посвящения в рыцари.

Эболи кивнул:

– В моем родном племени молодой воин должен пройти обрезание плоти, только тогда он станет мужчиной.

Хэл вздрогнул и потрогал пальцами свою промежность, словно проверяя, все ли на месте.

– Я рад, что мне не нужно ничего отрезать, чтобы стать рыцарем.

– Но ведь на самом деле Буззард не для того притащился сюда за нами, так? Он тащится за твоим отцом, как гиена за львом. От него просто воняет предательством.

– Мой отец тоже это чует, – негромко заверил его Хэл. – Но мы в его милости, потому что на «Решительном» нет грот-мачты и пушки с него сняли.

Оба какое-то время молча смотрели на лагуну, на «Чайку Мори», потом Хэл обеспокоенно пошевелился:

– Что это Буззард задумал?

Баркас с «Чайки» отошел от борта корабля и двинулся туда, где под поверхность лагуны уходила его якорная цепь. Хэл и Эболи наблюдали, как команда маленького суденышка закрепилась за нее и что-то делала несколько минут.

– Они закрыты от берега, так что мой отец не может видеть, чем они занимаются… – Хэл размышлял вслух. – Вид у них как у заговорщиков, и мне это совсем не нравится.

Пока он это говорил, матросы закончили свое тайное дело и поплыли обратно вдоль борта «Чайки». Теперь Хэл мог различить, что они тянут вторую цепь от кормы.

Хэл взволнованно вскочил на ноги.

– Они ставят подъемную пружину на свой якорь! – воскликнул он.

– Пружину? – Эболи недоуменно посмотрел на него. – Зачем им это?

– Затем, что нужно лишь несколько раз повернуть ворот, и Буззард сможет двинуть свой корабль в любую сторону, куда ему вздумается.

Эболи встал рядом с ним, помрачнев.

– Но т

Страница 56

к он может развернуться к нам орудийным бортом и направить пушки на наш беспомощный корабль или смести наш лагерь картечью… – пробормотал он. – Надо нам поспешить, предупредить капитана.

– Нет, Эболи, не спеши. Мы не должны насторожить Буззарда, он не должен знать, что мы заметили его фокус.



Сэр Фрэнсис внимательно выслушал Хэла и, когда его сын закончил, задумчиво потер подбородок. Потом неторопливо, прогулочным шагом приблизился к поручням «Решительного» и небрежно поднес к глазам подзорную трубу. Он медленно оглядел широкое пространство лагуны, на неуловимый миг задержавшись на «Чайке», так что никто не мог заметить его внезапный интерес к кораблю Буззарда. Потом сложил подзорную трубу и вернулся к Хэлу. В глазах сэра Фрэнсиса светилось уважение, когда он сказал:

– Неплохо, мой мальчик. Буззард взялся за свои обычные штучки. Ты прав. Я был на берегу и не видел, как они устанавливают пружину. И мог так и не заметить ее.

– Ты прикажешь ему убрать ее, отец?

Сэр Фрэнсис улыбнулся и покачал головой:

– Лучше не давать ему знать, что мы раскрыли его планы.

– Но что мы можем сделать?

– У меня на берегу уже стоят кулеврины, направленные на «Чайку». Дэниел и Нед предупредили всех…

– Но, отец, разве мы не можем придумать какую-нибудь хитрость для Буззарда – в пару тому сюрпризу, который он явно готовит для нас? – В волнении Хэл позволил себе наглость перебить отца.

Сэр Фрэнсис сразу нахмурился и резко ответил:

– Не сомневаюсь, у тебя есть предложение, мастер Генри.

Это официальное обращение предупредило Хэла о том, что отец закипает гневом, и он тут же покаялся:

– Прости мне мою самонадеянность, отец, я не хотел дерзить…

– Рад это слышать. – Сэр Фрэнсис уже почти отвернулся; его напряженная спина выдавала, что возмущение еще не покинуло его.

– Но разве мой прадед Чарльз Кортни, – упрямо продолжал Хэл, – не применил военную хитрость в Гравелинском сражении?

– Применил. – Сэр Фрэнсис оглянулся. – Но поскольку ты и сам прекрасно знаешь ответ, не странно ли задавать вопрос?

– И разве не мой прадед предложил Дрейку использовать против испанской Армады дьявольские лодки, пока корабли стояли на якорях у Кале?

Сэр Фрэнсис медленно повернулся обратно и уставился на сына. Его губы дернулись в улыбке, потом он издал смешок и наконец разразился хохотом.

– Боже правый, это действительно кровь Кортни! Идем сейчас же в мою каюту, объяснишь, что у тебя на уме.

Когда Хэл рисовал схему на сланцевой дощечке, сэр Фрэнсис стоял рядом.

– Они не должны быть крепкими, им же недалеко плыть, и бурю выдерживать не придется, – почтительно объяснял Хэл.

– Да, но как только их спустят на воду, они должны будут держать правильный курс, а еще нести довольно солидный груз, – негромко произнес его отец.

Он забрал мел из руки сына. И быстро провел несколько линий на дощечке.

– Мы можем соединить по два корпуса вместе… Так они не опрокинутся и не разбегутся в разные стороны до того, как достигнут цели.

– Ветер все это время, пока мы здесь стоим, постоянно дует с юго-востока, – добавил Хэл. – И непохоже, чтобы он утих. Так что нам придется направлять их против ветра. Но если мы их расположим на том маленьком островке за проливом, то ветер будет в нашу пользу.

– Отлично. – Сэр Фрэнсис кивнул. – Сколько нам понадобится?

Он видел, какое огромное удовольствие доставляет юноше, советуясь с ним.

– Дрейк отправил против испанцев по восемь штук, – сказал Хэл, – но у нас нет времени, чтобы строить такое количество. Может, пять?

Он посмотрел на отца, и сэр Фрэнсис снова кивнул:

– Да, пяти должно хватить. А сколько понадобится людей? Дэниел должен остаться на берегу – командовать пушками. А Буззард может захлопнуть ловушку до того, как мы подготовимся. Но я пошлю Неда Тайлера и плотника тебе в помощь… и Эболи, конечно.

Хэл благоговейно уставился на отца.

– Ты мне доверяешь это дело? Отвечать за строительство? – спросил он.

– Это же твой план, так что если он провалится – я должен иметь возможность возложить всю вину на тебя, – ответил отец с едва заметным намеком на улыбку. – Бери людей, отправляйтесь на берег сейчас же и приступайте к работе. Но будьте осторожны. Не облегчайте жизнь Буззарду.



Люди Хэла быстро расчистили топорами небольшое пространство на густо заросшем лесом островке за проливом, где их нельзя было увидеть с «Чайки». Сделав несколько окольных рейсов через лес к материку, Хэл сумел доставить и людей, и нужные материалы на остров, и их не заметили наблюдающие Буззарда.

В первый вечер они работали за полночь, при неровном свете пропитанных смолой факелов. Все прекрасно понимали важность своего задания, и когда все вымотались окончательно, то просто упали на мягкую землю под деревьями и спали до тех пор, пока пробудившееся солнце не дало им достаточно света для продолжения трудов.

К полудню все пять странных суденышек были готовы к тому, чтобы перенести их в тайник в роще на краю лагуны. Когда начался отлив, сэр Фрэнсис вброд добрался

Страница 57

туда с материка и по тропе сквозь густой лес, покрывавший остров, пришел, чтобы осмотреть результаты.

И с сомнением во взгляде кивнул.

– Что ж, надеюсь, они поплывут, – протянул он, медленно обходя одно из неуклюжих сооружений.

– Это мы узнаем только тогда, когда спустим их на воду. – Хэл чудовищно устал, его терпение иссякло. – Но даже ради того, чтобы доставить тебе удовольствие, отец, я не могу устроить предварительную проверку на глазах лорда Камбра.

Сэр Фрэнсис посмотрел на сына, скрывая удивление. Маленький щенок превратился в молодого пса и учится рычать, подумал он со вспышкой отцовской гордости. Юноша требовал уважения к себе, и, по правде говоря, он его заслужил.

Вслух сэр Фрэнсис сказал:

– Вы тут неплохо поработали, если учесть, сколько у вас было времени. – Он ловко отвел гнев Хэла. – Я пришлю еще людей, чтобы помочь вам перенести все это и спрятать.



Хэл устал настолько, что с трудом поднялся по веревочному трапу на борт «Решительного». Но хотя дело было сделано, отец не позволил ему сбежать в свою каюту.

– Мы стоим прямо позади «Чайки». – Через освещенный луной пролив сэр Фрэнсис показал на черный контур другого корабля. – Ты не думал о том, что может произойти, если одна из твоих дьявольских лодок проскочит мимо цели и доберется до нас? Без мачты нам не отвести корабль.

– Эболи уже рубит в лесу длинные бамбуковые шесты. – Голос Хэла выдавал крайнюю усталость. – Мы ими воспользуемся, чтобы оттолкнуть от своего борта лодку и направить ее вон туда, к берегу.

Он повернулся и показал назад, туда, где мигали между деревьями огни лагеря.

– Но Буззард окажется захваченным врасплох, – добавил юноша, – у него же нет бамбуковых шестов.

Наконец его отец был удовлетворен.

– Иди теперь отдыхать. Завтра ночью мы проведем собрание ложи, и ты должен быть готов ответить на все вопросы катехизиса.



Хэл неохотно выбрался из пучины сна. Несколько мгновений он не мог сообразить, что именно его разбудило. Потом со стороны переборки опять послышался негромкий шорох.

Хэл мгновенно и окончательно пробудился, всю усталость как рукой сняло. Он скатился со своего тюфяка и опустился на колени у переборки. С другой стороны скреблись уже нетерпеливо и требовательно. Он быстро постучал в ответ по доскам, потом стал шарить в темноте, ища колышки, державшие шпионскую щель. И как только он снял ее, луч желтого света лампы проник в его каюту, но тут же его загородила собой Катинка, прижавшая к отверстию губы с другой стороны и сердито зашептавшая:

– Где ты был прошлой ночью?

– У меня были дела на берегу, – прошептал в ответ Хэл.

– Не верю! – заявила Катинка. – Ты просто пытался избежать наказания. Ты намеренно мне не повинуешься!

– Нет-нет, я бы никогда…

– Открывай проход немедленно!

Хэл нащупал кинжал, висевший на крючке в ногах койки, и принялся вытаскивать шпонки. Они выскакивали из своих гнезд с тихим скрипом. Хэл откладывал их в сторону, и вскоре перед ним открылся квадрат мягкого света.

– Иди сюда! – приказал голос Катинки, и Хэл пролез в дыру.

Дыра была невелика, но после некоторых усилий Хэл оказался стоящим на четвереньках на полу каюты Катинки. Он хотел уже встать на ноги, но женщина остановила его.

– Оставайся так!

Он поднял голову и посмотрел на нее. Катинка была одета в легкую ночную сорочку из какой-то полупрозрачной ткани. Распущенные волосы спадали до талии. Свет лампы легко проникал сквозь сорочку и очерчивал тело женщины; ее нежная кожа просвечивала сквозь легкие складки.

– Ты совершенно бесстыден, – заявила Катинка, когда он встал перед ней на колени, словно она была неким священным изображением. – Ты явился ко мне голым. Никакого уважения!

– Прости! – выдохнул Хэл.

Он так стремился выполнить ее приказ, что забыл о собственной наготе, и теперь поспешно прикрыл руками пах.

– Я совсем не хотел ничего такого…

– Нет! Не скрывай свой стыд!

Потянувшись вниз, Катинка отвела его руки. Оба уставились на его мужское достоинство. И увидели, как оно медленно вытягивается и утолщается, направляя конец на Катинку…

– Похоже, я ничего не могу поделать, мне не остановить это отвратительное поведение? Неужто ты так далеко ушел по пути Сатаны?

Катинка схватила Хэла за волосы и заставила подняться на ноги, а потом потащила его в свою великолепную каюту, ту самую, в которой он впервые увидел ее красоту.

Повалившись на пышную кровать, Катинка повернулась к Хэлу. Белый шелк сорочки распахнулся, упав по обе стороны ее длинных стройных ног. А Катинка, дергая прядь волос Хэла, заговорила внезапно севшим голосом:

– Ты должен повиноваться мне во всем, ты, дитя темного мира…

Ее ноги раздвинулись – и она ткнула его лицом между ними… золотые кудряшки, прикрывавшие ее женское естество, оказались неожиданно мягкими, шелковистыми…

Хэл ощутил запах моря, солоноватый и острый, и запах морских существ, и теплый мягкий дух островов, и аромат прибоя, набегающего на прогретый солнцем песок… Он впивал все эти запахи расширившимися нозд

Страница 58

ями, а потом губами нашарил источник всех этих неправдоподобных запахов.

Катинка дернулась на атласной простыне вперед, навстречу его губам, ее бедра раздвинулись шире. И, держа Хэла за волосы, она заставила его голову двигаться, направляя к самой чувствительной точке ее плоти, спрятавшейся в тайной расщелине.

И когда он нашел ее кончиком языка, Катинка задохнулась и начала тереться о лицо юноши, как будто скакала без седла на несущемся галопом жеребце. Она невольно вскрикивала, бормоча:

– Ох, остановись!.. Прошу, хватит… нет! Не останавливайся! Продолжай, продолжай…

А потом она вдруг отпустила его голову и упала на спину, буквально швырнув Хэла на себя. Он почувствовал, как ее маленькие крепкие пятки ударились о его поясницу, когда она обхватила его ногами, а ее ногти, словно ножи, вонзились в напряженные мускулы его плеч.

Но боль потерялась в ощущении охватившего его жара, когда он проник в заветную глубину, а его крики заглушили золотые спутанные волосы, в которые он уткнулся лицом.



Трое рыцарей начали собрание ложи на склоне холма над лагуной, рядом с небольшим водопадом, что обрушивался в чашу темной воды, которую окружали высокие деревья, покрытые лишайниками и опутанные лианами.

Алтарь был установлен в кольце камней, а перед ним горел костер. Так были представлены все древние элементы стихий. Луна стояла в первой четверти, сообщая о возрождении и воскресении.

Хэл ждал в одиночестве в лесу, пока три рыцаря ордена открывали собрание ложи первой ступени. Его отец с обнаженным мечом в руке быстро прошагал сквозь тьму, чтобы позвать Хэла и повести его обратно по узкой тропе.

Два других рыцаря ждали рядом с костром в священном круге. Лезвия их обнаженных мечей блестели, отражая пламя. Хэл увидел на каменном алтаре очертания нептунова меча его прадеда, прикрытого бархатной тканью.

Они с отцом остановились перед каменным кругом, и сэр Фрэнсис попросил позволения войти в ложу.

– Во имя Отца и Сына и Святого Духа!

– Кто желает войти в ложу храма ордена Святого Георгия и Священного Грааля?

Лорд Камбр произнес это громовым голосом, разнесшимся среди холмов, и в его руке сверкнул длинный обоюдоострый палаш.

– Послушник, который просит о посвящении в тайны храма, – ответил Хэл.

– Вход опасен для твоей вечной жизни, – предостерег его Камбр.

Хэл ступил в круг. Внезапно ему показалось, что воздух стал холоднее, и он слегка содрогнулся, опускаясь на колени в свете костра.

– Кто ручается за этого новичка? – снова прогремел Буззард.

– Я ручаюсь. – Сэр Фрэнсис сделал шаг вперед.

Камбр снова повернулся к Хэлу:

– Кто ты таков?

– Генри Кортни, сын Фрэнсиса и Эдвины.

Началась декламация длинного катехизиса.

Звездное колесо на небесном своде медленно вращалось над их головами, огонь костра слабел…

И лишь после полуночи сэр Фрэнсис поднял наконец бархатный покров с меча Нептуна. Сапфир на его эфесе отразил неяркий голубой луч лунного света, бросив это отражение в глаза Хэлу, когда отец вложил рукоять меча ему в руки.

– На этом мече ты подтверждаешь догматы твоей веры.

– Это то, во что я верую, – начал Хэл, – и буду защищать собственной жизнью. Я верю, что нет ничего, кроме Святой Троицы, вечного Отца, вечного Сына и вечного Святого Духа.

– Аминь! – хором произнесли три рыцаря-морехода.

– Я верую в единую Церковь Англии и в ее Божественного представителя на земле Карла, короля Англии, Шотландии, Франции и Ирландии, защитника истинной веры.

– Аминь!

Когда Хэл завершил декламацию догматов веры, Камбр призвал его принять рыцарские обеты.

– Я буду защищать английскую Церковь. Я буду сражаться с врагами моего суверена Карла…

Голос Хэла дрожал от убежденности и искренности.

– Я отрекаюсь от Сатаны и всех его деяний. Я отрицаю все ложные доктрины, ереси и расколы. Я отворачиваюсь от всех других богов и их ложных пророков.

Хэл произносил с горячим пылом:

– Я буду защищать слабых. Я буду охранять паломников. Я буду помогать тем, кто в нужде, и тем, кто нуждается в правосудии. Я подниму свой меч против тиранов и угнетателей.

И вот наконец подошел черед самых важных обетов.

– Я буду охранять все святые места. Я буду разыскивать и защищать драгоценные реликвии Иисуса Христа и Его святых. Я никогда не прекращу поиски Священного Грааля, что содержит в себе Его священную кровь.

Рыцари-мореходы осенили себя крестом, когда Хэл произнес последние слова, потому что поиски Грааля стояли в центре их веры. Это был тот гранитный столб, что поддерживал крышу их храма.

– И я клянусь строго и почтительно исполнять обряды. Я буду подчиняться кодексу рыцарства. Я буду воздерживаться от разврата и блуда…

При этих словах Хэл слегка запнулся, но тут же взял себя в руки.

– И я буду почитать своих товарищей-рыцарей. И прежде всего я буду держать в тайне все дела своей ложи.

– И пусть Господь будет милостив к твоей душе! – в один голос произнесли три рыцаря-морехода.

Потом они шагнули вперед и встали вокруг коленопреклоненного нов

Страница 59

чка. Каждый положил одну руку на его склоненную голову, а вторую – на рукоять его меча, и одна ладонь легла на другую.

– Генри Кортни, мы приветствуем тебя в кругу рыцарей Священного Грааля, и мы принимаем тебя как нашего брата, рыцаря храма ордена Святого Георгия и Священного Грааля!

Первым заговорил Ричард Листер – из-за певучего уэльского акцента его благословение прозвучало почти как некая мелодия:

– Я приветствую тебя в нашем храме. И да следуешь ты всегда строгому послушанию!

Следующим высказался Камбр:

– Я приветствую тебя в нашем храме. И пусть воды дальних океанов всегда лежат спокойно перед носом твоего корабля, и пусть сила ветров всегда влечет тебя вперед!

Наконец заговорил сэр Фрэнсис Кортни, держа ладонь на лбу Хэла:

– Я приветствую тебя в нашем храме. И да будешь ты всегда верен своим обетам, Господу и самому себе.

Потом рыцари подняли Хэла на ноги и по очереди обняли его. И усы лорда Камбра были жесткими и колючими, как шипы терна с куста предателя[7 - Так у автора.].



– У меня полный трюм моей доли специй, которые мы с тобой захватили на «Хеерлик Нахте», и этого достаточно, чтобы купить замок и пять тысяч акров прекрасной земли в Уэльсе, – сказал Ричард Листер, беря правую руку сэра Фрэнсиса и пожимая ее тайным пожатием мореходов. – И у меня молодая жена и двое крепких сыновей, которых я не видел уже три года. Так что я с удовольствием отдохнул немного в этом приятном зеленом уголке, а теперь уже подул и попутный ветер. Может быть, мы снова встретимся где-нибудь в этих водах, Фрэнсис.

– Желаю тебе всегда попутных ветров, Ричард. Благодарю тебя за дружбу и за то, что ты сделал для моего сына. – Сэр Фрэнсис ответил таким же рукопожатием. – Надеюсь, однажды мы увидим в храме и обоих твоих сыновей.

Ричард уже отвернулся к ожидавшему его баркасу, но замялся и вернулся. Он обнял сэра Фрэнсиса одной рукой за плечи и, мрачно нахмурившись, тихо заговорил:

– Камбр кое-что мне предложил относительно тебя, но мне это очень не понравилось, и я ему так и сказал прямо в лицо. В общем, будь поосторожнее, Фрэнки, и спи вполглаза, когда он где-то поблизости.

– Ты настоящий друг, – сказал сэр Фрэнсис.

Он проводил взглядом Ричарда, который сел в баркас и отплыл к «Богине». Как только он поднялся по веревочному трапу на шканцы, его команда подняла якорь. Все паруса «Богини» наполнились ветром, и она медленно двинулась по каналу к выходу из лагуны, слегка приспустив флажки и вымпелы в знак прощания. Вскоре она исчезла из вида за каменистым выступом, выйдя в открытое море.

– Что ж, теперь мы остались в компании одного только Буззарда. – Хэл посмотрел на «Чайку Мори», стоявшую в середине канала. Вокруг суетились лодки, с которых перегружали на палубу, а потом в трюм бочки с водой, связки дров и вяленую рыбу.

– Готовьтесь к тому, чтобы вытащить корабль на сушу, мистер Кортни, – ответил сэр Фрэнсис, и Хэл резко выпрямился.

Он не привык к тому, чтобы отец вот так к нему обращался. Очень странно было чувствовать себя рыцарем и настоящим офицером, а не просто мелкой сошкой. Даже одежда Хэла изменилась в связи с его новым положением. Отец выдал ему рубашку из тонкого белого мадрасского хлопка и новые молескиновые бриджи, казавшиеся мягкими и шелковистыми после грубой парусины, которую он носил до этого дня.

Хэл удивился еще сильнее, когда отец снизошел до объяснения своего приказа:

– Мы должны продолжать свои дела так, словно и не подозреваем о предательстве. Кроме того, «Решительный» будет в большей безопасности на берегу, если дело дойдет до схватки.

– Да, сэр, понимаю… – Хэл посмотрел на солнце, прикидывая время. – Нам поможет прилив, мы вытащим корабль на сушу к двум склянкам завтрашней утренней вахты. И будем готовы.

Весь остаток этого утра команда «Чайки» держалась так, как держалась бы любая другая команда, готовясь к выходу в море. И хотя Дэниел и его артиллеристы, затаившись у спрятанных в песчаной яме у края леса заряженных пушек с фитилями наготове, глаз не спускали с «Чайки», они пока что не замечали ничего подозрительного.

Незадолго до полудня лорд Камбр сам отправился на берег и нашел сэра Фрэнсиса, стоявшего у костра, на котором в большом котле бурлила смола: все готовились конопатить и смолить корпус «Решительного», как только корабль очутится на суше.

– Что ж, пора и прощаться!

Камбр обнял сэра Фрэнсиса за плечи здоровенной рукой.

– Ричард был прав. Никакой добычи не будет, если сидеть тут на пляже и чесать задницы.

– Значит, ты готов отплыть?

Сэр Фрэнсис произнес это ровным тоном, не выдавая своего изумления.

– Да, завтра с утренним приливом я отправлюсь дальше. Но как же мне не хочется покидать тебя, Фрэнки! Может, выпьем на прощанье на борту «Чайки», прямо сейчас? Я охотно поговорю с тобой о моей доле денег, добытых на «Стандвастигхейде».

– Милорд, твоя доля – ничто! И на том конец обсуждению, а я желаю тебе попутного ветра.

Камбр громогласно расхохотался:

– Мне всегда нравилось твое чувство юмора, Фрэнки!

Страница 60

Понимаю, ты просто хочешь избавить меня от труда тащить тяжелый груз специй в Ферт-оф-Форт. – Он повернулся и махнул кучерявой бородой в сторону бочек со специями, сложенных под деревьями на краю леса. – Так что я позволю тебе сделать это за меня. А пока, уверен, ты честно сохранишь мою долю и отдашь ее мне при следующей встрече – ну и, конечно, процент.

– Вы просто чудо, милорд!

Сэр Фрэнсис снял шляпу и поклонился, задев плюмажем песок.

Камбр ответил на поклон, после чего, продолжая хохотать, ушел к баркасу и сам на веслах вернулся к «Чайке».

В течение утра голландцев-заложников перевели на берег и поселили в их новом жилище, построенном Хэлом и его командой. Жилье для них поставили подальше от лагуны и отделили от лагеря, в котором разместился экипаж «Решительного».

Теперь корабль был опустошен и готов к тому, чтобы вытащить его на сушу. И когда прилив поднялся достаточно высоко, матросы под командой Неда Тайлера и Хэла повели его к берегу. Они закрепили на самых высоких деревьях надежные блоки. Толстые канаты были привязаны к носу и корме «Решительного», и по пятьдесят человек с каждой стороны налегли на них, ставя галеон параллельно берегу.

Когда днище корабля коснулось белого песка, канаты закрепили. И во время отлива перевернули с помощью специальных приспособлений, захватив грот-мачту и бизань-мачту, пока что не снятые.

Галеон круто накренился, и вот уже его мачты коснулись верхушек деревьев. Вся правая сторона его корпуса открылась до самого киля, и сэр Фрэнсис с Хэлом пошли осматривать ее. И с радостью обнаружили, что признаков заражения червями совсем немного.

Нужно было заменить несколько секций обшивки, и дело сразу же закипело. С наступлением темноты зажгли факелы, потому что работу необходимо было закончить до того, как ее остановит прилив. Когда это случилось, сэр Фрэнсис отправился ужинать в свое новое жилище, а Хэл с матросами занялись закреплением корабля на ночь. Потом факелы погасили, и Нед увел людей на запоздалый ужин.

Хэлу совсем не хотелось есть. Его аппетиты лежали совсем в другой стороне, но он понимал, что вряд ли ему удастся скоро их удовлетворить.

Оставшись на берегу один, Хэл через узкую полоску воды внимательно всмотрелся в «Чайку». Казалось, там все уже затихло на ночь. Лодки покачивались вдоль его борта… но их совсем нетрудно было поднять наверх и задраить люки перед выходом в море.

Отвернувшись, Хэл пошел к деревьям. Он прошелся вдоль орудий, тихо разговаривая с теми, кто стоял на вахте у пушек. И снова проверил расположение каждой из них, убеждаясь, что они действительно нацелены на темный корпус «Чайки», стоявшей в блеске отражений звезд на поверхности тихой темной лагуны.

Он немного посидел рядом с Большим Дэниелом, спустив ноги в орудийную яму.

– Не беспокойся, мистер Генри! – Даже Дэниел теперь обращался к Хэлу по-новому, куда более уважительно, что выглядело вполне естественно. – Мы с него глаз не спускаем, с этого рыжебородого ублюдка. Так что можешь спокойно пойти поужинать.

– Когда ты в последний раз спал, Дэниел? – спросил Хэл.

– Обо мне не беспокойся. Вахта уже скоро сменится. Я передам пост Тимоти.

Перед своей хижиной Хэл увидел Эболи, тихо сидевшего в тени напротив костра. Тот ожидал воспитанника с миской жареной утятины, ломтями хлеба и кружкой легкого пива.

– Я не голоден, Эболи, – запротестовал Хэл.

– Ешь!

Эболи сунул миску ему в руки:

– Тебе понадобятся все силы для того дела, что ждет тебя ночью.

Хэл взял миску, при этом пытаясь рассмотреть выражение лица Эболи и понять, что кроется за его предостережением. Свет костра танцевал на темных загадочных чертах, напоминавших какого-нибудь языческого идола, обрисовывая татуировки на щеках Эболи… но его глаза ничего не выдавали.

Хэл кинжалом разрезал утку пополам и предложил часть Эболи.

– А что за дело ждет меня ночью? – осторожно спросил он.

Эболи оторвал кусок утиной грудки и впился в нее зубами.

– Ты должен быть осторожен, чтобы не оцарапать нежные части своего тела о терновые колючки, когда будешь пролезать сквозь дыру в заборе ради своего долга.

Хэл перестал жевать, утка потеряла для него всякий вкус. Похоже, Эболи обнаружил узкую щель в колючей изгороди позади домика Катинки – ту самую, которую тайком оставил там Хэл.

– И давно ты знаешь? – спросил он с набитым ртом.

– А что, я не должен был знать? – ответил вопросом Эболи. – У тебя глаза становятся как полная луна, когда ты смотришь в определенном направлении, и я слышал, как ты ревешь среди ночи, словно раненый буйвол.

Хэл застыл в ошеломлении. Он ведь старался быть таким осторожным, таким хитрым…

– Как ты думаешь, отцу известно? – с трепетом спросил он.

– Ты ведь до сих пор жив, – напомнил ему Эболи. – Если бы он знал, было бы по-другому.

– Но ты никому не скажешь? – прошептал Хэл. – Особенно ему?

– Особенно ему, – согласился Эболи. – Но ты будь поосторожнее, не выкопай себе могилу тем копьем, что болтается между твоими ногами.

– Я люблю ее, Эболи! – шеп

Страница 61

том сообщил Хэл. – Я спать не могу, все думаю о ней.

– Я слыхал, что ты не спишь. И думал, что можешь весь корабль разбудить своей бессонницей.

– Не надо надо мной насмехаться, Эболи. Я умереть готов ради нее!

– Тогда я должен спасти твою жизнь и отвести тебя к ней.

– Ты пойдешь со мной? – Хэл был потрясен таким предложением.

– Я буду тебя ждать у дыры в изгороди. Охранять тебя. Тебе может понадобиться моя помощь, если вдруг ее муж обнаружит тебя там, где тебя быть не должно.

– Ох, это жирное животное! – в ярости воскликнул Хэл, ненавидя губернатора всем своим сердцем.

– Жирное – возможно. Хитрое – почти наверняка. Могущественное – без сомнений. Не надо его недооценивать, Гандвана. – Эболи встал. – Я пойду вперед, проверю, свободен ли путь.

Они вместе скользнули в темноту и вскоре остановились у задней части изгороди.

– Тебе незачем меня ждать, Эболи! – прошептал Хэл. – Может, я задержусь.

– Если не задержишься, я буду разочарован, – сказал Эболи на своем языке. – И запомни навсегда мой совет, Гандвана, потому что он принесет тебе пользу на всю жизнь. Страсть мужчины, как пожар в высокой сухой траве, жаркая и яростная, но она быстро выгорает. А женщина закипает медленно, как котел мага на углях, пока наконец не бросит свои чары. Поспешай во всем, кроме любви.

Хэл вздохнул в темноте:

– Ну почему женщины так отличаются от нас, Эболи?

– Поблагодари всех своих богов, да и моих тоже, за то, что это именно так.

Эболи усмехнулся, и его зубы сверкнули в темноте. Он легонько подтолкнул Хэла к дыре в изгороди.

– Если позовешь, я прибегу.

В ее домике все еще горела лампа. Сквозь щели в тростниковой крыше пробивались полоски желтого света. Хэл прислушался, подойдя к стене, но не услышал голосов. Подкравшись к чуть приоткрытой двери, он заглянул внутрь и увидел огромную кровать под балдахином на четырех ножках – его люди принесли это ложе из каюты на «Решительном». Полог был задернут ради защиты от насекомых, так что Хэл не знал, один ли человек скрывается за ним.

Бесшумно войдя, он тихо подошел к кровати. Едва он коснулся полога, маленькая белая ручка показалась между его складками, схватила его протянутую руку и втащила Хэла внутрь.

– Ни звука! – прошипела Катинка. – Ни слова не говори!

Ее пальцы уже проворно расстегивали пуговицы на его рубашке, распахивая ее до талии, а ногти болезненно впивались в его грудь.

Одновременно губы Катинки прижались к его губам. До этого она его не целовала, и жар и нежность этих губ ошеломили Хэла. Он попытался дотянуться до ее груди, но Катинка схватила его за запястья и прижала ему руки к бокам, а ее язык уже скользнул в его рот…

Потом, все так же прижимая его руки, Катинка заставила Хэла упасть на спину. Ее быстрые пальцы расстегнули его молескиновые бриджи, и тут же она, в буре шелка и кружев, села на него верхом и прижала Хэла к атласной простыне. Не пользуясь руками, она своей тайной щелью нашарила его копье – и поглотила его…

Много позже Хэл заснул так крепко, что это было похоже на маленькую смерть.

Настойчивые пальцы на его голой руке разбудили Хэла, он мгновенно проснулся, встревоженный.

– Что… – начал было он, но крепкая ладонь зажала ему рот.

– Гандвана! Не шуми. Быстро найди свою одежду, и идем со мной. Скорее же!

Хэл мягко скатился с кровати, стараясь не потревожить лежавшую рядом женщину, и нащупал свои бриджи – там, куда она их бросила.

Эболи и Хэл молчали, пока не выбрались наружу сквозь щель в изгороди. Там они остановились, и Хэл, посмотрев на небо, по положению огромного Южного Креста относительно горизонта понял, что до рассвета осталось всего около часа. Это был тот час, когда все человеческие силы находятся в своей нижней точке.

Хэл оглянулся, всматриваясь в темный силуэт Эболи.

– Что случилось, Эболи? – требовательно спросил он. – Почему ты пришел за мной?

– Прислушайся!

Эболи положил руку на плечо юноши, и Хэл вскинул голову.

– Я ничего не слышу.

– Подожди…

Эболи стиснул его плечо, призывая к молчанию.

И тут Хэл услышал это – далекий и слабый, заглушенный деревьями, взрыв неконтролируемого смеха.

– Где?..

Хэл был озадачен.

– На берегу.

– Божьи раны! – вырвалось у Хэла. – Что за чертовщина?

Он бросился бежать к лагуне в сопровождении Эболи, спотыкаясь в темноте на неровной лесной почве. Низко нависшие ветки хлестали их по лицам.

Когда они добрались до первых хижин лагеря, впереди послышался новый шум, обрывки невнятных песен, взрывы безумного смеха.

– Орудия… – выдохнул Хэл.

И в то же самое мгновение в смутном свете гаснущего костра заметил чей-то светлый силуэт. Потом он услышал голос отца:

– Кто идет?

– Это Хэл, отец.

– Что происходит?

Хотя вид сэра Фрэнсиса ясно свидетельствовал о том, что он только что проснулся – отец Хэла был облачен в одну рубашку, а голос его звучал хрипловато после сна, – но в его руке сверкнула сабля.

– Не знаю, – ответил Хэл.

Снова раздался взрыв глупого хохота.

– Это на берегу. Где оруди

Страница 62

…

Не произнеся больше ни слова, все трое бросились в ту сторону, откуда доносилось веселье, и вскоре вместе очутились у первой кулеврины.

Здесь, на краю лагуны, шатер листьев над головами был не таким плотным и позволял последним лучам луны освещать все вокруг. Глазам подбежавших предстала картина: один из артиллеристов висел на длинном стволе пушки. Когда сэр Фрэнсис в бешенстве пнул его ногой, он просто свалился на песок.

В этот момент Хэл заметил маленький бочонок, стоявший у края орудийной ямы. Не замечая пришедших, один из артиллеристов стоял перед ним на четвереньках, словно пес, и слизывал жидкость, капавшую из крана. Хэл почуял сахарный запах, тяжелый в свежем ночном воздухе, как аромат какого-нибудь ядовитого цветка. Он спрыгнул в яму и схватил матроса за волосы.

– Где вы раздобыли ром? – прорычал он.

Мужчина устремил на него затуманенный взгляд. Хэл с размаху врезал его кулаком в челюсть, да так, что у матроса чуть не вылетели все зубы.

– Проклятая пьянь! Где вы это взяли? – Хэл ткнул мужчину острием кинжала. – Отвечай, или я перережу тебе глотку!

Боль и угроза слегка отрезвили жертву.

– Это прощальный подарок от его лордства, – выдохнул он. – Он прислал нам бочонок с «Чайки», чтобы мы выпили за его здоровье и пожелали попутного ветра…

Хэл отшвырнул от себя пьяное существо и выпрыгнул на парапет.

– А другие команды? Буззард и им прислал подарочки?

Все трое побежали вдоль ряда укреплений, и в каждом им попадались сладко воняющие дубовые бочонки и бесчувственные тела. Лишь немногие матросы держались на ногах, но и они шатались и с трудом ворочали языками.

Мало кто из английских моряков имел силы сопротивляться соблазну этой крепкой эссенции сахарного тростника.

Даже Тимоти Рейли, один из самых доверенных рулевых, уступил, и хотя он пытался что-то отвечать на обвинения сэра Фрэнсиса, но едва стоял. Сэр Фрэнсис ударил его по голове эфесом сабли, и Рейли растянулся на песке.

В это мгновение из лагеря примчался Большой Дэниел.

– Я услышал шум, капитан. Что тут случилось?

– Этот Буззард попотчевал все орудийные расчеты выпивкой. Теперь все они бесполезны. – Голос сэра Фрэнсиса дрожал от бешенства. – А это может означать только одно. Нельзя терять ни минуты. Буди всех в лагере. Вооружай людей… но тихо, тихо!

Дэниел исчез. А Хэл услышал на корабле, стоявшем в темной спокойной лагуне, тихий скрип ворота и щелчок, от которого у него по спине пробежал холод.

– Подъемный ворот! – воскликнул он. – «Чайка» натягивает якорную пружину!

Они пристально всмотрелись в пролив. И в свете луны увидели, как силуэт «Чайки» начал меняться: трос, натянутый от якоря к вороту, разворачивал его корму – корабль становился к берегу бортом, направляя на пляж орудия.

– Его орудия выставлены! – воскликнул сэр Фрэнсис, когда лунный свет блеснул на пушечных стволах.

Теперь они уже различали за каждой из пушек слабое свечение фитилей в руках артиллеристов «Чайки».

– Дыхание сатаны, они хотят нас расстрелять! Ложись! – закричал сэр Фрэнсис. – Все ложитесь!

Хэл перепрыгнул парапет орудийной ямы и прижался к ее песчаному дну.

Ночь внезапно озарилась ярким светом, как будто вспыхнули молнии. А через мгновение гром выстрелов потряс их барабанные перепонки, и бешеный ливень снарядов, словно торнадо, прокатился по пляжу и обрушился на лес вокруг.

«Чайка» палила изо всех пушек по лагерю.

Картечь посыпалась на кроны деревьев наверху, обрушивая дождь ветвей, листвы и влажных кусков коры. В воздухе несся смертельный поток щепок, выбитых из стволов деревьев.

Легкие хижины не могли защитить находившихся внутри людей. Залп прошил домики насквозь, и шесты и тростниковые крыши взлетели в воздух, словно подхваченные приливной волной. Хэл услышал испуганные крики людей, очнувшихся посреди кошмара, и рыдания, крики и стоны тех, кого ранило дождем картечи или острыми обломками.

«Чайка» исчезла за облаком собственного орудийного дыма, но сэр Фрэнсис вскочил и выхватил тлеющий фитиль из бесчувственной руки одного из пьяных артиллеристов. Посмотрев в прицел кулеврины, он убедился, что она по-прежнему нацелена на клубящийся дым, за которым притаилась «Чайка».

Сэр Фрэнсис прижал фитиль к запалу. Пушка изрыгнула длинный серебристый хвост дыма и откатилась назад. Сэр Фрэнсис не мог видеть, куда угодил его снаряд, но закричал во всю силу легких, отдавая приказ тем, кто еще способен был повиноваться:

– Огонь! Открыть огонь! Стрелять так быстро, как только возможно!

Хэл услышал неровный залп, но потом увидел, как многие из орудийных команд кое-как поднялись на ноги и пьяно бредут между деревьями.

Хэл вскочил на край укрепления и закричал Эболи и Дэниелу:

– Скорей! Хватайте фитили, бегите за мной! Мы должны добраться до острова!

Дэниел уже помогал сэру Фрэнсису перезаряжать пушку, протирая мокрой шваброй дымящийся ствол, чтобы загасить искры.

– Брось это, Дэниел! Оставь дело другим! Мне нужна твоя помощь!

Все втроем они побежали вдоль берега. Туманная стена ск

Страница 63

ывала «Чайку», развернувшуюся другим боком и давшую залп из других орудий. Он последовал буквально через пару минут после первого. Хорошо обученные артиллеристы «Чайки» действовали стремительно, пользуясь преимуществом неожиданности.

И снова ураган снарядов посыпался на песок и на лес, сея смерть и панику.

Хэл увидел, как в одну из пушек угодил свинцовый шар с «Чайки». Крепления лопнули, и пушка откатилась назад – теперь ее ствол был нацелен на звезды.

Крики раненых и умирающих заполнили этот пандемониум отчаяния, когда люди бросали свои посты и бежали под деревья. Беспорядочный огонь с их орудийных позиций ослабел, теперь лишь время от времени раздавались случайные выстрелы пушек. Как только их батарея затихла, Буззард повернул орудия на оставшиеся хижины и заросли кустов, в которых укрылась команда «Решительного».

Хэл слышал, как бешено веселится команда «Чайки», перезаряжая пушки и стреляя.

– За «Чайку» и Камбра! – кричали они.

Теперь уже с «Чайки» не палили залпами; каждое орудие стреляло по мере готовности, и грохот не утихал. Вспышки огня и клубы белого дыма напоминали адское пламя.

Хэл еще слышал за спиной голос отца, постепенно слабеющий с расстоянием, – сэр Фрэнсис пытался взбодрить разбитую, деморализованную команду. Эболи бежал рядом с воспитанником, а Большой Дэниел чуть отстал от двух более быстрых бегунов.

– Нам нужны еще люди, чтобы спустить все на воду, – выдохнул Большой Дэниел. – Они же тяжелые!

– Сейчас ты помощников не найдешь. Все или пьяны, или удирают со всех ног, – проворчал на бегу Хэл.

Но не успел он договорить, как увидел прямо перед собой Неда Тайлера, вырвавшегося из леса; тот вел с собой еще пятерых матросов. Все они выглядели вполне трезвыми.

– Вот славно, Нед! – крикнул Хэл. – Но надо спешить! Буззард отправит людей на берег, как только наши пушки умолкнут!

Все вместе они бросились в мелкий пролив между материком и островом. Начался отлив, и они сперва просто брели по вязкому дну, потом добрались до открытой воды. Оставшееся расстояние они проплыли, и гром пушек «Чайки» подгонял их вперед.

– Ветер едва дует, и с юго-запада, – выдохнул Большой Дэниел, когда они выбрались из воды на берег островка. – Он нам не слишком поможет.

Хэл ничего не ответил. Сломав сухую ветку, он зажег ее от своего фитиля и поднял над головой, чтобы видеть тропу, уходящую в лес.

Через несколько минут они пересекли остров и добрались до его противоположного берега. Здесь Хэл остановился и посмотрел на «Чайку», хорошо заметную в главном проливе.

Близился рассвет, и ночь поспешно удирала от него. Свет вокруг становился серым и серебристым, лагуна мягко блестела, как лист полированного олова.

Буззард разворачивал корабль то так, то эдак, используя свою якорную пружину, и мог достать любую цель на берегу.

А вот в орудийных ямах на суше лишь изредка виднелись вспышки, и Буззард мгновенно отвечал на них, в очередной раз поворачивая корабль и используя всю силу бортовых орудий, осыпая берег дождем картечи, летящего песка и падающих деревьев.

Вся команда Хэла основательно выдохлась после отчаянного бега через остров и штурма пролива.

– Некогда отдыхать!

У Хэла свистело в горле. Дьявольские лодки были прикрыты кучами срезанных веток, но мужчины быстро их убрали. Окружив первое суденышко, они взялись за его края.

– Все разом! – приказал Хэл.

И они просто подняли днища двойного суденышка над песком. Лодки были тяжело нагружены, их заполняли вязанки сухого хвороста, пропитанные смолой, чтобы лучше горели.

Пошатываясь, мужчины дошли до воды и опустили дьявольскую лодку на мелководье – она качнулась на небольших волнах; квадрат паруса из грязной парусины на короткой мачте лениво шевельнулся на легком ветру, дующем со стороны пролива. Хэл намотал на руку носовой фалинь, чтобы не дать лодке уплыть.

– Мало ветра! – пожаловался Большой Дэниел, глядя в небо. – Ох, Господи, ради всего святого, пошли нам бриз!

– Оставь молитвы на потом.

Хэл привязал лодку и повел всех назад к деревьям. Они притащили к воде еще две дьявольские лодки.

– А ветра так и нет.

Дэниел посмотрел на «Чайку». За то недолгое время, что понадобилось им для спуска на воду суденышек, утренний свет стал ярче. И теперь, когда они ненадолго остановились, чтобы перевести дыхание, люди Буззарда оставили орудия и, испуская дикие вопли, размахивая пиками и абордажными саблями, сыпались в шлюпки.

– Ты только посмотри на этих свиней! Они уверены, что все кончено! – проворчал Нед Тайлер. – Спешат начать грабеж!

Хэл колебался. Еще две дьявольские лодки по-прежнему лежали на краю леса, но требовалось слишком много времени, чтобы дотащить их до воды.

– Что ж, значит, мы должны заставить их изменить мнение, – мрачно произнес он и зажал между зубами тлеющий фитиль.

Он зашел в воду до подмышек, туда, где качалась на воде первая дьявольская лодка, совсем рядом с берегом, – и сунул конец фитиля в высокую груду древесины.

Хворост зашипел и вспыхнул, голубой дымок поднялся н

Страница 64

д ним и поплыл прочь на легком ветру.

Хэл схватил фалинь, привязанный к носу, и потащил лодку в пролив. Через десяток ярдов он очутился в более глубокой воде, дно ушло из-под ног. Хэл проплыл к корме и принялся толкать лодку, отчаянно колотя ногами. Лодка двинулась вперед.

Эболи, увидев это, тоже прыгнул в лагуну. В несколько мощных взмахов рук он догнал Хэла. И они вдвоем погнали лодку – она пошла быстрее.

Держась одной рукой за ее корму, Хэл поднял голову над водой, чтобы сориентироваться, и увидел, что целая флотилия малых шлюпок с «Чайки» направляется к берегу. Шлюпки были набиты воинственно орущими матросами; люди размахивали оружием, сверкающим в утреннем свете. Победа Буззарда казалась такой очевидной, что они оставили на борту для охраны корабля лишь несколько человек.

Хэл оглянулся через плечо и увидел, что Нед и Дэниел последовали его примеру. Они спустили оставшиеся лодки на воду и теперь, держась каждый за корму, колотили по воде ногами, взбивая позади белую пену, и изо всех сил толкали суденышки через пролив.

Над всеми тремя сооружениями поднимались завитки дыма, пока пламя разгоралось в глубине просмоленной древесины.

Хэл удвоил усилия, толкая лодку, спеша добраться туда, где стояла на якоре «Чайка». А потом начавшийся прилив решительно подхватил их своим течением, и они, как троица хромых уток, двинулись быстрее.

Когда лодка Хэла совершила оборот вокруг себя, он смог посмотреть в сторону берега. И узнал пылающую рыжую голову и бороду Буззарда в первой шлюпке, устремившейся в сторону их лагеря. Ему показалось, что сквозь весь шум он услышал хохот Буззарда, разнесшийся над водой.

Потом ему стало не до того, потому что огонь в лодке набирал силу и уже ревел пылающей жизнью. Пламя трещало и выбрасывало вверх столбы густого черного дыма. Огненные языки плясали и извивались, радуясь собственному жару, а единственный парус вдруг более решительно наполнился ветром.

– Не останавливайся! – выдохнул Хэл, оглянувшись на Эболи. – Направим ее еще на два румба к левому борту!

Его окатило волной жара, такого сильного, что он чуть не задохнулся. Хэл на мгновение нырнул и тут же вынырнул, отфыркиваясь; вода потоками стекала с его лица и мокрых волос, но он продолжал гнать лодку вперед. До «Чайки» оставалось меньше кабельтова.

Дэниел и Нед почти догнали их с Эболи. Теперь облака ядовитого черного дыма и темно-оранжевого огня окружали оба суденышка. Воздух над ними дрожал и вибрировал от жара, как мираж в пустыне.

– Двигай ее, двигай… – пробормотал Хэл.

У него уже начали нестерпимо болеть ноги, и он обращался скорее к самому себе, чем к Эболи. Канат, привязанный к носу лодки, отплыл назад, грозя обмотаться вокруг его ног, но Хэл просто отпихнул его – некогда было отвязывать.

Он уже видел, как первые шлюпки «Чайки» добрались до берега и Камбр выпрыгнул на песок, описывая саблей круги над головой. Оказавшись на суше, он задрал голову и испустил кровожадный гэльский военный клич и побежал вверх по берегу.

Очутившись у деревьев, он оглянулся, чтобы убедиться: матросы следуют за ним. А потом замер, держа саблю высоко над головой, и уставился через пролив на крошечную эскадру дьявольских лодок, которые, изрыгая дым и пламя, подбирались к стоящей на якоре «Чайке».

– Почти на месте! – выдохнул Хэл.

Волны горячего воздуха над головой как будто поджаривали его глаза прямо в глазницах. Он снова погрузился с головой, чтобы немного охладиться, и на этот раз, вынырнув, увидел «Чайку» всего в пятидесяти ярдах впереди.

И даже сквозь треск и рев огня он услышал вопль Буззарда:

– Назад! Все назад, на «Чайку»! Эти ублюдки послали к нам огненные лодки!

Фрегат был битком набит добычей после долгого и трудного плавания, и его команда взвыла от ярости, увидев, что плодам их трехлетних трудов грозит опасность.

Матросы ринулись обратно к шлюпкам куда быстрее, чем высаживались на берег.

Буззард стоял на носу своей шлюпки, ругаясь и размахивая руками так, что терял равновесие.

– Дайте мне только добраться до этих свиней! Я выдеру им глотки! Я расплющу их вонючие…

В это мгновение он узнал Хэла, чья голова виднелась за кормой первой огненной лодчонки, освещаемая бешеным свечением языков пламени. Голос Буззарда поднялся на целую октаву.

– Бог мой, да это щенок Фрэнки! Я его достану! Я поджарю его кишки на этом огне! – визжал он. Наконец, налившись кровью, он стал орать нечто совсем нечленораздельное, подгоняя свою команду.

Хэл обнаружил, что до высокого борта «Чайки» остается лишь дюжина ярдов, и его усталые ноги обрели новые силы. А Эболи плыл и плыл, широко, по-лягушачьи разводя ноги в мощных толчках, и за его спиной на воде оставался пенный след.

Пока шлюпки Буззарда неслись в их сторону, они одолели последние ярды, и Хэл почувствовал, как носы дьявольских лодок тяжело ударились об обшивку кормы «Чайки». Течение прилива прижало их к корпусу, и пламя теперь раздувал усилившийся утренний ветер, так что оно принялось облизывать корпус «Чайки», обжигая древесину

Страница 65

заставляя ее чернеть.

– Скорее, скорее! – ревел Буззард. – Бросайте на нее канат, отводите от корабля!

Его гребцы направились прямиком к огненному суденышку, но как только ощутили удар невыносимого жара, встретивший их, – струсили. Буззард, стоящий на носу шлюпки, прикрыл лицо ладонями, его рыжая борода начала трещать и съеживаться.

– Назад! – взвыл он. – А то поджаримся!

Он посмотрел на рулевого шлюпки:

– Давай якорь, я ее зацеплю, и мы ее оттащим.

Хэл уже собирался нырнуть и отплыть в сторону под водой, уходя от кольца жара, но услышал приказ Камбра. Фалинь все еще кружил у его ног – Хэл нащупал в глубине его конец и сжал между ступней. Потом нырнул и проплыл под корпусом огненного суденышка, вынырнув в узкой щели между ним и «Чайкой».

Верхняя часть лопасти руля «Чайки» высовывалась над водой, и Хэл, выплевывая изо рта воду, набросил петлю каната на его край. Ему казалось, что все его лицо покрылось волдырями ожогов. Пламя буквально колотило его по голове, но он надежно привязал огненный снаряд к корме «Чайки».

Потом Хэл снова ушел под воду и вынырнул рядом с Эболи.

– К берегу! – выдохнул он. – Пока огонь не добрался до порохового погреба «Чайки»!

Они поплыли саженками, удаляясь от фрегата. Хэл увидел шлюпку с Камбром совсем близко, почти на расстоянии вытянутой руки. Но Буззард, занятый спасением своего корабля со всем содержимым, уже потерял к ним весь интерес. Он раскручивал над головой маленький якорь и, пока Хэл наблюдал за ним, швырнул якорь к горящему суденышку, зацепив его.

– Греби назад! – рявкнул он своей команде. – Оттаскивай его!

Гребцы всеми силами налегли на весла, но огонь с дьявольской лодки уже взбежал вверх по канату, привязанному Хэлом, а заодно поджег и якорный канат, оборвав его, так что весла напрасно колотили по воде. Огненную лодку оттащить было невозможно, а обшивка «Чайки» уже зловеще дымилась.

Огонь был вечным ужасом всех моряков. Корабли строились из горючих материалов и принимали на борт легковоспламеняющиеся вещи, среди которых – древесина и смола, парусина и пенька, колесная мазь, бочки специй и порох… Лица матросов в шлюпке исказились от страха. Даже Буззард дико вытаращил глаза, когда, подняв голову, увидел еще две огненные лодки, безжалостно двигавшиеся в его сторону.

– Остановить те две! – заорал он матросам, указав саблей на новую опасность. – Развернуть их прочь!

Затем он снова сосредоточился на горящей лодке, что уже причалила к «Чайке».

К этому времени Хэл и Эболи находились уже в пятидесяти ярдах от корабля, направляясь к пляжу. Хэл плыл на спине, чтобы видеть происходящее сзади. И понял, что усилия Буззарда отвести от «Чайки» огненный снаряд потерпели неудачу.

Теперь шлюпка Буззарда обогнула нос «Чайки», и капитан вскарабкался на палубу. Матросы спешили за ним, а он кричал во все горло:

– Ведра! Становитесь в цепь, передавайте воду! Насосы! Десять человек на насосы! Заливайте огонь!

Матросы с бешеной скоростью выполняли приказы, но огонь распространялся быстро: пламя вгрызалось в корму и отплясывало на планшире, жадно стремясь к свернутым парусам на реях.

Один из баркасов «Чайки» перехватил огненную лодку Неда, и матросы, яростно работая веслами, тащили ее прочь. Другие пытались набросить линь на дьявольский снаряд Большого Дэниела, но пламя вынуждало их держаться подальше. И каждый раз, когда они умудрялись забросить канат на лодку, Дэниел подплывал и перерезал его ударом ножа.

Мужчины на баркасе, вооруженные пистолетами и мушкетами, бешено палили по его голове, прыгавшей над поверхностью воды, но, хотя пули взметали фонтанчики воды вокруг Дэниела, он казался неуязвимым.

Эболи плыл впереди, но вот Хэл перевернулся на живот и догнал его уже у самого берега. Они вместе выскочили на белый песок и помчались к изувеченному стрельбой лесу.

Сэр Фрэнсис все еще был у орудий, где они его и оставили, но теперь он собрал вокруг себя выжившие остатки команды «Решительного». Они перезаряжали большую пушку, когда Хэл прибежал к ним.

– Что нужно делать, отец? – крикнул он.

– Возьми Эболи и идите искать людей. Нужно зарядить еще одну кулеврину. И обстреливать «Чайку».

Сэр Фрэнсис даже не повернулся в сторону сына, продолжая работу. Хэл тут же бросился в глубину леса. Он нашел полдюжины матросов, и они с Эболи пинками выгнали их из ям и кустов, где те прятались, и заставили вернуться к умолкнувшей батарее.

За те немногие минуты, что понадобились Хэлу на поиск людей, картина в лагуне полностью изменилась. Дэниел все-таки сумел подвести свой дьявольский снаряд к борту «Чайки» и закрепить его там. Огонь второй лодки добавил суматохи и паники на борту фрегата.

Теперь Дэниел возвращался к берегу. Он тащил за собой двух своих матросов, не умевших плавать.

Матросы «Чайки» сумели-таки поймать огненную лодку Неда – набросили на нее лини и теперь отводили в сторону. Нед и трое его товарищей бросили ее и тоже возвращались к берегу. Но пока Хэл наблюдал за ними, один из них исчез под водой.

Вид тонущего

Страница 66

подхлестнул злость Хэла: он насыпал горсть пороха в зарядник пушки, а Эболи тем временем развернул ее ствол и направил к цели. Пушка оглушительно выстрелила, и те, кто был рядом с Хэлом, восторженно заорали, когда полный заряд картечи ударил по лодке, отводившей брошенное суденышко Неда.

Баркас развалился от удара, и сидевшие в нем матросы полетели в лагуну. Они барахтались, взывая о помощи, и пытались взобраться на другую лодку, которая была недалеко, но та уже оказалась переполненной, и тонущих стали отпихивать веслами. Несколько человек все же зацепились за планшир, крича и стараясь подняться на борт, из-за чего второй баркас сильно накренился, а потом вдруг перевернулся вверх дном.

В воде, бурлившей вокруг его корпуса, виднелись головы отчаянно боровшихся за жизнь матросов.

Хэл сосредоточился на том, чтобы перезарядить пушку. Подняв голову, он увидел, что некоторые из упавших в воду сумели добраться до «Чайки» и теперь поднимались по веревочным трапам на палубу фрегата.

Буззард наконец заставил насосы работать. Двадцать человек ритмично склонялись возле них, как монахи в молитве, всем весом налегая на рычаги, и белые струи воды выплескивались из парусиновых шлангов на огонь, разбежавшийся уже по всей корме «Чайки».

Следующий выстрел Хэла разбил поручни левого борта «Чайки» и смел команду одного из насосов. Четверо просто исчезли, как будто их смахнули некие невидимые когти, и их кровь брызнула на других, нажимавших на рычаги. Струя воды из шланга метнулась в сторону.

– Еще людей сюда!

Голос Камбра пронесся над лагуной, когда он послал матросов на место убитых. Вода снова хлынула в нужную сторону, вот только пламя, охватившее уже всю корму «Чайки», не обратило на нее внимания.

Большой Дэниел добрался наконец до берега и бросил на песок двоих спасенных им матросов. Он сразу подбежал к деревьям, а Хэл крикнул ему:

– Становись к одной из пушек! Заряжай картечью, цель по палубе! Не давай им гасить огонь!

Большой Дэниел усмехнулся, показав почерневшие зубы, и стукнул себя по лбу кулаком.

– Мы этому лорду сыграем отличную музыку, – пообещал он, – пусть попляшет как следует!

Команда «Решительного», деморализованная подлым нападением «Чайки», теперь начала приходить в себя, видя поворот судьбы в свою пользу. По одному, по двое появлялись из леса матросы, оставляя убежище. Потом, когда береговая батарея открыла настоящий огонь и снаряды вовсю полетели в корпус «Чайки», многие окончательно расхрабрились и прибежали к пушкам, чтобы помочь.

Вскоре настоящий поток огня и дыма вырвался из леса. Огонь ударил по реям и по свернутым парусам бизань-мачты.

Хэл видел Буззарда, бежавшего в дыму, освещенного огнем горящего корабля, с топором в руке. Камбр остановился у туго натянутого якорного каната и одним мощным ударом перерубил его. Корабль тут же сдвинулся с места, подчиняясь ветру. Буззард вскинул голову и прокричал что-то своим матросам, поднимавшимся по вантам.

Те быстро развернули грот-парус, и корабль сразу откликнулся на это. Поймав усилившийся ветер, он пошел быстрее; огненные языки теперь сдувало с палубы, и боровшиеся с пламенем матросы смогли направить струи воды на основной огонь.

Фрегат продолжал тащить за собой две огненные лодки, но когда сгорели державшие их канаты, обе остались позади, и «Чайка» медленно пошла по проливу.

Кулеврины на берегу продолжали посылать залп за залпом. Однако, как только фрегат ушел слишком далеко, батарея умолкла. А «Чайка», оставляя за собой шлейф пара, дыма и оранжевого огня, направлялась в сторону открытого моря. Но когда фрегат добрался уже до мысов у выхода из пролива и готов был окончательно уйти, открыли огонь пушки, спрятанные среди утесов. Над серыми скалами взвился пороховой дым, ядра взбили пену на воде вдоль ватерлинии «Чайки» и пробили дыры в его парусах.

«Чайка» кое-как сумела уйти от огня и наконец оказалась достаточно далеко от дымившихся пушек.

– Мистер Кортни! – крикнул сэр Фрэнсис Хэлу.

Даже в пылу битвы он обращался к сыну официально, по всем правилам.

– Отправляйтесь к мысам. Держите «Чайку» под наблюдением.

Хэл и Эболи добрались на баркасе до дальней части пролива и поднялись на вершину над его выходом. «Чайка» уже удалилась на милю от берега и шла против ветра под парусами на двух мачтах. Клочки темно-серого дыма еще плыли над ее кормой, и Хэл видел, что паруса на бизани почернели и продолжают дымиться. На палубе суетились крохотные фигурки матросов, гасивших остатки огня и старавшихся справиться с кораблем и заставить его слушаться.

– Мы этому лорду дали хороший урок, он его надолго запомнит! – воскликнул Хэл. – Не думаю, что в ближайшее время нам стоит ждать от него неприятностей.

– Раненый лев – самый опасный из всех львов, – проворчал Эболи. – Мы выдрали ему зубы, но у него остались когти.



Когда Хэл сошел с баркаса на берег возле их лагеря, он увидел, что его отец уже собрал матросов и они принялись за работу, чиня то, что разбили вдоль берега пушки «Чайки». Они также сооружа

Страница 67

и парапеты и выравнивали пушки.

«Решительный», выведенный на мелководье, серьезно пострадал от огня. Пушки «Чайки» нанесли большие раны его корпусу. Картечь изрешетила обшивку, но не пробила ее насквозь. Плотник и его помощники старательно вырезали пострадавшие секции и исследовали каркас корабля за ними, готовясь заменить все, что необходимо, новыми дубовыми досками из корабельных запасов. Котел со смолой кипел и дымился на углях, визг пил и шорох рубанков разносились по лагерю.

Отца Хэл нашел за деревьями, там, где под наскоро сооруженными шатрами лежали раненые. Хэл насчитал семнадцать; посмотрев на них, он мог сказать, что по крайней мере трое едва ли увидят завтрашний рассвет. Над ними уже витало дуновение смерти.

Нед Тайлер был одновременно и судовым хирургом – он учился этому прямо на палубе, на опыте, и действовал своими инструментами с такой же грубой простотой, как плотники, трудившиеся над изрешеченным корпусом «Решительного».

Хэл видел, как Нед занимается ампутацией. Один из матросов получил заряд картечи в ногу чуть ниже колена, и она теперь представляла собой обрывки плоти, из которых свисали нити сухожилий вокруг острых обломков кости голени.

Двое помощников Неда старались удержать пациента на простыне из перепачканной кровью парусины, а тот брыкался и корчился. Ему в зубы сунули сложенный вдвое кожаный пояс. Моряк закусил его с такой силой, что на его шее выступили все жилы, как туго натянутые пеньковые веревки. Глаза несчастного закатились на красном лице; пока Хэл смотрел, один из гнилых зубов раненого громко хрустнул под давлением силы укуса и разлетелся на куски.

Хэл отвел взгляд и стал докладывать сэру Фрэнсису:

– «Чайка» шла на запад, когда я ее видел в последний раз. Буззард, похоже, справился с огнем, хотя там еще кое-где виднелся дым…

Его перебил отчаянный крик, когда Нед отложил в сторону нож и взялся за пилу, чтобы перепилить раздробленную кость. Потом вдруг раненый умолк и обмяк в руках тех, кто его держал.

Нед отступил назад и покачал головой:

– Бедняга покинул этот берег. Несите другого.

Он отер с лица пот и копоть окровавленной рукой, оставив на щеке красную полосу.

Хотя Хэл и чувствовал тошноту, он сумел продолжить доклад ровным голосом:

– Камбр уходил на всех парусах, что остались на «Чайке».

Юноша не желал выдавать свою слабость перед командой и отцом, но его голос ослабел, когда Нед начал вытаскивать из спины другого матроса огромный кусок древесины. Хэл смотрел на это, не в силах отвести глаз.

Два мускулистых помощника Неда сели верхом на пациента, прижимая его к парусине, а Нед схватил торчавший наружу конец доски кузнечными щипцами. Одной ногой он уперся в спину матроса и откинулся назад, дергая щипцы что было сил. Кусок грубой древесины был толщиной в его большой палец, острый, словно наконечник стрелы, и лишь с большой неохотой согласился покинуть живую плоть. Вопли пострадавшего разнеслись по всему лесу.

В это время из-за деревьев к ним вперевалку подошел губернатор ван де Вельде. Жена была рядом с ним, она жалобно всхлипывала и с трудом держалась на ногах. Вслед за ней тащилась Зельда, пытаясь сунуть под нос хозяйке зеленую бутылочку с нюхательными солями.

– Капитан Кортни! – заговорил ван де Вельде. – Я должен выразить протест самым решительным образом. Вы подвергли нас чрезвычайной опасности. Сквозь крышу моего жилища пролетело ядро! Меня могли убить!

Он отер потное лицо шейным платком.

В этот момент несчастный, подвергшийся операции, испустил пронзительный вопль, потому что один из помощников лекаря плеснул на глубокую рану в его спине горячей смолой, чтобы остановить кровотечение.

– И вы должны заставить этих ваших болванов вести себя потише! – Ван де Вельде презрительно махнул рукой в сторону тяжело раненных матросов. – Их непристойные вопли пугают и оскорбляют мою жену!

Пациент с последним стоном обмяк и затих.

Сэр Фрэнсис мрачно приподнял шляпу, глядя на Катинку:

– Мадам, вы можете не сомневаться в том, что мы учитываем вашу чувствительность. И похоже, этот грубиян предпочел умереть, лишь бы не оскорблять вас и далее, – и продолжил жестким и злым тоном: – Но может быть, вместо того чтобы скулить и позволять себе капризы, вы помогли бы мастеру Неду и занялись ранеными?

Ван де Вельде выпрямился во весь рост, услышав такое, и бешено уставился на сэра Фрэнсиса.

– Минхеер, вы оскорбили мою жену! Да как вы посмели предположить, что она может вести себя как служанка этих грубых крестьян?

– Я приношу извинения вашей леди, но полагаю, что если у нее нет каких-то других причин для пребывания здесь, кроме как украшать собой пейзаж, то вам лучше отвести ее назад в ваш домик и держать там. А здесь почти наверняка будут и другие неприятные картины и звуки, испытывающие ее терпение.

Сэр Фрэнсис кивком приказал Хэлу следовать за собой и повернулся спиной к губернатору.

Они с сыном бок о бок пошли к берегу, мимо матросов, зашивавших тела убитых в парусиновые саваны, и тех, кто уже копал для ни

Страница 68

могилы. В такую жару хоронить убитых следовало в тот же день.

Хэл сосчитал покрытые парусиной тела.

– Наших здесь только двенадцать, – сообщил ему отец. – Остальные семь – с «Чайки», их вынесло на берег. И еще восьмерых мы захватили в плен. Я как раз хочу с ними разобраться.

Пленники со связанными за спиной руками сидели под охраной на берегу. Подойдя к ним, сэр Фрэнсис сказал достаточно громко, чтобы его услышали все:

– Мистер Кортни, пусть ваши люди подготовят восемь петель вон на том дереве. – Он показал на широко раскинутые ветви огромного дикого инжира. – Мы добавим ему несколько новых фруктов.

И сэр Фрэнсис усмехнулся так жутко, что Хэл вздрогнул.

Восемь пленных матросов в ужасе взвыли:

– Не надо нас вешать, сэр! Нам ведь его лордство приказал! Мы просто делали то, что велено!

Сэр Фрэнсис не обратил на них внимания:

– Подготовьте все, мистер Кортни.

На мгновение Хэл заколебался. Он пришел в смятение при мысли о том, чтобы совершить подобную хладнокровную казнь, но потом увидел выражение отцовского лица и поспешил повиноваться.

Очень быстро через крепкие ветви дерева были перекинуты веревки с петлями на концах. Несколько матросов с «Решительного» стояли наготове, чтобы вздернуть пленных.

Одного за другим матросов с «Чайки» подтащили к болтавшимся в воздухе веревкам, все так же со связанными за спиной руками, и набросили петли им на шеи. По приказу отца Хэл прошел вдоль ряда осужденных, поправляя петли так, чтобы узел каждой находился строго за затылком.

Потом он, побледневший, снова повернулся к отцу, испытывая сильную тошноту. И коснулся лба.

– Все готово к казни, сэр.

Сэр Фрэнсис отвернулся от приговоренных и тихо произнес, почти не разжимая губ:

– Проси о том, чтобы сохранить им жизнь.

– Сэр?.. – Хэл совершенно растерялся.

– Чтоб тебе… – Голос сэра Фрэнсиса изменился. – Умоляй меня пощадить их!

– Прошу прощения, сэр, но нельзя ли пощадить этих людей? – громко заговорил Хэл.




Конец ознакомительного фрагмента.



notes


Сноски





1


Мори – графство в Шотландии.




2


Имеется в виду Республика Соединенных Провинций Нидерландов (1581–1795).




3


Семнадцать (голл.).




4


Милочка! (голл.)




5


Croix pattee – в геральдике прямой равносторонний крест с расширяющимися концами. Использовался в Средние века рыцарями-храмовниками (тамплиерами) и их последователями.




6


Стоун – единица измерения массы, равная 6,35 кг.




7


Так у автора.


Поделиться в соц. сетях: