Читать онлайн “Обрести любимого” «Бертрис Смолл»
- 01.02
- 0
- 0
Страница 1
Обрести любимогоБертрис Смолл
Сага о Скай О`Малли #5
Трагически потерявшая мужа прекрасная Валентина Сен-Мишель отправилась в далекую Турцию, чтобы открыть тайну своего рождения. Двое мужчин вызвались сопровождать красавицу в нелегком и опасном путешествии, и оба страстно и преданно любили ее. Но кто же из двоих уготован Валентине судьбой? Отважный Том Эшберн или неукротимый Патрик Бурк? От правильного выбора зависело счастье молодой женщины…
Бертрис Смол
Обрести любимого
Bertrice Small
LOST LOVE FOUND
Печатается с разрешения издательства Ballantine Books, an imprint of The Random House Publishing Group, a division of Random House, Inc. и литературного агентства Nova Littera Ltd.
© Bertrice Small, 2011
© Перевод. П.В. Мельников, 1997
© Издание на русском языке AST Publishers, 2015
Пролог
Хилл-Корт
1 июля 1600 года
Валентина, леди Бэрроуз, коленопреклоненно молилась у гроба своего мужа. Несмотря на свою молодость и отсутствие подобного опыта, она знала, что ей нужно делать.
Если за то короткое время, когда она была хозяйкой Хилл-Корта, она не сумела завоевать уважение своих слуг, сейчас она добилась этого выполнением своего супружеского долга. Одетая в черный шелк, на котором единственным белым пятном выделялся накрахмаленный воротник, она была почти неподвижна. Ее блестящие темно-каштановые волосы, отливающие медью, были аккуратно заправлены под скромный чепец из тонкого батиста. На ней не было никаких украшений, кроме тяжелого золотого обручального кольца.
В течение долгой ночи ни разу не покинула свой пост леди Бэрроуз, бодрствуя около хладного тела своего мужа до тех пор, пока за витражными окнами часовни не появились первые золотые лучи рассвета. На кухне Хилл-Корта слуги скорбели не только по поводу смерти своего хозяина, но и потому, что, по утверждению прачки, месячные леди Бэрроуз пришлись именно на день смерти ее мужа. Следовательно, трагически короткий брак их покойного хозяина и его красавицы жены не завершится рождением наследника.
Пение птиц заставило Валентину оторваться от молитвы. Распятие из серебра и слоновой кости на четках из оникса выскользнуло из пальцев тонкой белой руки и упало на пол. Нагнувшись за ним, Валентина в мыслях вернулась к утру вчерашнего дня, когда она растерянно, застыв oт страха, смотрела на искалеченное тело мужа.
Нед лежал такой спокойный, такой бледный. Он никогда не выглядел таким спокойным. Даже во сне.
– Что… что случилось? – ей удалось справиться со своим голосом. Она попыталась сосредоточить внимание на груме, который сопровождал лорда Бэрроуза в поездке верхом, или на людях, которые принесли домой искалеченное тело хозяина, точнее, то, что от него осталось.
Растерянные мужчины нервно переминались с ноги на ногу, предоставив Дервину возможность объясниться. В хорошенькую же историю я вляпался, думал грум. Но, в конце концов, ему никогда особо не везло. Он получил это место прошлой весной, сменив старика-грума, всегда сопровождавшего его светлость в поездках, учившего лорда Бэрроуза еще ребенком сидеть на лошади и пробывшего с ним всю жизнь. Сейчас, думал незадачливый грум, ему придется подыскивать себе другое место, а без рекомендации это было непростой задачей.
– Пожалуйста, говори.
Грум дернул головой при звуке печального голоса ее светлости и заговорил:
– Там есть такая высокая изгородь из шиповника, которая разделяет выпас, миледи, – сказал он. В глубине души он чувствовал, что сам допустил промашку, что он сам отчасти был причиной этого ужасного происшествия. – Его светлость ехал на новом жеребце, которого он получил от вашего кузена, лорда Саутвуда как свадебный подарок. – Он глубоко вздохнул и продолжил: – Конь внезапно остановился прямо перед этой изгородью, которую ваш супруг хотел заставить его перепрыгнуть. Хозяин был терпелив с ним, миледи. Развернул коня, поговорил с ним ласково, приободрил его. И снова подъехал к изгороди. Конь заколебался на мгновение, миледи, но потом прыгнул. – Грум покачал головой. – Он потерял равновесие. Оступился, когда был уже по другую сторону изгороди. Сбросил его светлость, а потом упал на хозяина сверху. Они оба запутались в изгороди. Конь сломал две ноги. Пришлось избавиться от него, вот так-то, миледи. Ужасная потеря. Ну… у его светлости… шея и спина были сломаны при падении. Он был совсем без признаков жизни, когда мы наконец стащили с него коня. Прошу прощения, миледи, – добавил он, когда Валентина побледнела еще сильнее. – Люди распрямили его для вас, миледи, так чтобы он выглядел поприличней.
Грум чувствовал себя несчастным. За всю жизнь он никогда не произносил так много слов за один раз. В горле у него совершенно пересохло, и он мечтал отправиться на кухню и выпить холодного сидра. Он нервно дергал себя за ухо, беспокойно переминался с ноги на ногу на широких гладких половицах большого зала дома.
Валентина онемела, хотя ум ее продолжал работать, несмотря на потрясение. «В конце концов, – подумала она с грустью
Страница 2
– я остаюсь дочерью своей матери». У нее были обязанности, которые необходимо исполнить, и она справится с ними.– Нужно установить гроб, – приказала она людям спокойным, властным, как ей казалось, голосом. До этого она никогда не сталкивалась так близко со смертью. – Отнесите тело его светлости в большой зал, – продолжала она, – потом подождите, пока я поговорю со священником.
Слуги, по-прежнему храня молчание, снова подняли носилки с телом и понесли их в большой зал.
– Я побегу и приведу вам священника, миледи, – нетерпеливо предложил грум, чувствуя себя виноватым и мечтая поскорее уйти. Спокойное поведение Валентины заставляло его сильно нервничать. Ему казалось, что любая женщина, увидев тело своего мужа, должна плакать, делать что-то ужасное и не быть такой холодной и спокойной, как эта леди. Прямо жуть берет. Может быть, от этого известия она помешалась, думал он с суеверной дрожью.
Валентина остановила на нем безжизненный взгляд и рассеянно кивнула.
– Да, – сказала она. – Иди и разыщи отца Питера.
После его ухода она стояла как вкопанная. «Я обязана во всем разобраться, – думала она. – Но, боже милостивый, неужели все это происходит на самом деле?»
Она не видела Неда с прошлого вечера, когда тот приходил к ней в спальню, чтобы заняться любовью.
Валентина вышла замуж за Эдварда Бэрроуза всего три с половиной недели назад, шестого июня. Сейчас, в первый день июля, она неожиданно стала его вдовой. Бедная мама, которая уже отчаялась увидеть ее когда-нибудь замужней женщиной, будет так расстроена. Ее родители! Она должна послать гонца к своим родителям! Конечно, гонец будет не более чем актом внимания, потому что Эдварда придется похоронить раньше, чем ее семья из Вустершира сумеет добраться сюда. До Перрок-Ройяла, по крайней мере, полтора дня пути, и столько же потребуется на возвращение. Поскольку стояло необычайно жаркое лето, Валентина понимала, что ждать с похоронами до приезда семьи невозможно, потому что при такой жаре тело быстро начнет разлагаться.
Слезы полились внезапно, переполнив ее красивые аметистовые глаза. Она нетерпеливо смахнула их. Бедный Нед! Он был хорошим человеком. Так несправедливо, что в это прекрасное летнее утро он лежит мертвый в большом зале своего дома.
– Госпожа Валентина?
Леди Бэрроуз повернулась. Это была Нен, дорогая Нен, которая когда-то была ее кормилицей, а сейчас выполняла обязанности ее камеристки. Шесть месяцев назад Нен сама потеряла мужа и поэтому смогла уехать из Перрок-Ройяла со своей молодой хозяйкой, когда та вышла замуж за лорда Бэрроуза.
– Уже все знают? – спросила Валентина, почувствовав внезапную усталость.
– Да. – Нен сильной рукой обняла хозяйку. – Идите, присядьте, мой ягненочек. Это страшный удар, но мы вместе справимся с ним, вы и я. – Она отвела Валентину в небольшую гостиную, которую по указанию лорда Бэрроуза специально отделали для его молодой жены. Это была веселая маленькая комната с камином и уютным сиденьем у окна, на нем лежала яркая тканая подушка, на которую с помощью суетящейся Нен опустилась Валентина.
– Садитесь сюда, мой ягненочек. – Потом камеристка торопливо налила в кубок вина и протянула своей хозяйке. – Выпейте вот это, миледи. Вам станет легче.
Валентина одним глотком выпила вино, даже не почувствовав его вкуса. Потом сказала грустным голосом:
– Ты же знаешь, что я не любила его.
– Да, знаю, – последовал спокойный ответ.
«Конечно, она не любила его, – думала Нен. – Мне было ясно все это время. Почему остальные не понимали этого? Господь, упокой душу его светлости, он был добрейшим человеком и наилучшим из джентльменов, однако дело в том, что госпожа Валентина просто не любила его».
Валентина горестно вздохнула:
– Может быть, я научилась бы любить его, Нен. Может быть, я смогла полюбить его, если бы у меня было время.
– Да, сладкая моя, – согласилась Нен, успокаивая ее. – Конечно, со временем вы полюбили бы его, миледи. Я уверена в этом. У вас всегда было доброе сердце. Лучше, чем у остальных.
Слишком доброе сердце, подумала про себя верная служанка, хотя госпожа Валентина, если нужно, могла быть и очень решительной.
В дверь гостиной деликатно постучали. Открыв ее, Нен увидела старшего лакея, который вежливо поклонился и спросил:
– Понадобится ли сегодня ее светлости грум, чтобы отправить его с сообщениями?
– Конечно, – бросила Нен, тут же взяв дело в свои руки. – Приготовь и оседлай самую резвую лошадь, какая есть на конюшне, и подбери кого-нибудь посмекалистей, чтобы отвезти сообщение. Не какого-нибудь простофилю с вытаращенными глазами, который и двух слов не скажет и не знает, где восток, где запад. Ее светлости будет нужен грум через десять минут. – Она плотно закрыла дверь перед старшим лакеем, который, слегка подняв бровь, заторопился прочь.
Нен взяла с соседнего столика небольшой бювар и положила его на колени Валентине.
– Вот только что заостренное перо, – сказала она. – Вам лучше поторопиться, потому что гонец будет здесь через пять минут,
Страница 3
иледи. Лучше быть краткой.Валентина молча кивнула, моргая от слез, но когда гонец появился, письмо было готово.
Нен вручила свернутый в рулон и запечатанный пергамент груму и, выпроваживая его из комнаты, строго приказала:
– Скачи так, как будто за тобой черти гонятся, и передай это письмо лично в руки лорда Блисса. Никому больше. Даже Билу, мажордому, отцу моего покойного мужа. Только лорду Блиссу, ты понял?
Грум нахально ухмыльнулся.
– А если я окажу тебе услугу, моя красотка Нен, ты сходишь со мной на сеновал, когда я вернусь?
– Неужели у тебя нет совести? – раздраженно сказала Нен. – В большом зале лежит покойник, а я ведь почтенная вдова!
– Ну, я-то не покойник, моя красотка, – хихикнул грум.
Она несильно стукнула его.
– Да будет тебе известно, что мой покойный муж был главным егерем! Не какой-нибудь простолюдин из конюшен.
– Я помощник старшего грума, и меня зовут Элан. Мужчине нужна надежная женщина, чтобы стать кем-то в жизни, – ответил грум.
– Доберись до Перрок-Ройяла, – сказала Нен, – а когда вернешься, мой мальчик, мы посмотрим. Ты же знаешь, я не такая женщина, которая пойдет с любым на сеновал.
– Я понимаю это, моя красотка. – Грум ухмыльнулся, быстро хлопнул Нен по обширному заду и торопливо вышел. А в это время отец Питер медленно, шаркая ногами, входил в комнату.
Нен затолкала выбившуюся прядь волос под чепец и поклонилась священнику. Она надеялась, что тот не слышал ее разговора с Эланом. Он был нахальным типом, этот Элан, но один его вид заставлял ее сердце биться так, как оно ни разу не билось после смерти Гарри.
– Ее светлость ожидает вас, сэр, – чопорно сказала она священнику и проводила его в маленькую гостиную.
Старик провел в Хилл-Корте почти всю свою жизнь. Он крестил Эдварда Бэрроуза, когда тот был младенцем. Он похоронил родителей лорда Бэрроуза и его первую жену. Он крестил и хоронил всех хилых младенцев, которых бедная Мэри Бэрроуз рожала Эдварду.
Отец Питер грустно покачал головой. Он возлагал такие надежды на вторую жену хозяина, которая была родом из большой и здоровой семьи. Конечно, он никогда не предполагал, что ему придется хоронить лорда Бэрроуза через месяц после его свадьбы.
– Дорогая леди, – обратился он к Валентине. – Чем я могу утешить вас в столь трагический час?
Услышав дрожь в голосе старика, Валентина сумела собраться с силами.
– Скажите мне, кого я должна известить и кто является наследником моего мужа? Поскольку я недавно вышла замуж за Неда, я до сих пор не знаю его отдаленных родственников.
– Таковых нет, миледи. Со смертью Эдварда род Бэрроузов исчезнет, если вы не носите ребенка вашего мужа. Если нет, тогда наследницей вашего мужа являетесь вы, миледи, – объяснил священник удивленной Валентине.
– Никого? – Валентина была поражена. – Обязательно кто-то должен быть, отец Питер. Увы, я не беременна, и в этом я уверена. Милорд и я недолго были женаты.
Отец Питер покачал седой головой.
– Миледи, тогда никого нет. У старого лорда Генри Бэрроуза и его жены осталось в живых трое детей – лорд Эдвард, мастер Уильям и госпожа Кэтрин. Мастер Уильям был убит молодым на войне, хотя я не могу вспомнить, на какой именно. Он никогда не был женат. Госпожа Кэтрин умерла при родах в возрасте шестнадцати лет, ее ребенок тоже умер. Первая жена лорда Эдварда умерла, и все ее дети давно умерли. Не осталось никого, кроме вас.
– Может быть, есть какие-то кузены? – настаивала Валентина. Он снова покачал головой.
– У лорда Эдварда была единственная кузина, леди Мэри. Он женился на ней, когда им обоим было по шестнадцать лет. Она была единственным ребенком единственной сестры его отца. Больше действительно никого нет. Совершенно никого, миледи.
Валентина тяжело вздохнула. Она не знала, что хуже: отсутствие живых родственников Эдварда, которые могли бы продолжить его род, или то, что единственным человеком, оставшимся скорбеть о нем, была жена, не любившая своего мужа.
– Что же мне делать, отец Питер? – спросила она доброго духовника. – Я никогда не организовывала похорон.
Старик взял ее красивую, мягкую руку в свою, изуродованную и старую.
– Надо, чтобы из деревни пришли старухи и подготовили тело его светлости к погребению. Его тело должно быть выставлено для торжественного прощания в большом зале сегодня вечером и завтра утром. Этого вполне достаточно, чтобы несколько его соседей и арендаторов успели попрощаться с ним. Обедня и погребение в фамильном склепе состоятся завтра днем.
– Так скоро, отец Питер? – Валентина выглядела откровенно потрясенной.
– Времени хватит, миледи, потому что мало кто придет на похороны. Кроме того, боюсь, что погода в любом случае не позволит нам тянуть с погребением.
Валентина вздохнула.
– Вы правы, – согласилась она, чувствуя еще большую горечь. Бедный, бедный Нед! Такой замечательный человек – и такая нелепая смерть. Она заставила себя немного встряхнуться. Нельзя поддаваться тоске. Она отдаст должное мужу и проследит, чтобы он был похоронен со всеми по
Страница 4
обающими почестями, какие она сможет устроить.– Не попросите ли вы женщин прийти и позаботиться о милорде, отец Питер? Я сейчас пойду выбирать одежду, в которую они его оденут.
Священник потрепал ее по руке и, благословив, торопливо ушел. Она долго стояла не двигаясь. Потом, гадая, как повела бы себя в подобном положении ее мать, она поспешила в комнаты своего мужа, чтобы выбрать одежду, в которой его предстояло похоронить.
Из ближайшей деревни пришли старухи. Причитая по покойнику, обливаясь слезами, заботливо подготовили тело лорда Бэрроуза для его последнего путешествия. Они утверждали, что помнили тот день, когда лорд Бэрроуз родился сорок один год назад. Подробно рассказывали, как он выглядел сразу после рождения, когда его отец с гордостью показал всем младенца. Вспоминали его проказы, когда он начинал ходить, как мальчиком он с безудержным весельем носился на своем пони, как был долговязым молодым женихом своей красивой кузины Мэри. Среди старух не было ни одной, не скорбевшей о Бэрроузах, которым пришлось пережить столько смертей.
Как они радовались, когда в июне приехал лорд Бэрроуз с новой красавицей женой. И когда Валентина появилась с самыми красивыми одеждами своего мужа, у старушек начался новый приступ скорби. Они понимали, что в ситуации, когда не было других наследников, кроме этой красивой вдовы, их собственное будущее вызывало серьезные опасения. Что будет с поместьем? Кто будет заботиться о них, если у них не будет хозяина? Кто позаботится об их детях и многочисленных внуках без Бэрроуза? Бэрроузы всегда, насколько хватало памяти, владели этим поместьем. Женщины вспоминали рассказы своих бабушек и дедушек о короле по имени Ричард, против которого сражался предок лорда Бэрроуза. Жизнь без Бэрроузов казалась невозможной.
Когда, наконец, тело лорда Бэрроуза обмыли и одели, его осторожно положили в гроб, распрямив ноги и скрестив руки на груди. С каждой стороны гроба горели высокие свечи из пчелиного воска в резных напольных серебряных подсвечниках. Около гроба стояла почерневшая дубовая скамеечка с сильно вытертой гобеленовой подушкой для преклонения колен. Правила хорошего тона и обычай требовали, чтобы вдова провела всю ночь возле бренных останков своего мужа. Валентина сделала то, что от нее ждали: она всю ночь провела у гроба.
На рассвете звук открывшейся двери в большой зал заставил ее вздрогнуть. Она встала на ноги, чувствуя легкое головокружение от усталости и потрясения. Сильные руки Нен поддержали хозяйку.
– Вам надо отдохнуть и поесть перед похоронами, миледи, – сказала она. – Пойдемте со мной, дорогая, позвольте Нен позаботиться о вас.
– Хорошо, – согласилась Валентина. – Я не должна опозорить память Неда.
В полдень его арендаторы и несколько соседей почтительно воздали почести покойному Эдварду, лорду Бэрроузу, последнему из рода Бэрроузов, который был упокоен в семейном склепе около церкви поместья, рядом со своей первой женой Мэри и их давно умершими детьми. Отец Питер отслужил мессу, на которой присутствовали вдова лорда Бэрроуза, его слуги и соседи. День был ярким и теплым, делая панихиду еще более грустной.
Потом Валентина сидела одна в большом зале Хилл-Корта, поедая без аппетита ужин, приготовленный слугами. Она с отвращением вспоминала, как их ближайшая соседка, некая леди Маршалл, выпалила, что, несомненно, дорогой Нед будет рад снова встретиться со своей Мэри, да к тому же так скоро. Потом, после сказанного, леди Маршалл поняла, к кому она обращается, и покраснела, пробормотав извинения. Добрая по натуре, она ужаснулась сказанному. Валентине удалось прийти на выручку старой даме, приняв с пониманием извинения леди Маршалл относительно причины, по которой ни она, ни лорд Маршалл не могли остаться на поминальный ужин. Интересно, о чем они могли бы говорить?
Она глубоко вздохнула. Почему даже сейчас, подумала Валентина, она не может как следует выплакаться по поводу безвременной кончины бедного Неда? Надо признаться, она не любила его, но он, конечно же, нравился ей, и они уже становились друзьями. Что за странный она человек? Валентина хорошо спала, утомленная бодрствованием предыдущей ночи.
Утром она проснулась с головной болью. Поскольку заняться ей было нечем, она поймала себя на мысли, что бесцельно бродит по дому, по хорошо ухоженному саду. Сейчас она лицом к лицу столкнулась с ужасной реальностью: она не знала, чем ей занять себя. За месяц замужества она не освоила обязанностей хозяйки Хилл-Корта. Чем, во имя всего святого, должна заниматься вдова? Как ей вести себя? Все слуги, за исключением Нен, ждали от нее указаний. Что она должна сказать им, если они знали о Хилл-Корте и его последнем хозяине больше, чем знала она? Она понятия не имела, чем ей заняться, как управлять Хилл-Кортом теперь, когда его хозяин умер.
Вечером на дороге, ведущей к поместью, раздалось равномерное цоканье лошадиных копыт. Валентина поспешила из сада, чтобы посмотреть, кто приехал. Ее глаза широко открылись, и она с облегчением ахнула. Беспокойство,
Страница 5
оторое весь день отражалось на ее лице, исчезло, когда она узнала всадника.Огромный черный жеребец остановился у парадной двери дома, и большой, красивый всадник легко соскочил на землю и обнял Валентину.
– Отец! – воскликнула Валентина Сен-Мишель Бэрроуз. – Слава Богу и Пресвятой Матери его, что вы приехали!
Конн О’Малли Сен-Мишель, лорд Блисс из Перрок-Рой-яла, сердечно обнял свою старшую дочь.
– Ну, девочка, – ласково сказал он, – а мы-то думали, что устроили твою жизнь.
Именно в эту минуту леди Бэрроуз разразилась потоком слез.
Часть 1
Валентина
Лето – осень 1600 года
1
– Это все по твоей вине, Валентина! – плача сказала Анна Элизабет Сен-Мишель, темно-зеленые глаза которой, так похожие на глаза ее отца, сейчас были мокрыми и блестели от слез. – Это все по твоей вине, – повторила она, – расстроилась моя свадьба! О, я никогда не прощу тебя, Вал! Разве мало того, что мне и Роберту пришлось так долго ждать, пока ты, наконец, решила, кого тебе выбрать из твоих многочисленных поклонников? – Ее блестящие каштановые волосы, так же отливающие медью, как и волосы ее сестры, развевались, когда она взад и вперед ходила по комнате. – Только потому, что ты решила устроить себе скромную свадьбу, я тоже должна так поступать?
Было нечто удивительное в том, что откровенно некрасивая Эйден Сен-Мишель, леди Блисс, родила семерых невероятно красивых молодых людей, собравшихся сейчас в небольшом семейном зале в Перрок-Ройяле. Однако Конн, муж Эйден, считался самым красивым мужчиной при дворе, и, поскольку он был отцом этих детей, их красота была его заслугой.
– Анна, мне жаль, что так получилось, – спокойно сказала Валентина, – я действительно слишком долго выбирала себе мужа, но, моя дорогая, я просто не могу взять на себя вину за несчастный случай, из-за которого погиб бедный Нед! Если тебе надо найти виноватого, тогда называй нашего кузена Робина, который подарил Неду того жеребца.
Одетая в черное, Валентина сидела в глубокой задумчивости, держа в изящных руках пяльцы для вышивания.
– Как можно кого-то винить в случайной гибели, Анна? – продолжала она. – Что касается твоей свадьбы, то я изо всех сил упрашивала маму не нарушать твои свадебные планы из-за моего траура. Ты выйдешь замуж двадцать шестого июля, обещаю тебе. – Валентина протянула руку, чтобы потрепать свою младшую сестру, но та отмахнулась от нее.
– Моя свадьба испорчена! – настаивала она. – Мама послала сообщения всем важным гостям и просила их не приезжать, потому что, хотя свадьба и состоится, она должна быть скромной из-за твоего траура!
– Я не могу поднять Неда из могилы, чтобы у тебя была веселая свадьба, Анна, – сухо заметила Валентина. – Сожалею, что доставила тебе неудобства, но я не могу не задаваться вопросом, что более важно для тебя – твой брак с Робертом или суета вокруг свадьбы, которая делает тебя центром внимания.
– Ты злюка! – прошипела в ответ Анна Сен-Мишель.
– Я просто наблюдательна, – последовал ответ. – Кроме того, Анна, время сейчас тяжелое. В Англии четыре года подряд неурожай. У правительства мало денег. Королева сама отдает в заклад свои фамильные драгоценности и украшения, для того чтобы содержать себя! Она в таком отчаянном положении, что позволила тете Скай и дяде Адаму купить Королевский Молверн, и это не единственные земли, которые ее величество продала.
– Какое это имеет ко мне отношение? – возмутилась Анна.
– Дорогая Анна, тебе надо научиться думать о других людях, а не только о себе, – мягко сказала Валентина. – Вся семья, все ее многочисленные ветви долгие годы зарабатывали себе на жизнь торговлей, но сейчас торговля идет туго из-за нашей бесконечной войны с Испанией. Только мудрость и чутье тети Скай помогли нам сохранить наше состояние, в то время когда большинство самых крупных состояний за последние двадцать лет потеряны. Посмотри на папиных братьев. Они потеряли почти все, что приобрели, каперствуя для Англии в Испанском Мейне[1 - Испанский Мейн – название, утвердившееся в XVI–XVII вв. и обозначающее испанские владения по побережью Южной Америки, от Панамы до р. Ориноко. Иногда так называли Карибское море.]. Теперь их сыновья присоединились к восстанию, поднятому Хью О’Нейлом, графом Тироны, и Ирландия не может выиграть эту войну. В результате О’Малли из Иннисфаны окажутся в еще худшем положении, чем во времена нашего дедушки.
– И Англия тоже, Анна, – вставил близнец Анны, Колин. – Граф Эссекс[2 - Эссекс Роберт (1566–1601) – английский граф, военный, фаворит королевы Елизаветы I. Казнен в Лондоне.] проиграл эту бойню, потерял двенадцать тысяч человек и больше трех тысяч фунтов!
– Но все это не имеет отношения ко мне, – взвыла Анна.
– Нет, имеет, – Валентина сказала это несколько резко. – Разве тебе не кажется, что неприлично устраивать пышную и показную свадьбу, когда наша страна переживает такие трудности?
– Наши арендаторы не голодают, – выпалила Анна. – Папины монополии на мускатный орех и гвоздику помогли сохранить поместье, а к
Страница 6
гда старая королева умрет, дела пойдут лучше. Когда у нас снова будет король, Англия расцветет. Так говорит Роберт.– Елизавета Тюдор[3 - Королева Англии с 1558 по 1603 г.] – величайшая из монархов, мужчин или женщин, которых когда-либо имела Англия, – страстно бросил Колин Сен-Мишель. – Мне только жаль, что я был слишком мал, чтобы принять участие в тех славных событиях, о которых с такой любовью говорит папа. Это война ослабляет нашу страну, а не королева.
– Королева стара, – твердо возразила Анна.
– Если она стара, это не значит, что она не может управлять страной, – сказала Валентина.
– Все сказанное не имеет ничего общего с моей свадьбой! – закричала Анна.
– Как же я рада, что моя свадьба состоится не раньше осени, – сказала Бевин Сен-Мишель с оттенком самодовольства.
– Тебе повезет, если вообще у тебя будет свадьба, потому что ты выходишь замуж за ирландца с ирландскими землями, – злорадно ответила Анна своей младшей сестре.
– Отец Генри, лорд Глин – англичанин, а Глины из Глиншеннона верны королеве. Генри говорит, что на их землях или по соседству не было боев, а его отец сказал прошлым летом в самый разгар событий, что ничто не остановит брак его сына со мной. Вот так-то, Анна!
– Моя свадьба будет самой замечательной по сравнению с вашими, – беззаботно объявила двенадцатилетняя Маргарет Сен-Мишель.
– Почему же ты так в этом уверена, маленькая Мегги? – спросил Колин, ласково взъерошив медного цвета кудряшки своей младшей сестры. – Разве не ты клялась мне в прошлом году, что собираешься стать монахиней, как наша тетя Эйбхлин?
– Тетя Эйбхлин принадлежит к старой церкви, – сказала Мегги. – Она из тех, кто сохраняет верность иностранной церкви в Риме. Мы сторонники родной англиканской церкви и больше не держим монашек в монастырях. Нет, Колин, я когда-нибудь выйду замуж за знатного человека, и у меня будет самая лучшая свадьба. У Вал уже была свадьба. У Анны она будет скромной. Остается только Бевин, а какой бы ни была свадьба у Бевин, у меня будет еще пышнее, обещаю вам! – Ее зеленые глаза зло сверкнули. Будучи младшей дочерью, она была, как всегда, последней, но в этой ситуации последнее место должно было обеспечить ей преимущество, и Мегги быстро сообразила это.
– А что, если Вал снова выйдет замуж? – поддразнил ее Колин, смеясь. – Она еще молодая и самая красивая из всех нас.
– А в душе она старая дева, – отрезала Анна. – И за лорда Бэрроуза она вышла, чтобы не остаться старой девой. Кому она нужна сейчас?
– Я вышла замуж, чтобы не задерживать твою свадьбу и свадьбу Бевин, – горячо возразила Валентина. – Я никогда самой себе не прощу этого! Если бы я не выбрала мужа, чтобы угодить тебе, Анна, Эдвард Бэрроуз был бы жив. Мне всегда хотелось встретить любимого человека, который полюбил бы меня так, как любят друг друга папа и мама. Столько людей вокруг обрели такую любовь! Почему мне нельзя? Почему? Как ты осмеливаешься хныкать, что твоя свадьба испорчена по моей вине? На следующей неделе ты выйдешь замуж за человека, которого любишь, Анна. Неужели ты не понимаешь, как тебе повезло? Я поверить не могу, что ты так любишь себя и так слепа. Если ты не понимаешь своего счастья, если все, что тебе нужно, – это быть в центре внимания на один день и нацепить на себя красивые одежды, тогда ты бо?льшая дура, чем я считала тебя все эти годы. Ты просто последняя дура!
– Я? Дура? – выведенная из себя Анна Сен-Мишель покраснела, что очень не шло ей.
– Да, – повторила Валентина. – Дура! Как еще назвать красивую молодую девушку, собирающуюся выйти замуж за богатого молодого человека, которого она любит? За человека, который, в свою очередь, любит и обожает ее? Как еще можно назвать такую девушку, Анна, у которой есть все и которая все время жалуется, что ее жизнь скучна? У нее не будет пышной свадьбы! Боже правый, Анна, сегодня в Англии есть голодающие, для которых корка хлеба – дар небес, а ты осмеливаешься придираться к тому, что твоя свадьба будет скромной. Стыдно, сестра!
– Вал и Анни снова ругаются! Вал и Анни снова ругаются! – пропел семилетний Джеймс, самый младший из семейства Сен-Мишелей, по-смешному прыгая вокруг своих старших сестер.
– Джемми, чудовище! – огрызнулась Анна, замахиваясь на своего маленького мучителя, но тот увернулся от удара и, ухмыляясь, показал рассерженной девушке язык, пританцовывая на безопасном расстоянии.
– Осторожнее, молодой человек, – сказал семнадцатилетний Пейтон Сен-Мишель, фыркая от смеха. – Наша Анни не так просто забывает оскорбления.
Пейтон, будучи высоким для своего возраста, еще не набрал нужного веса и поэтому выглядел долговязым. Он был темноволос, как и его отец, но выражение его серо-зеленых глаз очень напоминало материнское. Из всех детей Сен-Мишелей у него был самый мягкий характер, и среди своих братьев и сестер он обычно выполнял роль миротворца.
– Сколько раз я говорила тебе, чтобы ты не называл меня Анни? – крикнула раздраженная сестра, бросив яростный взгляд на красивого паренька.
Однако Пейтон, кото
Страница 7
ый привык к характеру Анны, рассмеялся и озорно показал ей нос.– Ах, вы все невыносимы! – воскликнула Анна. – Почему никто из вас не может понять меня?
– Потому что ты не права. Вал правильно говорит, – ответил ей брат-близнец. – Ты делаешь из мухи слона, Анна, и ведешь себя как ребенок, которому надо как следует поддать. Как ты можешь ворчать по поводу сливового пудинга, когда многим не хватает хлеба?
Прежде чем Анна смогла ответить, Валентина сказала спокойно:
– Существует другое решение твоей проблемы, Анна.
– И какое же? – раздраженно осведомилась Анна.
– Мама наложила трехмесячный период глубокого траура на семью, во время которого мы не можем ни устраивать, ни посещать никакие празднества. Однако к октябрю глубокий траур окончится. Если ты совершенно не можешь быть счастлива без пышной свадьбы, почему бы не отложить ее до октября?
– Отложить мою свадьбу? Ты сошла с ума, Вал?
– Она не может выходить замуж в октябре! – завизжала Бевин. – В октябре моя свадьба, и я не намерена делить свои торжества ни с кем, кроме Генри!
– Анна может выйти замуж одиннадцатого числа, а Бевин двенадцатого, как уже договорено. Все гости будут здесь. Мне это представляется отличным решением, – заявил Колин.
– Ну нет! – капризно сказала Бевин – Как ты вообще могла додуматься до такой вещи? Я…
– Я впервые согласна с Бевин, – вмешалась Анна. – Я наверняка не буду откладывать свою свадьбу.
– А я знаю почему, – Бевин хихикнула, тряхнув золотисто-рыжими кудрями. Ее голубые глаза недобро сверкнули.
Анна метнула на нее сердитый взгляд, который не укрылся от двух старших Сен-Мишелей.
– Значит, у тебя не останется выбора, кроме скромной свадьбы сейчас, – быстро сказала Валентина, чтобы младшие дети, и особенно быстро соображающая Мегги, не поняли намека Бевин. – Я уверена, ты не хочешь огорчить маму и папу, Анна, – закончила она спокойно.
– Огорчить их? Чем? – Зеленые глаза Мегги вспыхнули от любопытства.
– Отменой своей свадьбы из-за плохого настроения, ягненочек. Это только вызовет разговоры. Знает ли Роберт Грейсон, какой свирепый у тебя норов, Анна? – Валентина искусно уводила разговор от опасной темы.
Анна зло посмотрела на Валентину, заставив Бевин и Мегги захихикать.
– Пейтон, – распорядилась Валентина, – ты и Бевин заберите младших детей на кухню. Мне удалось узнать, что повар испек вишневый торт, а к нему подаст свежевзбитые сливки.
Пейтон Сен-Мишель был достаточно молод, чтобы не стыдиться своего пристрастия к сладкому, и он знал, что Колин потом расскажет ему, что произошло после его ухода. Разница в возрасте двух братьев составляла всего два года, и они были замечательными друзьями. Он торопливо увел своих младших сестер и маленького брата на кухню.
– А почему мы не можем отложить твою свадьбу? – сердито спросил Колин у своей сестры-близнеца, подозревая, что он знает истинную причину этого.
– Я просто… не могу, – уклончиво сказала Анна.
– Ты дуреха! – прорычал ее брат. – Тебе везет, что Роберт Грейсон джентльмен. Старая Мег очень любит повторять любому, кто ее слушает: зачем покупать корову, если сливки можно получить даром? Неужели ты не понимала, что легко можешь распроститься с надеждой на брак с Робертом, если так легко задираешь юбки перед ним? Разве ты не могла подождать, Анна? Видит бог, Валентина никогда не вела себя так легкомысленно. Разве ты не могла последовать ее примеру, вместо того чтобы вести себя как распутная коровница?
– Ах, Колин, ты забываешь об одном, – вмешалась Валентина, когда увидела, что Анна близка к тому, чтобы расплакаться. – Никто никогда не попросил меня задирать перед ним юбки. Ты же знаешь, я наверняка могла бы сделать то же, если бы был мужчина, для которого это хотелось бы делать.
Глаза Анны Сен-Мишель расширились от такого неприличного высказывания, сделанного старшей сестрой. Она невольно хихикнула, потом зажала рот рукой в тщетной попытке подавить смех.
Колин расстроенно застонал и разочарованно покачал головой.
– Вы обе сговорились свести меня с ума, – сказал он сварливо. – Я не собираюсь больше ни одной минуты оставаться ни с одной из вас, если вы попытаетесь убедить меня, что дурные поступки можно оправдать и что любовь извиняет прегрешения. Я еду кататься верхом. Лошади не дерзят в ответ.
Он направился к двери.
– Колин, – окликнула его Валентина. – Ни слова маме или папе. Анна никому ни в чем не признавалась. Ты можешь опираться только на свои гадкие подозрения и воображение. Помни об этом.
– Ха! – последовал ответ.
Тем не менее Колин пожал плечами, махнул рукой в знак согласия и ушел, оставив двух сестер вдвоем. Близнецы были на тринадцать месяцев моложе Валентины. Валентину и Анну всю жизнь связывали отношения любви-ненависти.
– Ты видела выражение на лице Колина, когда сказала, что никто никогда не попросил тебя задрать свои юбки? Он был потрясен тем, что именно ты можешь сказать такое! – Анна снова засмеялась, вспомнив об этом эпизоде.
– Для мужчины, который заводит любовные интриж
Страница 8
и так активно, как наш брат, – едко заметила Валентина, – он повел себя немного ханжески по отношению к тебе, Анна. Женщина есть женщина, не важно, знатная ли она дама или дочь фермера. И мама, и тетя Скай согласны с этим. И так как доказательств обратного нет, я должна согласиться с ними.Неожиданно Анна Сен-Мишель крепко обняла старшую сестру.
– Мне так стыдно, Вал, что я спорила с тобой из-за своей свадьбы. Ты права, и я понимаю это, хотя и расстроена. – Она села рядом с сестрой и медленно спросила: – Ты действительно сказала правду, что вышла замуж за лорда Бэрроуза только для того, чтобы Бевин и я могли наконец выйти замуж? Я чувствовала бы себя ужасно, если бы знала, что ты пошла на такую жертву.
– И да, и нет, – последовал ответ. – Ах, Анна! Это так трудно объяснить. Мне нужно было выйти замуж. Что еще остается делать благопристойной женщине? Я знаю, что, должно быть, семья была не очень мной довольна, но я всегда хотела любви, любви такой, как у наших родителей. Мне нравится думать, что я женщина практичная, как мама, и тем не менее на самом деле я скорее всего не такая. В конце концов, браки предполагают не любовь, они преследуют более важные цели: улучшение общественного положения семьи. Умножение земель и других богатств или приобретение влияния. Таковы законы мира, в котором мы живем, Анна. Я понимаю это. Тем не менее в нашей семье никто не вступает в брак иначе, как по любви. Наши родители. Наши тетя и дядя де Мариско. Все наши кузины! Ты, дорогая Анна, нашла свою любовь с Робертом Грейсоном, другом нашего детства. Наша сестра Бевин настолько помешана на Генри Стерминстере, что не может дождаться свадьбы. Она сразу же уедет в Глиншеннон. Тем не менее никогда, никогда за свои двадцать лет я не встречала мужчину, к которому я почувствовала бы либо физическое влечение, либо те туманные чувства, называемые любовью. Вам же всем довелось познакомиться с этими чувствами без всякого труда!
– Зачем же ты тогда вышла за лорда Бэрроуза, если не любила его? – Анна была совершенно не способна понять свою сестру.
– Я вышла за него по нескольким причинам. Помнишь, мама не разрешала тебе и Бевин выходить замуж, пока не вышла замуж я? Разве ты можешь представить, какая это была для меня тягость? Я вышла за него замуж, потому что устала видеть разочарование в глазах мамы всякий раз, когда отказывала очередному поклоннику. Дорогая, милая, замечательная мама, которая только раз посмотрела на нашего отца и навсегда влюбилась в него! Никто, Анна, никогда не волновал меня подобным образом. Может быть, у меня что-то не в порядке. – Валентина глубоко вздохнула. – Когда Нед стал искать моего расположения, он ничем не отличался от других поклонников. Он был добр. Он был очень умен, умел смеяться. В тот момент я решила, что, возможно, любви, которую обрела ты, для меня не существует. Я решила, что, поскольку мне надо выходить замуж, было бы хорошо выбрать мужчину, с которым жизнь не будет доставлять трудностей. Нед был хорошим человеком. В нем не было ничего, что бы не нравилось мне. Поэтому, когда он сделал мне предложение, я приняла его. Сейчас Эдвард Бэрроуз мертв, и снова начнутся поиски нового мужа для меня, правда, Анна? По крайней мере ты и Бевин счастливо и весело выйдете замуж за любимых людей, прежде чем я снова решусь на законный брак. Что касается маленькой Мегги, то пройдет еще несколько лет, прежде чем папа и мама начнут беспокоиться о ее будущем. Сейчас я в безопасности. И возможно, на этот раз я найду свою настоящую любовь.
– Ах, Валентина! Я никогда не понимала этого, – воскликнула Анна, и ее зеленые глаза наполнились слезами. – Я так ужасно вела себя с тобой, с тех пор как ты вернулась домой. Мне так жаль, мне правда жаль!
Валентина успокаивающим жестом обняла свою сестру.
– Не огорчайся из-за меня, Анна. Я совсем не несчастлива. Если уж на то пошло, я чувствую себя немного виноватой.
– Виноватой? – Анна выглядела озадаченной.
– Я, естественно, печалюсь, что лорда Бэрроуза постигла такая безвременная смерть, но, кажется, я не могу скорбеть об этом глубоко, ведь я не любила его. В этом есть что-то безжалостное.
– Глупости! – воскликнула ее сестра с неожиданной для нее рассудительностью. – Как ты можешь скорбеть о человеке, которого едва знала, Валентина? Прошу тебя, не глупи. Это очень не похоже на Валентину, которую мы любим.
– Я не могу не чувствовать себя немного виноватой, – продолжала Валентина, – что твоя так долго планируемая свадьба должна быть омрачена моим несчастьем. Я знаю, это именно тот случай, который мама называет кисмет[4 - Kismet – судьба (тур.).], но тем не менее.
– Посмотри на это с более приятной стороны, – настаивала Анна. – Хотя соберется только семья, на свадьбе будут четыре графа с графинями, два барона со своими женами и наш кузен, лорд Бурк. Вряд ли это можно назвать убогим сборищем, не правда ли? – Она фыркнула. – И давай не забывать о наших тридцати двух кузенах различных форм, размеров, возрастов, которые будут шествовать по лужайке. Дум
Страница 9
ю, нам везет, что Эвана О’Флахерти, хозяина Баллихинесси, его жены и их восьмерых отпрысков здесь не будет. Нам и так уже трудно разместить в доме всю нашу семью, при том, что де Мариско и кузина Дейдра примут часть гостей.– Ты знаешь, что Велвет и Алекс уже здесь? Велвет все-таки проведет лето в Англии, а Алекс по-прежнему так опьянен ею, что выполняет все ее желания. Откровенно говоря, я изумилась, что она здесь. Я слышала, как тетя Скай говорила маме, что Велвет снова беременна. У нее уже четыре сына, Валентина! Боже правый, надеюсь, что я смогу рожать так же хорошо, как она, – закончила Анна несколько напряженно.
– Ты ведь уже беременна, правда, Анна? – мягко спросила Валентина.
Анна вспыхнула, как положено, потом ухмыльнулась.
– Но я не узнаю до следующей весны, кого я ношу, сына или дочку. Ах, Вал! Ты думаешь, я была не права, уступив просьбам Роберта? Мы так долго ждали, а он так умеет уговаривать, – сказала она мечтательно. – Ах, я так счастлива!
– Что сделано, то сделано, Анна! Я не могу судить тебя, потому что у меня нет на это прав, – сказала Валентина. – Вы поженитесь через несколько дней, и, если ребенок родится раньше срока, это будет не первый ребенок, которого зачали до брака. Это будет желанное дитя, и не важно, рождено оно раньше срока или нет, потому что оно было зачато в любви. Думаю, вероятно, что это более важно, чем пристойность.
Анна снова обняла сестру.
– Я очень люблю тебя, Валентина! – воскликнула она. – и свадьба будет замечательной, правда? Ты, как всегда, права, моя старшая сестра. Люди, которых я люблю больше всего, наша дорогая семья, будут здесь, чтобы разделить счастье самых радостных дней со мной и Робертом. Еще раз прошу прощения, Валентина, за мою злость. Мне страшно везет, ты правильно сказала, я выхожу замуж за человека, которого люблю. Я представляю, как ужасно выходить за нелюбимого! – Она поежилась.
Валентина засмеялась.
– Нет, нет, Анна. Хотя я не любила Неда, мы были довольны друг другом то короткое время, пока были вместе, клянусь, все вовсе не так ужасно.
– Надеюсь, это так! Мне непереносима мысль о том, что ты несчастлива, Вал! – воскликнула Анна.
«Несчастлива! Нет, я ведь не совсем несчастлива», – размышляла Валентина в течение последующих нескольких дней. Согласие – вот подходящее слово для описания ее брака с Эдвардом Бэрроузом. Она была довольна. Но не более того.
Ее по-прежнему удивляло, что между ней и Недом почти ничего не было. Сразу после его смерти ей удалось убедить себя, что со временем она могла бы полюбить его. Теперь, когда прошло три недели после похорон Эдварда, – тот же срок, в течение которого они были женаты, она поняла, что никогда не полюбила бы его. Да, он нравился бы ей, и она заботилась бы о нем. Но это никогда не переросло бы в большое чувство.
Она рада, что, даже несмотря на потрясение, вызванное смертью Неда, у нее хватило присутствия духа дать бейлифу указания по управлению поместьем во время ее отсутствия. Возможно, потом она пошлет своего брата Пейтона присматривать за ее собственностью.
Их обширная и разбросанная по разным местам семья начала съезжаться на свадьбу Анны. Их тетя Скай де Мариско была виновницей появления на свадьбе большинства гостей, потому что многие из них были ее детьми и внуками. Из Девона прибыл капитан Мурроу О’Флахерти со своей красивой женой Джоан и шестью детьми. Семья годами дразнила Мурроу по поводу размеров его семейства, выражая притворное изумление тем, что у него вообще были дети, поскольку большую часть времени он проводил в море. Мурроу, кожа которого была выдублена ветром, а в уголках голубых глаз собрались морщины от многолетнего пребывания на солнце, добродушно сносил подначивания. Он со смехом говорил, что его потомство – три сына и три дочери – доказывает, что когда он бывает дома, то проводит время с большой пользой.
Виллоу, красивая графиня Альсестерская, старшая дочь Скай О’Малли де Мариско, приехала в Королевский Молверн на пяти каретах, окруженных дюжиной всадников. Они важно прогрохотали по дороге, засыпанной гравием.
– Слава богу, что они не задержатся здесь. – Лорд Блисс рассмеялся, когда сестра сообщила ему об их прибытии. – Почему Виллоу нужно путешествовать с таким большим сопровождением и с такой помпой?
– Она и Джеймс ездят вместе с детьми, – сказала Скай, – и не потому, что они уже выросли, а потому, что этот выводок слишком неугомонный и крикливый. Я поражаюсь, как моя строгая и правильная, совершенно английская дочь смогла родить такое потомство.
– Как их бабушка, – пробормотал лорд Блисс.
Не обращая на него внимания, леди де Мариско продолжала:
– Виллоу и Джеймс ехали в первой карете. Потом следовала карета с четырьмя дочерями, карета с четырьмя сыновьями, карета с багажом и еще одна карета со слугами. Должна сказать, что Виллоу предусмотрительная гостья и не обременяет моих слуг своей семьей. Джеймс и два его старших сына, конечно, привели с собой собственных лошадей. Генри и Френсис считают себя, несомненно, выше
Страница 10
вух своих младших братьев и могут потерять терпение от долгой совместной поездки. Имея лошадей, они используют возможность ехать верхом, когда пребывание в карете становится невозможным.Из Девона приехали третий сын леди де Мариско, граф Линмут, его жена и их семейство. Роберт Саутвуд, которого его близкие называли Робином, вскоре должен был отпраздновать свое тридцатисемилетие. Он был красивой копией своего покойного отца, но ему недоставало горькой насмешливости Джеффри Саутвуда. Робин был счастливым человеком, жизнь его складывалась необыкновенно удачно. Он никогда не ведал серьезных печалей до тех пор, пока не остался вдовцом с тремя малолетними дочерьми. Он обрел счастье, о котором не мог и мечтать, со своей второй женой, красивой, золотоволосой Эйнджел Кристман, три падчерицы которой – Элизабет, Кэтрин и Анна – не помнили другой матери, кроме нежной, оправдывающей свое имя мачехи[5 - Эйнджел – ангел.].
Ее брак с их отцом подарил им не только любящую мать, но и в конечном счете полный дом сводных братьев и сестер. Через девять месяцев после свадьбы Эйнджел родила мужу первого сына, которого в честь деда назвали Джеффри. За ним последовали три его брата в 1591, 1594 и 1596 годах; а год назад, к общей радости Эйнджел и Робина, родилась малышка Лора.
Робин и его жена должны были жить у его сводной сестры Дейдры, леди Блэкторн, и ее мужа, дом которых был неподалеку от Перрок-Ройяла. У Дейдры и ее мужа было семь человек детей – три сына и четыре дочери. Лорд и леди Блэкторн также примут Патрика, лорда Бурка, брата Дейдры. В тридцать один год Патрик был по-прежнему холостяком. Добрая Дейдра уже отчаялась найти жену для брата, потому что он не только отвергал ее попытки сватовства и такие же попытки других девушек и их матерей, но и вообще, казалось, не был заинтересован в том, чтобы найти себе жену.
Прибыли первыми и уже с удобствами разместились в Королевском Молверне, еще до того, как по подъездной дороге с грохотом подкатила пышная свита старшей сестры Велвет де Мариско Гордон, графиня Брок-Кэрнская и ее муж Алекс. Каждое лето они приезжали из своего дома Дан-Брок на севере Шотландии, где Брок-Кэрны жили в течение нескольких сотен лет. У них было четыре сына. У Алекса была также десятилетняя дочь от давно забытой любовницы. Он считал, что нужно признать ребенка законным, и, хотя Сибилла провела с матерью первые месяцы своей жизни, она ее не помнила. Единственная женщина, которую она знала, была вырастившая ее мачеха. Она и Велвет были особенно близки, потому что Сибби умела ладить со всеми. Скай, однако, считала ее слишком развязной.
Семья невесты должна была принять в Перрок-Ройяле семью жениха. Роберт Грейсон был единственным выжившим сыном Артура и Маргарет Грейсон, барона и баронессы Рентон, владельцев Холли-Хилла. Не считая Роберта, его родителям не везло с потомством: они потеряли двух сыновей, родившихся через пять лет после рождения Роберта. После этого несчастная леди Маргарет долго не могла понести. И только когда Роберту исполнилось девять лет, у его матери родилась Сексона, которой сейчас исполнилось четырнадцать. Затем последовали еще два выкидыша. И наконец, родилась Памела, которой сейчас восемь. Грейсоны, чье маленькое поместье граничило с Перрок-Ройялем на северо-востоке, знали Анну Сен-Мишель всю жизнь. Они были рады, что в это трудное время получают в невестки такую обаятельную и здоровую молодую леди.
На свадьбу прибыли также сэр Роберт Смолл, деловой партнер леди де Мариско, и его старшая сестра леди Сесили, которую считали бабушкой все братья и сестры семьи, начиная с поколения Валентины и кончая младшими детьми. Смоллы были почти членами семьи. Посторонние предполагали между ними какую-то кровную связь, которую ни Сен-Мишели, ни де Мариско не давали себе труда отрицать. Сэру Роберту и леди Сесили уже пошел восьмой десяток, но они были по-прежнему полны жизненных сил.
Родом из Девона, где им принадлежало поместье Рен-Корт, сейчас они жили в маленьком поместье Оук-Холл, недалеко от де Мариско. Рен-Корт отдали Виллоу. Она родилась там. И поскольку никто из Смоллов не вступал в брак, Виллоу была их наследницей. Сэр Роберт, или Робби, как они называли его, только недавно и с большой неохотой отошел от морских походов.
День свадьбы Анны Сен-Мишель выдался солнечным и теплым. После необычно дождливой весны весь июль был солнечным и жарким. Невеста, по общему признанию, была необычайно красивой в своем свадебном платье из кремового атласа с лифом, обильно расшитым жемчугом. На ее распущенных темных волосах лежал венок тонкой филигранной работы из позолоченного серебра, жемчуга и аметистов. В руках она держала букет розовых и белых роз. Ее сопровождали две младших сестры, одетые в бледно-розовые платья, с лифами, расшитыми крошечными жемчужинками и бабочками, вышитыми золотой нитью. На распущенных волосах красовались венки из полевых цветов, а в руках – такие же букеты, перевязанные золотыми лентами.
Жених, красивый молодой шатен, был одет в костюм из голубого шел
Страница 11
а. Слова брачного обета он произнес, нервно запинаясь, чем позабавил своего отца, в то время как его мать промокала глаза белым батистовым платком. Невеста, как и подобало, зарумянилась, что обрадовало ее родителей и вызвало хихиканье ее молодых кузин, братьев и сестер. Когда они были объявлены мужем и женой и Роберт Грейсон поцеловал ее, это вызвало дружеские возгласы одобрения.После этого было устроено пиршество и танцы на лужайке Перрок-Ройяла. Столы ломились от щедрых угощений, предлагаемых семьей невесты. В празднике приняли участие не только приглашенные гости, но и все арендаторы, связанные с Перрок-Ройялем, все слуги и деревенские жители. Был приглашен проезжавший мимо цыганский табор. В знак благодарности цыганки предсказывали гостям их судьбу.
Взяв руку Валентины, старуха, предводительница табора, сказала:
– Ты недавно овдовела, но в твоем браке не было любви. – Валентина промолчала. Она не опустила глаза под взглядом цыганки. – Скоро, – продолжала старуха, – ты узнаешь давнюю тайну. Тебе предстоит проехать долгий путь, чтобы найти то, что у тебя уже есть. Ты также найдешь то, что так давно искала, что было неуловимо для тебя, ты найдешь любовь. Она все время рядом с тобой, но ты не замечаешь ее и не узнаешь о ней, пока не исполнишь то, что уготовано тебе.
– Объясни мне, о чем ты говоришь, – попросила Валентина.
Старуха покачала головой.
– Со временем, леди, все станет ясно, – сказала она и двинулась дальше предсказывать судьбу другим.
Смущенная Валентина посмотрела вслед цыганке. Потом, покачав головой, рассмеялась. Кто знает, может быть, женщина и увидела что-нибудь на ее руке? Цыганки – такие обманщицы, но ведь женщина знала, что она недавно овдовела и что между ней и Эдвардом не было любви. На мгновение Валентине стало неуютно, но потом, выбранив себя за глупость, она присоединилась к своей счастливой семье.
Прежде чем взошла луна, несколько раз опорожнялись и откатывались в сторону гигантские бочки с сидром и черным элем. Гости пили густые, душистые вина с виноградников Аршамбо, имения, принадлежавшего сводному брату Адама де Мариско, Александру де Савиллю, графу де Шер. Наконец, когда бочки опустели, жениха и невесту стали укладывать в кровать. Новобрачных раздели и уложили на брачное ложе со смехом и шуточками. Хотя их окружали любящие люди, парочка краснела от смущения. Кубок с пряным напитком был поднят за их способность к деторождению, и наконец весельчаки удалились. Анна и Роберт остались одни.
На следующее утро молодая пара вместе с семьей жениха уехала в Холли-Хилл. Жизнь в Перрок-Ройяле вернулась в нормальное русло.
Сидя в небольшой гостиной за рукоделием, Валентина разговаривала со своей матерью. Свинцовые рамы окон маленькой комнаты были распахнуты, и ветерок наполнял залитую солнцем комнату ароматом цветов. Не было никаких признаков спада июльской жары, поэтому камин не зажигали.
– Я не завидую тете Дейдре, – заметила Валентина, закончив вышивать инициалы Бевин на красивой полотняной наволочке. Она отрезала нитку и отложила наволочку в сторону.
– Почему ты так говоришь? – спросила ее Эйден.
– Ее гости останутся на несколько недель, так же как и гости ее матери.
– Скай и Адам любят своих детей, Валентина. Они рады принимать их под своей крышей. – Эйден вышивала французские узелки на углах полотняной скатерти.
– Я говорю не о моих кузинах, мама, – посмеиваясь, сказала Валентина, – а об их многочисленных отпрысках. В Королевском Молверне их девятнадцать и пятнадцать у Дейдры!
– Я завидую Скай, у нее так много внуков. Я и раньше завидовала ей из-за детей, Валентина, – спокойно ответила Эйден.
– Но, мама, ты еще слишком молода, чтобы иметь внуков!
Эйден Сен-Мишель зарумянилась от комплимента дочери. Зеркало подсказывало ей, что сказанное совсем не было преувеличением. Хотя беременности немного увеличили ее талию, она не была толстой, лицо оставалось гладким, как у молодой женщины. Тем не менее она ответила:
– Я уже ближе к пятидесяти, чем к сорока, Валентина, и я мать дочери, которой двадцать один год и которая сама могла бы быть матерью, если бы вышла замуж пораньше. Но увы, только я подумала, что ты устроена, как ты оказалась вдовой.
– Роберт и Анна вскоре подарят тебе внуков, мама, – с улыбкой сказала Валентина.
– Через семь месяцев, как я полагаю, – последовал ответ; серые глаза Эйден озорно блеснули.
– Так ты знала? Ах, мама! – Валентина была поражена.
– Конечно, знала, – спокойно согласилась Эйден. – Помни, Валентина, это мой дом. Здесь не происходит ничего, о чем бы я не знала. Мне докладывают прачки и остальные слуги тоже. И главная прачка была очень расстроена, когда пришла ко мне несколько недель назад. Можно было подумать, что Анна ее дочь, а не моя.
– Но ты ничего не сказала Анне, мама.
– Моя дорогая, что я могла сказать? Дело сделано, а поскольку вскоре предстояла свадьба, я не считала, что нужно расстраивать твою сестру. Кроме того, я видела, что Анна наслаждается своей маленькой тайной, – со смех
Страница 12
м закончила Эйден.– Папа знает?
– Боже упаси, дорогая, конечно, нет! Ты тоже не должна никому говорить об этом. Конн придет в ужас от того, что одна из его дочерей повела себя так опрометчиво. Он забывает, что его собственная жена просила у королевы его руки и что женщины в этой семье известны своей страстностью. Если я просто скажу ему о том, что его первый внук родился раньше срока, он этому поверит, благослови его Господь! Твой отец, несмотря на все свои увлечения в прошлом, невинен как ребенок. Я люблю его за это.
«Женщины в этой семье известны своей страстностью». Валентина думала над словами матери позже, гуляя по саду. Все, кроме меня, решила она грустно. Мне еще предстоит познать страсть. Конечно, я не испытывала таких чувств к Эдварду Бэрроузу, но, в конце концов, я не думаю, что сам Нед был страстным. Он никогда не смотрел на меня так, как папа смотрит на маму. Или как дядя Адам смотрит на тетю Скай.
Интересно, они занимаются любовью, не снимая ночного белья? Я никогда не видела своего мужа обнаженным, как и он меня. Ведь он всегда входил ко мне после того, как свечи были потушены. Он приходил ко мне в спальню ночью три раза в неделю, любил меня один раз, а потом уходил, не говоря ни слова. Он никогда не оставался со мной всю ночь, за исключением первой. И все же я знаю, что папа всегда спит с мамой, а дядя – с тетей. Интересно, может быть, Неду что-нибудь не нравилось, а он не мог сказать мне об этом?
– Ты хмуришься, кузина. – Глубокий мужской голос прозвучал сзади нее.
Оторвав взгляд от посыпанной гравием дорожки, на которой было сосредоточено все ее внимание, Валентина увидела своего кузена, лорда Бурка.
– Патрик, – улыбнулась она ему. – Я не слышала, как вы подошли. Где вы научились подкрадываться как кот?
– Я мог привести с собой табун оседланных лошадей, Валентина, и ты бы не услышала. Ты, кажется, размышляла о чем-то крайне неприятном. Что огорчает тебя, милая кузина? Расскажи мне, и я все исправлю. Помнишь, как мы дружили, когда ты была маленькой девочкой. – Он взял ее тонкую белую руку, и они вместе пошли по гравийной дорожке.
Хотя он был на несколько лет старше ее, они всегда были очень близки, никогда не боялись быть откровенными друг с другом и были замечательными друзьями.
Она улыбнулась ему.
– Сомневаюсь, Патрик, что вам будут интересны размышления бедной вдовы.
Патрик Бурк засмеялся.
– Тебя вряд ли можно назвать бедной вдовой, Вал. Твой муж был вполне прилично обеспечен, и мне сказали, что ты унаследовала все, что у него было. Кроме того, ты не производишь впечатления убитой горем. Ну, рассказывай. Ты моя любимая кузина, и мне интересно, что тебя беспокоит. Говори.
Она покачала головой.
– Только глупости, больше ничего. Мне не хотелось бы беспокоить вас этим.
Лорд Бурк был на четыре дюйма выше своей кузины, которая при росте в пять футов десять дюймов считалась очень высокой женщиной. Сейчас, вытянувшись в полный рост, он пристально смотрел на нее сверху вниз, с высоты своих шести футов и двух дюймов. Прядь темных волос упала ему на лоб. Его глаза поразительно голубого цвета смотрели на нее с живым интересом.
– Скажи мне, милая кузина, – осведомился он невинным голосом, – ты по-прежнему боишься щекотки?
Валентина отступила на шаг в сторону.
– Патрик! Вы не посмеете.
– Скажи мне, о чем ты думаешь, Вал, – потребовал он и взял ее за руку. – Неужели твои мысли так восхитительно порочны, что ты боишься открыть их? – Когда она покраснела, он фыркнул. – Ах, девушка, твое лицо выдает тебя! Я не успокоюсь, пока ты все мне не расскажешь.
Она сделала героическую попытку освободиться.
– Нет, нет, не искушайте! Я не буду ничего рассказывать! Мои мысли принадлежат мне, и я не буду делить их с вами!
Крепко держа ее, он протянул руку к ее худеньким ребрам и начал щекотать.
– Исповедуйся, Вал, или поймешь, каким страшным будет наказание, если ты не сделаешь этого, – пригрозил он, сердито нахмурив густые черные брови.
– Патрик! Черт вас побери! – завизжала она, пытаясь ускользнуть от него. Наконец, поняв бесполезность своих попыток, она сдалась и сказала:
– Я просто думала, всегда ли женатые люди занимаются любовью, не снимая нижнего белья.
Ошеломленный, он отпустил ее.
– Так поступал твой муж? – потребовал он ответа, прекрасно понимая, что не имеет права задавать такой личный вопрос.
– Да, – ответила она просто.
– Тогда он был последним дураком, – горячо сказал он, – и ничего не понимал в женской красоте. Мужчины, которых я знаю, наслаждаются, когда они an natural в постелях с женами и любовницами. И уж, конечно, в этой семье мужчины ведут себя именно так.
– Я так и думала. – Она вздохнула. – Но у меня такой маленький опыт, что я не была уверена.
– Он никогда не видел, какой тебя создал Бог? А ты его? – спросил Патрик.
Валентина покачала головой.
– Но ведь он хорошо обращался с тобой? – Он попытался заглянуть ей в глаза.
– Нед? – Она засмеялась. – Нед был добрым и хорошим человеком, Патрик, но е
Страница 13
у недоставало страсти. Он был необычайно добр ко мне в первую брачную ночь, когда обнаружил, что мне чертовски трудно расстаться с девственностью. Он был настойчив, но добр, добр всегда. Я почему-то думаю, что между нами должно было быть еще что-то, кроме того, что было. Может быть, это потому, что мы так недолго жили вместе.– Ты очень любила его, кузина? – спросил он тихо.
Она колебалась только долю секунды, потом совершенно чистосердечно сказала:
– Патрик, мне стыдно говорить вам об этом, но я вообще не любила его. – У него был такой растерянный вид, что она пояснила: – У мамы была глупая мысль, что, пока я не выйду замуж, не выйдет замуж ни одна из моих сестер, – начала она. – Я никогда никого не могла выбрать. Когда прошлой весной мне исполнилось двадцать лет, я поняла, что нужно скорей выходить замуж. Лорд Бэрроуз показался мне самым хорошим человеком из всех моих поклонников, поэтому я приняла его предложение. Думаю, что он был почти так же, как и я, удивлен, когда решение было принято. За всю свою жизнь я не любила ни одного мужчину. Я не понимаю, что это такое, хотя мама говорит, что женщины в нашей семье отличаются страстным темпераментом. Я, однако, не такая. Поскольку деньги Неда позволяют мне самой распоряжаться своей судьбой, не думаю, что я снова выйду замуж. Выйти замуж просто для того, чтобы выйти замуж, вещь не очень приятная. Женщина должна любить мужчину, за которого выходит замуж, и она должна выбрать мужа, руководствуясь только любовью и ничем больше, и не важно, что при этом говорят другие, чтобы убедить ее.
– Ты самая прекрасная женщина из всех, кого я когда-либо знал, Валентина Сен-Мишель, – пылко признался Патрик. – Ты можешь завоевать любого мужчину, какого захочешь! Даже принца королевской крови!
«Господи, – думал он. – Я говорю как слезливый школьник». Казалось, это его последнее заявление не взволновало ее, и через мгновение он понял, что страсти в его голосе она просто не заметила.
Валентина легко рассмеялась.
– Увы, Патрик Бурк, у нас в Англии нет принцев, которые ищут себе жену, как их нет и в Ирландии. Ах, кузен, у вас всегда находится способ развеселить меня и прогнать скверное настроение. Спасибо за такой изящный комплимент, но думаю, что самая прекрасная женщина из всех, кого я когда-либо видела, это ваша мать.
– В ее поколении, вероятно, – решительно признал он, – но в нашем – это ты, Вал.
– Как насчет ваших сестер, вы, вероломный негодник? – поддразнила она.
– Виллоу слишком желтая, Дейдра слишком бледная, а нос Велвет слишком длинен, – ответил он небрежно.
– Негодяй! Я расскажу вашим сестрам, как вы отзываетесь о них! Если бы любой из моих братьев так язвительно говорил обо мне, я отомстила бы ему точно так же, как ваши сестры отомстят вам за себя, милорд Бурк!
– Не выйдет, мадам, до тех пор пока у меня есть десять пальцев, чтобы щекотать тебя. – Он поднял руку и пошевелил пальцами в воздухе. – Эти пальцы являются моим тайным оружием, и они заставят тебя молчать и слушаться меня, Валентина Сен-Мишель, – объявил он.
– Ха! Вам сначала предстоит поймать меня, мой прекрасный лорд, – ответила ему Валентина. Она со всех ног помчалась по саду, а кузен побежал следом.
Она повернула к знаменитому самшитовому лабиринту, пытаясь укрыться в его зелени.
– Нечестно! Нечестно! – крикнул он, останавливаясь перед препятствием. – Проклятье, Вал, ты же знаешь, я никогда не мог найти выход из этого дурацкого лабиринта. Выходи сейчас же, скверная девчонка!
Она исчезла в лабиринте, и ее победный смех доносился из-за густых зарослей. Тихонько выругавшись, Патрик нырнул в лабиринт в поисках Валентины. Та, услышав, как он мечется в зарослях, похихикала над ним и, когда точно поняла, что он совершенно потерялся в путанице зеленых поворотов и перекрестков, легко нашла выход, поспешив к дому. До него вскоре дойдет, что ее больше там нет. Ему предстоит попотеть, пока он найдет выход из лабиринта. От удовольствия она рассмеялась.
Если она была любимой кузиной Патрика, то уж он-то наверняка был ее любимым кузеном. Хотя он на одиннадцать лет старше, они всегда были близкими друзьями. Еще маленькой девочкой она всегда тянулась к Патрику Бурку.
В молодости он много времени провел при дворе, служа пажом в семье графа Линкольна, жена которого приходилась кузиной Эйден Сен-Мишель. Когда он вырос и не мог уже быть пажом, мать послала его в Оксфорд. Он проучился там два года, затем провел год на море вместе со своим старшим братом, Мурроу. Года оказалось достаточно, чтобы он понял: море, как и покойного отца, Найла Бурка, совершенно не привлекает его. С тех пор он делил свое время между заботами о своих поместьях и двором, выполняя поручения королевы, требующие особой деликатности. Он принял участие в экспедиции графа Эссекса на Кадис в 1596 году, когда англичане захватили и разграбили этот испанский город.
Валентина встречалась со своим кузеном всякий раз, когда семья собиралась вместе. Сейчас она недоумевала, почему она никогда не обсуждала с Патри
Страница 14
ом свои проблемы с замужеством. Он всегда помогал ей найти ответы на трудные вопросы. Более того, Патрик, как и она сама, казалось, не смог найти истинную любовь.– Валентина? – окликнула ее мать, когда она подошла к террасе. – Нашел ли тебя Патрик? Он приехал сегодня специально для того, чтобы повидаться с тобой.
– Лучше бы тебе послать кого-то, мама, чтобы ему помогли выбраться из лабиринта. Кажется, лорд Бурк снова заблудился, – рассмеялась Валентина.
– Валентина! Неужели ты никогда не повзрослеешь? – пожурила ее Эйден, но не смогла не засмеяться. Она была рада, что Валентина не растеряла жизненные силы со смертью лорда Бэрроуза. – Джемми, – окликнула она своего младшего сына, – пойди и выведи твоего бедного кузена Патрика из лабиринта.
Мальчишка с радостными воплями помчался со всех ног выполнять поручение. Неспособность их кузена найти разгадку лабиринта Перрок-Ройяла стала давнишней семейной шуткой. Все дети Сен-Мишелей, как и их кузены, к тому времени, когда им исполнялось четыре года, легко разгадывали загадку пересекающихся тропинок, за исключением Патрика. Для него, к его разочарованию, лабиринт по-прежнему оставался головоломкой.
– Зачем, бога ради, ты завлекла своего кузена в лабиринт, Валентина? – требовательно спросила мать.
– Я не завлекала его, мама. Я была вынуждена спасаться от него бегством. Он щекотал меня, а ты знаешь, как я боюсь щекотки. Я знала, что, если мне удастся завлечь его в лабиринт, я смогу легко спастись; просто убежать от него я, конечно, не могла. Кроме того, разве прилично для недавно овдовевшей леди в глубоком трауре бегать на виду у всех от своего преследователя по лужайке? Думаю, мне надо с большей осмотрительностью относиться к своей репутации, мама.
– Я рада, что ты заботишься о приличиях, моя дорогая, хотя твои методы несколько необычны, – пробормотала Эйден.
– Надеюсь, что ты защитишь меня, мама, когда Джемми поможет выбраться моему кузену из заточения, – озорно сказала Валентина.
Увидев, что ее племянник решительно направляется к ним с другого конца сада, Эйден взяла свою дочь под руку и торопливо увела в дом.
– Уверена, что Патрику не захочется мстить нам, если мы надежно спрячемся в доме, – сказала она.
– Ах, мама, как хорошо видеть, что ты по-прежнему хочешь защитить меня.
– Я всегда оберегала тебя, Валентина. С младенчества я оберегала тебя, хотя ты была еще слишком мала, чтобы помнить об этом, – последовал ответ.
– Знаю, – сказала Валентина. – Нен по меньшей мере тысячу раз рассказывала историю моего похищения. И Венда тоже, потому что она также принимала участие на начальной стадии этого приключения.
– Да, это так, – сказала Эйден с улыбкой, – но именно верная Нен вынесла твое пленение в Ирландии и мучилась у моего дедушки Фитцджеральда и его семьи. Это она вынянчила тебя и сохранила тебе жизнь, пока я смогла добраться до тебя. Все-таки я спасла тебя, до того как смог приехать твой отец. В это время я встретила лорда Глина, который прятал меня от Фитцджеральдов и их гнева за крепкими стенами Глиншеннона до тех пор, пока за нами не приехал Конн. А теперь вот Бевин выходит замуж за молодого Генри Стерминстера, названного в честь отца и его наследника. Когда-нибудь моя дочь станет хозяйкой этого замечательного замка. Мне с трудом верится в это.
– Ты хорошо пристроила своих дочерей, мама. Анна когда-нибудь станет хозяйкой Холли-Хилла, а Бевин получит ирландский замок. Когда-нибудь ты должна будешь найти какого-нибудь графа для Мегги, потому что она намерена устроить самую великолепную из всех свадеб. Только ради графа можно пойти на такие расходы. – подзадорила Валентина мать.
– Ну а как насчет тебя, моя дорогая? – спросила Эйден. – Когда-нибудь ты тоже захочешь выйти замуж.
– О нет, мама! Со мной это больше не произойдет. Когда вы поймете, что я белая ворона в вашей семье? Ни один мужчина никогда не затронул моего сердца и сомневаюсь, что когда-нибудь вообще такое произойдет. Я вышла замуж за лорда Бэрроуза, чтобы угодить тебе и отцу, и, хотя он был хорошим человеком, это была ужасная ошибка. Ее я не повторю никогда, если у меня не будет любви такой же, как между тобой и отцом. Я не соглашусь на меньшее и не буду твердить себе, что обязана быть счастливой. Это никогда не повторится!
Эйден Сен-Мишель не сказала ничего. Она на самом деле ничего не могла придумать, чтобы опровергнуть доводы дочери.
Она понимала, что Валентина не любила Эдварда Бэрроуза. Тем не менее не находила подходящей причины, чтобы расстроить брак, если Валентина согласилась на него. Поэтому Эйден закрыла глаза на происходящее и позволила свадьбе состояться. В свои двадцать лет Валентина была несколько старовата для первого брака.
Эйден сама вышла замуж далеко не молоденькой девушкой. Однако она понимала, что у нее были смягчающие обстоятельства, которых не было у ее дочери. Эйден не приходило в голову, что в заботах о престарелом отце она сама расцвела несколько позже положенного срока. Ее старший ребенок, во многом так похожий на н
Страница 15
е, мог быть цветком, который тоже расцветает с опозданием. Но она не задумывалась над этим, и то, что Валентина не находила любимого человека, беспокоило ее.Однако сейчас Эйден Сен-Мишель, леди Блисс, мало думала о своей овдовевшей дочери. Позже будет время заняться проблемами Валентины. А пока надо готовиться к свадьбе третьей дочери. Свадьба должна быть грандиозной. Эйден серьезно сомневалась, есть ли другая такая мать, которой удалось бы удачно выдать замуж трех дочерей в течение шести месяцев.
Летом 1569 года Конн О’Малли отвез свою семью на остров Иннисфан в родовой дом О’Малли из Мид-Коннота[6 - Коннот – древнее королевство в Западной Ирландии.] повидаться с их бабушкой Анной О’Малли. В тот год ей исполнилось шестьдесят. Увидев бедность, в которой жила его мать, Конн хотел забрать ее с собой в Англию, но та не поехала. Ее теплые, карие глаза смотрели благожелательно, когда она сказала ему:
– Я родилась в Ирландии. Я всю жизнь прожила здесь. Я умру здесь. И больше не буду говорить об этом, Конн.
Он примирился с ее решением, хотя был очень недоволен этим. Из-за своего безрассудства и глупости его братья потеряли все свои сбережения, которые нажили за годы плавания на кораблях во славу Англии, наводя ужас на гордых донов вдоль Испанского Мейна. Расстроенные своими потерями, обвиняя всех, кроме самих себя, и особенно Елизавету Тюдор и тех, кто стоял за ней, Брайан, Шон и Симус О’Малли в то время занимались мелким пиратством на побережьях Ирландии, между Ирландией и Шотландией. Летом 1596 года они уже спутались с графом Тиронским и его повстанцами. Конн знал, что это безнадежное дело, и боялся, что их действия могут осложнить жизнь матери.
Именно летом 1596 года Бевин Сен-Мишель, которой тогда было одиннадцать, познакомилась со старшим сыном лорда Глина, Генри Стерминстером. Будущему хозяину Глиншеннона было семнадцать лет, и он только что закончил образование во Франции. Он считал себя достаточно умудренным жизнью, но один только взгляд на Бевин Сен-Мишель, которой от ее бабушки Фитцджеральд достались прекрасные каштановые волосы и светло-голубые глаза, заставил Генри Стерминстера лишиться покоя. Он сказал родителям, которые серьезно задумывались о его браке с одной из его кузин, что он не возьмет в жены никого, кроме леди Сен-Мишель. Видя его непреклонность, они согласились, поскольку никаких недостатков не числилось ни за девочкой, ни за ее семьей.
Однако Бевин не была готова относиться к этому серьезно. Она находилась в переходном возрасте между детством и зрелостью, и страстные признания Генри в вечной любви пугали ее. Он понял свою ошибку и стал с ней более нежен. К концу лета Бевин была почти влюблена. Она провела два следующих лета в замке Глиншеннон, привыкая к будущим родственникам и все больше влюбляясь в Генри.
Летом 1599 года граф Эссекс привел в Ирландию армию в семнадцать тысяч человек, чтобы усмирить графа Тирона, который с помощью Испании организовал самое серьезное за многие годы выступление против Англии. Испанцам была безразлична судьба ирландцев. Они просто использовали хороший случай припугнуть английскую королеву. Несмотря на наличие армии и его огромные возможности, он не представлял угрозы для испанцев, потому что едва рискнул бы продвинуться дальше Дублин-Пейла[7 - Территория вокруг Дублина, Ирландия, находящаяся в XIV–XVI вв. под протекторатом Англии.]. Все же это было неподходящее время, чтобы отправляться в Ирландию. Леди Глин и ее старший сын решили приехать в Англию на корабле, принадлежащем О’Малли и Смоллу, чтобы Генри Стерминстер мог формально обручиться с госпожой Бевин Сен-Мишель.
Сейчас, на двадцатый день октября 1600 года, огромная толпа гостей собралась в Перрок-Ройяле, чтобы присутствовать на свадьбе молодой пары. К семье на этот раз присоединилось все соседнее дворянство и несколько друзей Сен-Мишелей из окружения королевы. Когда-то лорд Блисс был близок ко двору Елизаветы Тюдор, но несколькими годами раньше, еще до рождения Джемми, они перестали ездить в Лондон даже на новогодние праздники.
Сияющая Бевин с диадемой из бриллиантов и жемчугов на голове и длинными, развевающимися на теплом осеннем ветерке волосами была в атласном платье цвета густых сливок, щедро расшитом бриллиантами, жемчугом и золотой нитью. Ее сопровождала младшая сестра Маргарет и несколько молодых кузин: Сибилла Гордон, Мэри Элизабет Эдвардс, Телия и Пенелопа Блейкли. Подружки невесты были одеты в ярко-желтые шелковые платья и держали в руках букеты белых роз, перевязанные золотыми лентами.
Празднества и пир, последовавшие за церемонией бракосочетания, продлились до позднего вечера. Большой зал Перрок-Ройяла долго еще звенел от смеха и забав уже после того, как жениха и невесту уложили в кровать с подобающими церемониями и грубыми шуточками.
Когда на следующий день последние гости наконец уехали, Эйден повернулась к мужу со вздохом облегчения:
– Слава богу, что Мегги только двенадцать! По крайней мере года три мне не нужно будет устраивать свадьбу.
– А как
Страница 16
насчет Валентины? – спросил жену лорд Блисс.– Когда женщина выходит замуж во второй раз, дело обстоит по-другому. Кроме того, наша старшая дочь говорит, что она не собирается снова выходить замуж. Конечно, я не верю ей, но вполне достаточно того, что она сама верит в это. Валентине нужно время, чтобы разобраться в себе, Конн. Мы ошибались, толкая ее на этот поспешный брак с лордом Бэрроузом. Сейчас я понимаю это.
– Она была несчастлива с ним?
– Не несчастлива, но и счастливой тоже не была. Она признается, что вышла замуж просто для того, чтобы угодить нам, и это огорчает меня, Конн. – Эйден положила голову на плечо мужу и глубоко вздохнула. – Нам так повезло, что мы любим друг друга, и я хотела, чтобы Валентина нашла себе такую счастливую судьбу, как и я, моя радость.
Лорд Блисс согласился со своей женой. Подобно Эйден, Конн не знал, как поступать со своей старшей дочерью. Учиться снова ей было уже поздно. Обязанности по управлению Перрок-Ройялем лежали на леди Блисс. Казалось, что для Валентины нет места в доме. С другой стороны, Конн и Эйден решили, что их дочь слишком молода, чтобы вернуться в дом своего покойного мужа, но, даже если бы и нашлась подходящая компаньонка для нее, суть дела состояла в том, что дел у Валентины в Хилл-Корте было бы еще меньше, чем в Перрок-Ройяле.
– Отправьте-ка ее ко двору, – сказала Скай О’Малли де Мариско, когда ее брат поделился тревогой со старшей сестрой во время совместного семейного рождественского праздника. – Я удивлена, что вы с Эйден не подумали об этом. И Анна, и Бевин служили какое-то время королеве. Все женщины в нашей семье делали это, за исключением тех, которые еще слишком молоды, и Валентины. Двор – самое подходящее для нее место.
– Ты уже много лет не была при дворе, – сказал Конн. – Сейчас он не такой, как раньше.
– Только то, что мне все еще запрещается появляться перед Бесс[8 - Имеется в виду королева Елизавета I.], не означает, что я не знаю ничего о том, что творится при дворе, – лукаво улыбнулась Скай.
Она только что отпраздновала свое шестидесятилетие, но казалась гораздо моложе.
Скай держалась прямо, и ее блестящие волосы были по-прежнему черными, не считая тоненьких серебряных прядей на висках. Ее ирландские голубые глаза не выцвели, и, как всегда, взгляд их был открытым.
– Валентина никогда не хотела быть при дворе, – ответил Конн. – Она всегда предпочитала жить в деревне. По характеру она очень похожа на Эйден.
– С немалой долей упрямства О’Малли, – последовал едкий ответ. – Послушай меня, Конн. Валентина не сможет принять решение, не побыв некоторое время при дворе. Быть представленной ко двору совсем не так интересно, как в наши дни. Бесс почти семьдесят, и вокруг нее уже кружат акулы. Хотя она не называет престолонаследника из страха быть свергнутой из-за возраста, Джеймс Стюарт[9 - Яков I Стюарт – будущий король Англии (1603–1625).] будет в конечном счете королем Англии. Тем временем, брат мой, славные дни нашей юности давно миновали. Конечно, Валентина должна отправиться ко двору. Жить во времена Бесс Тюдор и не знать ее было бы преступлением. Моя племянница просто застенчива, как и твоя Эйден. Если бы старый лорд Блисс не умер и не оставил Эйден под присмотром королевы, она, наверное, никогда бы не уехала из своего любимого Перрок-Ройяла и вы бы не встретились, дорогой Конн. Подумай, какое счастье ты бы пропустил. Подумай об этом как следует. Валентине тоже надо призадуматься. Возможно, настоящая любовь ждет ее при дворе. Если она не поедет, скорее всего она никогда не сможет найти ее.
Лорд и леди Блисс не стали долго ждать и обсудили этот вопрос со своей овдовевшей дочерью. К их великому удивлению, она согласилась с тетей Скай. Она отказывалась служить при дворе, когда была моложе, но сейчас положение ее изменилось. Оставаясь дома, она ничего не выигрывала. Брак с Эдвардом Бэрроузом не принес ей счастья. Она отправится ко двору и поищет там свою судьбу.
В доме поднялась суматоха, начали собирать сундуки и ящики леди Бэрроуз. Мег Финей, старшая камеристка Эйден, командовала сборами.
– Разве я не была при дворе с моей госпожой, прежде чем она вышла замуж? – вопрошала она других слуг с видом превосходства. – Я знаю, какие вещи требуются при дворе.
Из Королевского Молверна на помощь приехала камеристка леди де Мариско, Дейзи Келли. Она была гораздо лучше осведомлена о нравах двора, чем старая Мег, ведь Скай О’Малли де Мариско провела много времени на службе у королевы. Не обижая колючую Мег, она помогала ей, и ее помощь была оценена по достоинству. Старая Мег редко вставала с постели в эти дни, мучаясь болями в суставах.
Платья леди Бэрроуз, нижнее белье, ночные принадлежности, меха и плащи, драгоценности и постельное белье были тщательно уложены. Вместе с пуховыми подушками упаковали небольшую дубовую лохань для мытья. У Валентины будет своя карета с лошадьми и кучер, а также верховые лошади. Ее кузина Виллоу, графиня Альсестерская, невероятно гордившаяся тем, что принадлежит к людям, которым
Страница 17
оверяет королева, должна была представить ее при дворе.Среди королевских фрейлин уже было найдено место для Валентины – одна из фрейлин уехала в Йорк на Рождество, серьезно простудилась и совершенно неожиданно умерла. Узнав об этом, Виллоу немедленно стала просить леди Хауард, графиню Ноттингем, предложить на это место ее кузину.
– Хотя моей кузине всего двадцать, мадам, она очень серьезная и образованная женщина, – сказала Виллоу.
– Вы говорите, она вдова?
– Да, мадам. Вдова лорда Бэрроуза из Хилл-Корта в Оксфордшире. Они были женаты очень короткое время, нет ни детей, ни других препятствий, которые могли бы помешать леди Бэрроуз служить ее величеству.
Виллоу знала, что сейчас королева не любит перемен, и энергично искала возможность представить Валентину в наиболее выгодном для нее свете.
Леди Хауард, урожденная Кэтрин Кэрн, дочь покойного кузена королевы Генри Кэрна, лорда Хандстона, не припомнила лорда Бэрроуза.
– Кто родители вашей кузины? – спросила она.
– Ее отец – брат моей матери, урожденный О’Малли, но известный все эти годы как Конн Сен-Мишель, лорд Блисс. Ее мать – единственная дочь покойного Пейтона Сен-Мишеля, бывшего лорда Блисса, – ответила Виллоу.
– Конн О’Малли! – Воспоминание заставило губы леди Хауард расплыться в улыбке. – Его называли самым красивым мужчиной при дворе. Он стал причиной ужасного скандала, и королева женила его на какой-то наследнице и отослала от двора. Позже ему позволили вернуться, но я не видела его много лет. Он был очаровательным мужчиной! – Тут добрая женщина спохватилась и спросила: – Итак, он остепенился, не правда ли?
– Образцовый муж и отец семерых детей, – сказала Виллоу, слегка улыбаясь.
Дядя Конн производил самое потрясающее впечатление на придворных дам определенного возраста, хотя она сама не была свидетелем этому.
– Ну, – сказала графиня Ноттингем, – вы не легкомысленная женщина, леди Эдвардс, и я не могу припомнить, чтобы вы когда-либо просили за родственника или за друга. Вы можете поручиться за поведение вашей кузины?
– Конечно, мадам, но в этом нет необходимости. Валентина очень осмотрительная женщина, какой была и ее мать, когда служила королеве.
– Эйден Сен-Мишель! – задумалась леди Хауард и нахмурилась, копаясь в своей памяти. – Такая высокая, довольно некрасивая девушка?
– Да, мадам.
– Я помню ее, хотя и смутно, – сказала графиня. – Я также вспоминаю, что жена Линкольна была ее дальней родственницей. Когда она поняла, что девушка и ее наследство ускользнули от нее, она ужасно расстроилась. Ваша кузина такая же некрасивая, как и ее мать?
– Нет, мадам. Она, как и все дети моего дяди, скорее похожа на него, – ответила Виллоу.
Этот разговор произошел в последний день декабря, и, как только место для Валентины было обеспечено, Виллоу послала гонца к своей матери в Королевский Молверн. На седьмой день января 1601 года, сразу после крещенских праздников, Валентина, леди Бэрроуз, рассталась со своим родным домом во второй раз за последние полгода. В прошлый раз она уезжала как невеста. Сейчас она ехала искать свое счастье.
Слуги, многих из которых Валентина знала с детства, выстроились, чтобы пожелать ей доброго пути: Бил – дворецкий семьи, которому сейчас было около семидесяти, но который по-прежнему лучше многих других исполнял свои обязанности; его жена, экономка, которая по-прежнему служила семье и которая выстроила горничных для прощания; Эрвина, толстая кухарка, и Леома, прачка, – они плакали, не стыдясь своих слез, и обнимали леди Бэрроуз. Валентине казалось, что они больше переживают сейчас, когда она отъезжает ко двору, чем раньше, когда она выходила замуж. Мартин, кучер, давал строгие наставления Тэму, своему помощнику, потому что именно Тэм должен был править каретой леди Бэрроуз. Ее собственный кучер никогда не был в Лондоне и явно боялся этой поездки. Он останется в Перрок-Ройяле помогать Мартину вместо Тэма.
Эйден обняла дочь.
– Запомни, королеве не понравится, если ты будешь слишком выделяться, моя дорогая. Она может быть раздражительной, но у нее доброе сердце.
– Она сука, и у нее хорошая память на ошибки, оскорбления или на неуважение, – резко бросила Скай. – Она восхищается умными женщинами, поэтому не бойся дать ей понять, что у тебя есть мозги.
– Помни о своем поведении, – наставляла Эйден Валентину. – Помни, что есть ты должна изящно.
– Остерегайся джентльменов, – продолжала Скай. – Большинство из них будут необыкновенно обворожительны, но совершенно неискренни. Они приложат все усилия, чтобы совратить тебя, не важно, женаты они или холосты. Женатые мужчины хуже всего. И очень немногим холостякам можно уделять свое время. Ты сама узнаешь кому.
– Следи за тем, чтобы твои платья и нижнее белье были чистыми и без пятен, – беспокоилась Эйден. – Неряшливый вид вызовет неблагосклонность королевы.
– Береги свое доброе имя, – говорила Скай. – Не сплетничай о других, хотя они наверняка будут сплетничать о тебе. Если будешь осторожна, не дашь другим повода для сплет
Страница 18
н, хотя всегда найдут что сказать. – Она засмеялась, – И то, что ты услышишь про других, Валентина, держи при себе.– Можно нам ехать? – спросил Патрик Бурк, который сопровождал свою кузину. – Я проведу несколько следующих месяцев при дворе и обещаю приглядеть за этим невинным созданием.
Карета и эскорт из шести вооруженных мужчин с грохотом отъехали от увитого плющом дома из серого камня с острой крышей из котсуолдской[10 - Котсуолд – местность в графстве Глостершир.] черепицы. День выдался холодным, но ясным. От озера, покрытого льдом, отражался яркий солнечный свет, но на земле снега было мало. Высунувшись из окна кареты, чтобы посмотреть на любимый дом, Валентина не могла подавить нервное возбуждение.
– Забирайся внутрь, – предупредил ее ехавший верхом Патрик. – Вывалишься из кареты.
Валентина показала ему язык, но подчинилась, подняла окно и надежно закрепила его на кожаных петлях.
– Ну, ладно, – обратилась она вслух к проплывающей за окном местности, устраиваясь на сиденье кареты, – хуже не будет!
– Что может быть хуже? – пробормотала Нен, ее беспокойная камеристка.
– То, что уготовано для меня сейчас. В прошлый раз я уехала из дома, чтобы через месяц вернуться туда вдовой. Это путешествие, – сказала она с удовольствием, – может послужить началом настоящего приключения для нас!
– Бог да не допустит этого, миледи! – ответила Нен, тараща глаза в ужасе. – Я не искательница приключений, и мне хватит переживаний на всю жизнь еще с тех пор, когда вы были младенцем. Я вышла замуж за Гарри Била, подарила ему трех здоровых детей, двое из них были мальчиками, потом мне пришлось похоронить своего доброго мужа, а ведь я надеялась дожить с ним вместе до глубокой старости. С меня хватит приключений, миледи. Вы просто едете в Лондон, хорошо послужите королеве и найдете себе нового мужа. Разве не для этого предназначена женщина? Для мужа и для детей.
– Почему ты так говоришь, Нен, – поддразнила Валентина свою преданную служанку, – где же твоя отчаянная храбрость?
– Я оставила ее в Ирландии двадцать лет тому назад, миледи, – угрюмо ответила Нен.
– Ну так тебе лучше снова обрести ее, Нен, – озорно предупредила ее хозяйка. – Всю свою жизнь я была маленькой провинциальной девочкой. Проводила все время в мечтах о любви, которой для меня не существует, и никогда не находила времени для легкомысленных занятий. Вот зачем я еду ко двору, Нен. Для развлечений! Только для развлечений! – Объявив свои намерения потрясенной камеристке, Валентина откинулась на сиденье. На ее прекрасном лице появилась улыбка, которую Нен никогда раньше не видела.
– Боже, помоги нам обеим! – сказала служанка. – Но вы говорите точно, как ваша тетя Скай.
Часть 2
Двор королевы
1601 год
2
Двор… Он оказался совсем не таким, каким она ожидала найти его. Всю свою жизнь она слышала многочисленные рассказы своей тетки и родителей об их невероятных приключениях при дворе королевы Елизаветы. Ее кузины восторженно рассказывали о красочной, полной приключений жизни на этой социальной вершине мира. Было странно пытаться перенести эти сказки прошлого на то, что обнаружила Валентина. Двор лишился прежнего оживления. Он был печальным, иногда отчаянно скучным местом безнадежных ошибок и теней прошлых побед, местом, населенным призраками. Беспокойные ожидания будущих перемен носились в воздухе, – перемен, в которых Елизавете Тюдор не было места.
Многие из знаменитых мужей, окружавших Елизавету подобно жемчужинам вокруг бесценного бриллианта, уже ушли.
Смерть Роберта Дадли, графа Лестера[11 - Роберт Дадли (1532–1588) – фаворит Елизаветы I, командующий армией во время Испанской Армады.] осенью 1588 года привнесла горечь в торжество Елизаветы Тюдор по поводу великой победы Англии над Испанской Армадой[12 - Испанская Армада – испанский флот, посланный королем Филиппом II с целью захватить Англию (1588). Английский флот под руководством Чарльза Хауарда и Френсиса Дрейка не дал испанскому флоту соединиться с голландской армией, и в конце концов испанские корабли разметало штормом.]. Сэр Френсис Уэлсингем[13 - Френсис Уэлсингем – английский государственный деятель, министр иностранных дел Елизаветы I с 1573 по 1590 г.] умер в 1590 году, на год раньше сэра Кристофера Хаттона, умершего в 1591 году.
Кузен королевы Генри Кэрн, лорд Хандстон, умер в 1596 году. Он был сыном Мэри Болейн, тетки королевы, и, как подозревали, Генриха VIII[14 - Генрих VIII – король Англии (1509–1547). Анна Болейн, вторая жена Генриха VIII, мать королевы Елизаветы I.], потому что Мэри Болейн побывала в постели короля задолго до того, как ее сестра Анна вернулась домой из Франции, чтобы покорить сердце Генриха Тюдора. Елизавета очень нежно относилась к Генри, несмотря на все слухи о нем, а лорд Хандстон был неизменно предан королеве.
Однако последовала еще одна смерть, которая по-прежнему вызывала слезы на ее глазах. Уильям Сесил, лорд Берли[15 - Уильям Сесил – английский государственный деятель (1520–1598), министр иностра
Страница 19
ных дел (1558–1572) и лорд казначейства (1572–1598), главный советник Елизаветы I в течение 40 лет.] скончался 4 августа 1598 года. Сесил был ее любимым другом, ее на диво умным министром иностранных дел, который работал с ней с самого начала и который всегда ставил на первое место интересы королевы. Однако лорд Берли оставил королеве самое драгоценное наследство – своего еще более умного второго сына, сэра Роберта Сесила.Роберт Сесил был маленьким горбуном. Ему отчаянно не повезло с внешностью, однако он был достойным наследником своего отца и Френсиса Уэлсингема. Хотя Роберт Сесил впервые был выдвинут в парламент, когда ему было только восемнадцать, и быстро возвысился в правительстве королевы благодаря не только семейным связям, но и своим выдающимся способностям, он чувствовал себя, как дома, в веселом мире театра. Его часто видели в театре «Глобус» на представлениях пьес Уильяма Шекспира и Кристофера Марло[16 - Кристофер Марло – английский драматург и поэт (1564–1593).]. Сесил был человеком, который любил азартные игры с высокими ставками и аристократическое общество, к которому он принадлежал. Королева звала его Пигмеем – прозвище, которое он ненавидел, но никто, кроме Елизаветы, не осмеливался пользоваться им в его присутствии.
Скачет вприпрыжку маленький Сесил.
Корона и двор – все в его власти… —
распевали авторы баллад на улицах Лондона. Уродливая внешность Роберта Сесила делала его весьма непопулярным среди простого народа, которому нравилось иметь в любимцах людей высоких, красивых и галантных, как граф Эссекс. Тем не менее он без усилий заставлял забыть о своей внешности тех, у кого было время поближе узнать его, потому что был умен и любезен. Как и его отец, сэр Роберт был, безусловно, предан королеве и Англии. И если его хоть капельку волновало, что о нем думают другие, он не показывал этого.
По мере того как королева старела, Роберт Сесил видел свой прямой долг в том, чтобы проследить за безболезненной передачей власти от одного монарха к другому, так, чтобы Елизавета Тюдор не поняла, чем он занимается.
Именно в такой двор, двор выжидающий, двор, за внешним спокойствием которого скрывались непрекращающиеся интриги и страстное желание разделаться с прошлым и приблизиться к будущему, попала овдовевшая леди Бэрроуз, наивно ищущая свое счастье.
До Лондона они доехали без происшествий и сразу отправились в Гринвуд-Хаус, который принадлежал матери Патрика и был местом, где семья останавливалась, приезжая в город. Дом окружали луга, раскинувшиеся вдоль берега Темзы. Они хотели отдохнуть один день, прежде чем Валентина отправится исполнять свои новые обязанности.
Резиденция королевы – Уайтхолл, как и ее любимый Гринвич, располагался на берегах Темзы. Когда-то Уайтхолл был известен под названием Йорк-Плейс. Томас Вулзи[17 - Томас Вулзи – английский кардинал и государственный деятель (1450–1530).], прозванный своими современниками «самым гордым из всех когда-либо живших прелатов», после того как Генрих VIII сделал его архиепископом Йоркским, занял двухэтажный дом и расстроил его до величественного дворца. В конце 1529 года Вулзи в попытке сохранить убывающую благосклонность к нему короля подарил Генриху Йорк-Плейс, который король переименовал в Уайтхолл.
Генрих Тюдор приобрел земли вокруг Уайтхолла и построил обширный дворец на площади в двадцать четыре акра. Там были арены для петушиных боев, арена для турниров, теннисные корты, помещение, где аристократы играли в кожаный мяч, аллея для игры в кегли, сады и несколько других зданий для развлечений и спорта. К несчастью, территория дворца была разделена большой улицей, идущей от Вестминстера к Чаринг-Кросс. Улицу нельзя было закрыть, и, хотя основные сооружения дворца тянулись вдоль реки, чтобы попасть в другую его половину, нужно было пересечь улицу.
Патрик Бурк хотел повести свою кузину в театр в первый же день ее пребывания в Лондоне, но Валентина отклонила это предложение, сославшись на утомительность поездки.
– Возможно, ты права, кузина, – согласился лорд Бурк. – Лучше отдохнуть, пока можно, потому что старая Бесс будет свирепо гонять тебя. Как новенькой, тебе будут давать самые неприятные поручения. Однако прими мой совет и не позволяй фрейлинам командовать тобой, потому что ты выше их по положению.
Королевский двор включал огромное количество людей, среди них было шесть незамужних фрейлин и шесть замужних женщин или вдов, которые были придворными дамами ее величества. В их обязанности входило развлекать королеву и держать ее в курсе происходящего, успокаивать ее, играть с ней в карты, льстить ей и тешить ее. Женщины королевы знали Елизавету Тюдор лучше, чем кто бы то ни было, хотя некоторым из них хотелось бы отказаться от этой сомнительной чести.
– Я буду жить во дворце? – осведомилась Валентина у своего все знающего кузена.
– Они найдут какое-нибудь жилье для тебя, в этом я уверен, но не ожидай ничего пышного, Вал. Ты должна помнить, что ты самая младшая из королевских фрейлин и получила свое назнач
Страница 20
ние только благодаря случаю и исключительно большой удаче. Ты займешь место среди высокопоставленных дам, сверстниц королевы, они знают ее долгие годы: леди Дадли, вдовствующая графиня, графиня Варвик, леди Скруп, леди Хауард, графиня Ноттингем, которая достала тебе это место по просьбе Виллоу. Тебе очень повезло, кузина.Ее раздражало то, о чем он говорил, но все же Патрик бывал при дворе еще с тех пор, когда был ребенком. Ему было видней, поэтому Валентина поборола свою гордость и спросила его:
– Что еще вы можете рассказать мне, Патрик?
– Гринвуд будет твоим домом, как и для всех нас, за исключением Робина, у которого есть свой большой городской дом по соседству. Держи большинство своих вещей здесь, чтобы их не украли.
– Украли? – Валентина была потрясена.
– Дела при дворе сейчас обстоят не так, как прежде, – был его ответ. – Бери с собой только смену одежды и держи драгоценности при себе, иначе ты рискуешь потерять их. Нен не может весь день сторожить твои вещи. Здесь они будут в безопасности. Когда королева будет выезжать куда-нибудь, тебе придется брать с собой больше туалетов в зависимости от того, как далеко от Лондона она удаляется.
– Она стара, чтобы много путешествовать, – вставила леди Бэрроуз.
Патрик взорвался от смеха.
– Тебе лучше не упоминать о возрасте, особенно о королевском, если хочешь сохранить свое место, кузина. Бесс, может быть, и стара, но возраст ничуть не тяготит ее. Она каждый день гуляет, даже ездит верхом и утомляет своих фрейлин, которые еще моложе, чем ты, Вал. Тебе придется потрудиться, чтобы не отстать от нее! Единственное, что может остановить ее, – это смерть. А королева еще не готова сдаться смерти, что бы там ни болтали по этому поводу.
На следующее утро лорд Бурк на семейной яхте отвез свою кузину в Уайтхолл. Причаливая к лестнице около дворца, они увидели наверху Виллоу, нетерпеливо махавшую им рукой.
– Торопитесь! Торопитесь! – кричала она, когда они поднимались по лестнице.
– Я уверен, что мы не опоздали, – сказал Патрик сестре.
– Вы не опоздали, но мне нужно время осмотреть платье Валентины и рассказать ей самые свежие сплетни. Понимаешь ли ты, Патрик, что никто в нашей семье, кроме графини Линмут, не служил королеве в качестве придворной дамы? О, мы все были фрейлинами, но придворной дамой…
– Великий боже, Виллоу! Если ты считаешь это место таким заманчивым, почему бы тебе самой не занять его? – спросил Патрик.
– Стать придворной дамой? Ты с ума сошел? У меня есть семья, которая для меня важна, брат. Бедный Джеймс не может прожить без меня, и неужели ты забыл о моих крошках? Вы, холостяки, все одинаковы! Никакого уважения к обязанностям женщины. – Виллоу вздохнула, поправив выбившуюся прядь темных волос.
Она привела их в маленькую приемную и, не обращая внимания на своего младшего брата, обратилась к Валентине:
– Ну, кузина, дай-ка мне посмотреть на тебя.
Валентина осторожно сняла подбитый мехом темно-серый плащ и передала его Патрику. На ней было черное бархатное платье с юбкой колоколом, которая расходилась спереди и открывала черную парчовую нижнюю юбку с цветами, вышитыми золотой нитью и украшенными жемчугом и блестящими черными бусинками. Пышные рукава ее платья были украшены черными шелковыми лентами, каждая из которых была обшита маленькими жемчужинами. Манжеты были обшиты кружевными рюшами. Вырез платья был необычайно низок, что заставило Патрика задержать дыхание, потому что грудь у его кузины была замечательной.
– Разве вырез должен быть таким глубоким? – резко спросил он.
– Большинство женщин сейчас открывают практически всю грудь целиком, – возразила Виллоу. – Вырез Валентины как раз соответствует моде. Кроме того, у нее прекрасная грудь. Не будь таким старомодным, Патрик. – Виллоу продолжала рассматривать кузину, потом с удовлетворением кивнула.
Фижмы придавали юбкам Валентины необходимую жесткость линий. Лиф ее платья подчеркивал осиную талию и заканчивался спереди опущенным вниз мысом. Лиф был так же изысканно украшен, как и нижняя юбка. Талию обвивала изящная золотая цепочка, с которой свисали футляр для иголок, маленькие золотые часы и футлярчик для ароматического шарика.
Нен уложила волосы хозяйки в простую, но элегантную прическу, которой оказывали предпочтение женщины в семье Валентины. Волосы разделили пробором посредине, собрали в узел на затылке и украсили нитками жемчуга – узором, который повторялся в остальных украшениях Валентины. На каждом пальце красовалось по кольцу; на хрупкой шее мерцало ожерелье из жемчуга и черных блестящих бусин, в ушах длинные серьги с большими, причудливой формы жемчужинами.
Леди Бэрроуз являла картину состоятельной и почтенной вдовы.
– Ты само совершенство, – сказала Виллоу. – Твое платье свидетельствует о твоем хорошем воспитании, но тем не менее оно не затмит одеяния королевы.
– Твоя мать сказала мне, что это единственная вещь, которую я никогда не должна делать, – ответила Валентина.
– Жаль, что мать не усвоила этот урок раньше, – едк
Страница 21
заметила Виллоу.– Наша мать просто нашла причину поссориться с королевой, – сказал Патрик, защищая Скай. – Господи, Виллоу, ты разговариваешь прямо как англичанка!
– Я и есть англичанка, – раздраженно ответила Виллоу.
– Твоя мать ирландка, а твой отец испанец, – возразил он.
– Я родилась в Англии, в Рен-Корте, братец, – напомнила Виллоу. – Я всю свою жизнь прожила в Англии. Мой муж англичанин. Мои дети англичане, и я, будь ты проклят, тоже англичанка! Что касается тебя, Патрик Бурк, ты сам настоящий англичанин, несмотря на то что твой отец был ирландцем. Ты жил в этой стране с детства, и тебе принадлежат английские земли. Я не заметила, чтобы тебе очень хотелось присоединиться к графу Тироны и его повстанцам. Для этого ты слишком благополучный английский милорд!
– Будь ты проклята, Виллоу! Я почти решил…
– Хватит! – крикнула Валентина, вставая между сцепившимися сводным братом и сестрой. – Я не допущу, чтобы вы ссорились! Какое имеет значение, англичане мы или ирландцы? Мы одна семья, и только это важно. – Она обратилась к лорду Бурку: – Теперь помолчите, кузен. Не говорите больше ни одного слова. – Она снова повернулась к Виллоу: – Проводи меня, пожалуйста, к королеве. Не годится опаздывать на нашу первую встречу. Я не могу позволить, чтобы ее величество плохо думала обо мне.
– У девчонки ума больше, чем у любого из нас, – пробормотал Патрик.
Виллоу не обратила на него никакого внимания.
– Пойдем, кузина Валентина, – сказала она. – Я уверена, что у лорда Бурка найдутся другие дела. – И, даже не посмотрев на младшего брата, она повела леди Бэрроуз в апартаменты королевы.
Их встретили любопытные взгляды фрейлин, окружавших королеву. Молодые женщины считали невыносимо скучной свою жизнь при дворе, которая оживлялась лишь свиданиями с джентльменами. В течение последних нескольких лет эти молодые девушки из хороших семей, которые были выбраны для службы при дворе Елизаветы Тюдор, являлись причинами нескольких скандалов. Менее чем два года назад красивая, маленькая Элизабет Вернон оказалась беременной от графа Саутгемптона. Королева была взбешена поведением своей тезки, хотя позднее граф женился на девушке. И сейчас, именно в день прибытия Валентины, среди фрейлин готов был разразиться новый скандал.
Леди Дадли, вдовствующая графиня Варвик, поспешила навстречу со словами:
– Слава богу, что вы пришли, леди Эдвардс! Королева неистовствует! Мэри Фиттон беременна! – Она перевела взгляд на Валентину. – Это ваша кузина?
– Да, мадам. Это старшая дочь моего дяди, Валентина, леди Бэрроуз, вдова. – Она умирала от желания расспросить о вновь разразившемся скандале, но леди Дадли уже вела их в личные апартаменты королевы.
Служанка открыла дверь и впустила их, и они сразу услышали высокий, пронзительный голос:
– Ничего не говорите мне, кроме имени виновного, хотя как будто я не знаю, кто он! Это Уилл Герберт, верно, – королева впилась взглядом в рыдающую девушку, стоящую перед ней на коленях, и Валентина получила возможность первый раз рассмотреть Елизавету Тюдор, которую гораздо больше интересовала Мэри Фиттон, чем ее гости.
Вид королевы представлял собой поразительное сочетание контрастов. Тело ее сохранило стройность, движения – грациозность и порывистость, прекрасные руки были необычайно изящны. Но вытянутое, худое лицо было старым. Ее красивые, темно-серые глаза на самом деле казались черными и были по-прежнему блестящими и живыми, однако они глубоко запали, а нос, когда-то длинный и изящный, заметно потолстел с годами. Кожа оставалась очень белой или, возможно, казалась такой из-за ослепительно-рыжего парика королевы.
Елизавету Тюдор переполняла нервная энергия, особенно заметная в минуты гнева. Она расхаживала по комнате, обрушивая ярость на беспомощную госпожу Фиттон.
– Прошлым летом! Прошлым летом на свадьбе сына Вустера и леди Анны Рассел! Вы помните это? Да! Вы помните, моя застенчивая шлюха! Именно там вы и остальные проститутки, которые зовутся моими фрейлинами, изобрели этот глупый танец. Я спросила вас, какое чувство вы выражаете в этом танце, не так ли? А вы ответили с жеманной ухмылкой: «Любовь, мадам». А что я сказала тогда, госпожа? Могут ли ваши куриные мозги вспомнить это? Могут?
– Вы сказали, что любовь обманчива, мадам, – прорыдала Мэри Фиттон.
– Да, любовь обманчива, верно, но вы ведь не поверили в это, не так ли, госпожа? Дожила бы я до моих лет, если бы была глупой, вы, тупица? Дожила бы?
– Нет, мадам, – плакала девушка.
– Хм, – королева хмыкнула. – Ну так вам нелегко далось понимание смысла моих слов, госпожа. Какой же дурой вы были, изображая себя шлюхой, когда вам надо было немного подождать и вы получили бы в мужья Уильяма Коллиза, моего ревизора. Да, – сказала она пораженной девушке. – Я знаю, что он обожает вас и серьезно заботился о вас, как просил его ваш отец. Но вы предпочли Уилла Герберта, мужчину, который лишен обаяния, нравственности! Тьфу! Вы дура!
– Разве вы позволили бы мне гоняться за вашим ревизором, мадам, когд
Страница 22
Уильям Коллиз женат? – спросила Мэри Фиттон, собравшись с духом.– Вы дура, девушка, – ответила королева. – Его жена на много лет его старше и вскоре должна умереть. Он сделал бы вам честное предложение, а не поигрался бы с вами и не бросил бы вас, к моему неудовольствию, как поступил ваш любовник Уилл Герберт. Ах, понимаю, что толкнуло вас на это. Милорд Герберт должен был унаследовать графство, которое он сейчас и получил, а вы вознамерились стать графиней. Ну, моя милая, он не возьмет вас в жены. Вы это поняли? Он не возьмет вас в жены!
Мэри Фиттон побелела.
– Он не может отречься от ребенка, мадам! Ребенок его! Клянусь всемогущим Господом! Я была девственницей, когда отдалась ему!
– Вы больше не девственница, – свирепо бросила королева. – Хотите узнать, что ваш любовник думает о вас, девушка? – Королева протянула руку к своей груди и вытащила сложенный лист пергамента. Развернув его, она вслух прочла:
Даме, пребывающей при дворе:
Прими, красавица, мой дружеский совет,
Плод не давай срывать, пока он не поспеет,
Один раз уступив, уступишь сотню раз,
Как лед, который треснет раз,
И трещин будет много.
Королева пристально посмотрела на девушку.
– Ну, госпожа? Пока мы разговариваем, эти позорные стишки гуляют по двору. Так что вы думаете теперь по поводу нежного отношения вашего любовника к вам и к вашему ребенку?
Мэри Фиттон упала без чувств.
– Хм, – сказала королева, глядя на нее. – Видите, леди? Посмотрите хорошенько на презренную добродетель. Ха! Девушка заслужила то, что ей положено, не больше. Уберите ее. Пусть о ней позаботится леди Хокинс. Что касается милорда, графа Пембрука, мне следовало запереть его в Тауэре, но лучше посажу его на некоторое время в тюрьму Флит, чтобы охладить его горячую голову. Этого пока хватит.
Минуту она постояла, с презрением глядя на фрейлину. Хрупкими, украшенными кольцами пальцами она разгладила белые бархатные юбки платья с расшитым серебром лифом, потом неожиданно бросила взгляд на Валентину.
– А это еще кто? – спросила королева.
Леди Дадли сделала реверанс.
– Замена леди Гардинер, мадам, и ее кузина, герцогиня Альсестерская.
– Альсестерская? – Королева пристально всмотрелась в лицо Виллоу, которая сделала шаг вперед и присела в реверансе.
– Счастливого Нового года, мадам, – сказала она.
Лицо королевы просияло, когда она внезапно узнала Виллоу. Она улыбнулась, и присутствующие могли заметить отсутствие нескольких зубов.
– Виллоу, моя дорогая! Как я рада встретиться с вами. Мы так давно не виделись.
– Это все дети, мадам, – ответила Виллоу. – Их трудно оставить одних. Я никогда не поручала слугам воспитание моих сыновей и дочерей, в наше время трудно встретить у аристократов хорошие манеры. Уверена, вы поймете меня.
– В самом деле, это так, – согласилась королева. – Молодым людям в наши дни недостает воспитания, если оно вообще у них есть, а их нравственность еще хуже. Боюсь, что такого раньше не было.
– Ваше величество, – начала Виллоу с нарочитой скромностью, – если госпожа Фиттон сейчас уволена со службы, могу я предложить свою вторую дочь Габриэль прислуживать вашему величеству? В прошлом декабре ей только что исполнилось четырнадцать лет, и так же, как и ее старшая сестра Сесили, служившая вашему величеству несколько лет назад, она подготовлена к этому. Обещаю вам, что она не даст повода для скандала.
Королева хихикнула.
– Кто бы мог подумать, что внучки Скай О’Малли будут такими очаровательными и хорошо воспитанными юными леди. Я намерена удовлетворить вашу просьбу, графиня, потому что, во-первых, это доставляет мне удовольствие, а во-вторых, избавит меня от необходимости решать, кому из всех этих беспокойных созданий, о которых меня просят, я должна оказать предпочтение. Девушки со скромно потупленными глазами, раздутые от собственного невежества и интересующиеся только одним. Мужчинами! Да! Пришлите мне госпожу Габриэль Эдвардс. Теперь представьте мне вашу кузину, которая терпеливо дожидается этого, стоя рядом с вами. Кто она? Ваша семья так чертовски разрослась, что я не в состоянии знать всех.
Те, кто находился в комнате королевы, хихикнули, прикрывшись рукой при этом остроумном замечании.
– Разрешите мне представить вам мою кузину, Валентину, леди Бэрроуз, мадам. Она вдова Эдварда, лорда Бэрроуза, из Хилл-Корта в Оксфордшире, – официально сказала Виллоу.
Она была вне себя от радости, что ей удалось найти место для Габриэль. В течение двух последних лет она пыталась пристроить ее. Это, конечно, удалось благодаря тому, что она оказалась в нужном месте в нужное время.
Валентина присела перед королевой в изящном поклоне.
– Кто ваши родители, девушка? – спросила королева. – Ваша кузина так довольна своей маленькой победой, что представила вас, но ничего мне не сказала.
Виллоу покраснела, смущенная тем, что ее мысли так легко были разгаданы.
– Я старшая дочь лорда и леди Блисс из Перрок-Ройяла, мадам. Мой отец урожденный Конн О’Малли, хотя сейчас его знают как К
Страница 23
нна Сен-Мишель, потому что он взял фамилию моей матери, Эйден Сен-Мишель, чтобы ее фамилия не угасла. Мне говорили, что вы, ваше величество, сами устроили их брак, – закончила Валентина.– Конн О’Малли, – королева задумалась на мгновенье, потом оживленно сказала: – Я не видела ваших родителей почти десять лет, леди Бэрроуз. Ваш отец был очаровательно опасным проказником! О да, он был именно таким! – Она усмехнулась, вспоминая. – Он учинил такой скандал, что мне пришлось искать ему жену. Я говорила об этом с моим дорогим Сесилом в своей комнате в Гринвиче, сокрушаясь по поводу того, что не вижу подходящей пары для этого молодого дьявола. И вдруг твоя мать – я называла ее деревенской мышкой, ты знаешь об этом, потому что она была некрасивым и застенчивым созданием, – храбро предложила себя в качестве идеальной пары для О’Малли. Самый красивый мужчина при дворе! Xa! Xa! – Королева хлопнула себя по колену. – Не знаю уж, кто из нас был больше удивлен этим заявлением – ваша мать, Сесил или я! Девушка, конечно, была совершенно права. Она лучше всего подходила для него, и я сразу поняла это. Я поженила их в моей часовне несколькими днями позже. Сколько лет прошло с того дня?
– В следующем месяце будет двадцать три года, ваше величество, – ответила Валентина.
– И они по-прежнему счастливы?
– Да, очень.
– И сколько же детей подарил отец твоей матери? – спросила королева.
– Всего семеро, мадам. Нас четыре сестры и три брата.
– Сколько вам лет? – спросила Елизавета Тюдор.
– В марте исполнится двадцать один год, мадам, – ответила Валентина.
– Сколько времени вы были замужем?
– Меньше месяца, мадам.
– Он был вторым мужем?
– Нет, первым, мадам. – Валентине было явно не по себе.
– Вы не вышли замуж, пока вам не исполнилось двадцать? Почему так, миледи Бэрроуз?
– Я не могла найти никого себе по сердцу, а мои родители говорили, что я не должна выходить замуж, пока не найду мужчину, который мне нравится, – последовал ответ.
– А лорд Бэрроуз нравился вам? – громко допытывалась королева.
– Он был хорошим человеком, мадам.
– Гм, – заключила королева. Глаза ее смотрели пристально, но вопросов она больше не задавала. – Итак, вы прибыли, чтобы служить мне, леди Бэрроуз? Думаете подыскать себе второго мужа среди моих джентльменов? Могу сказать, что в большей своей части они никуда не годятся. Девки и азартные игры – вот и все, на что они способны сегодня. Во всей своре нет ни одного преданного человека. Они сидят как стервятники, дожидаясь моей смерти, но думаю, им придется еще долго ждать. Mortua sed non sepulta![18 - Мертва, но не погребена (лат.).] Вы говорите по-латыни, леди Бэрроуз?
Валентина кивнула. Она перевела слова королевы, полные горького юмора: «Мертвая, но еще не похороненная», – потом сказала:
– Я не ищу мужа, мадам. Я хочу только служить моей королеве, исполняя все, что доставит ей удовольствие.
– Как я понимаю, у вас такой же мягкий характер, как и у вашей матери, – отметила Елизавета Тюдор, – но я также думаю, что вы унаследовали и гордый нрав отца. Я не уверена, что такой молодой красивой женщине надо заточать себя в компании старух, в которых мы сейчас превратились, – продолжала королева, обводя рукой леди Дадли, леди Хауард и леди Скруп, находящихся в комнате. – Тем не менее я обещала вам место, и вы получите его. Главная фрейлина будет освобождена из-за последнего скандала. Вы займете ее место, леди Бэрроуз. Вашей обязанностью будет следить за порядком в этой своре ветреных блудливых девчонок. Я не потерплю больше скандалов!
– Бог да поможет тебе, – от всего сердца сказала ей Виллоу, когда позже они остались наедине в Гринвуде. – Королева поставила перед тобой непосильную задачу. Надеюсь, что она тебе по плечу.
– Мне понадобится твоя помощь, чтобы добиться успеха, Виллоу, – последовал ответ. – Ты знаешь двор. Я – нет. Как я могу следить за порядком среди фрейлин, которые гораздо лучше разбираются в этом мире, чем я? Я удивляюсь, почему королева возложила на меня такую обязанность.
– Возможно, она чувствует, что поскольку ты молода, то быстрее раскусишь маленькие проделки фрейлин. Обычно за этими дерзкими девчонками присматривают более старые женщины. Моя Габриэль по крайней мере не будет доставлять тебе хлопот. Ах, как я рада, что была сегодня с тобой, когда госпожу Фиттон отослали за скверное поведение! Вряд ли мне удалось бы пристроить Габи. Какая удача! Не могу дождаться, пока расскажу Джеймсу!
– Что ты расскажешь Джеймсу? – спросил Патрик Бурк, входя в гостиную.
– Что мне удалось получить для Габи место фрейлины королевы. Фиттон опозорила себя. Разве это не прекрасно?
– То, что Фиттон опозорила себя? – спросил лорд Бурк. – Думаю, это очень жестоко с твоей стороны, Виллоу.
Валентина рассмеялась.
– Конечно, я не радуюсь, что Фиттон сама себя наказала, – огрызнулась выведенная из себя Виллоу. – С моей стороны это было бы не по-христиански, а я, братец, очень стараюсь вести себя по-христиански. Я просто довольна тем, что оказала
Страница 24
ь в нужном месте в нужное время. Я уже два года пыталась пристроить Габи.– Я считал, что цель твоего визита к королеве в том, чтобы пристроить Валентину, – сухо заметил он. Он быстро повернулся и посмотрел на свою кузину. – Ты устроена, Вал?
– Королева назначила меня старшей фрейлиной, – последовал спокойный ответ.
– Чтоб мне сдохнуть!
– Патрик, прошу тебя, не ругайся! Ты совсем как мама! – отчитывала его Виллоу.
– Что, черт возьми, думала королева, назначив новичка, подобного Вал, главной фрейлиной. Эти маленькие распутницы будут из нее веревки вить!
– Спасибо, милорд, за ваше большое доверие ко мне, – едко поблагодарила его леди Бэрроуз.
– Тьфу! – бросил тот раздраженно. – Не устраивай женских обид, Вал. Ты всю жизнь прожила в деревне. Ты ничего не знаешь о дворе и о людях, чьи жизни зависят от него. Ты, моя дорогая, деревенщина, на которую возложили ответственность за группу очень практичных девчонок, которые превратят твою жизнь в ад. Разве ты ничего не сделала, чтобы остановить это, Виллоу? Где твой хваленый здравый смысл?
– Что мне было делать, Патрик? Сказать, что королева не права? Может быть, помчишься в Уайтхолл и скажешь ей об этом сам? Она буквально живьем сдирала шкуру с Фиттон, когда мы пришли. После того как ей представили Валентину и она поняла, какое место она занимает в нашей семье, королева назначила Валентину старшей фрейлиной. Ее беспокоило, что кузина попадет в окружение старух, как она имеет обыкновение называть себя и своих дам. Несмотря на неопытность Валентины, я почти уверена, что эта идея блестящая. Возможно, молодая женщина сможет лучше справиться с фрейлинами, чем старая, потому что она ближе к ним по возрасту и темпераменту. Я буду рядом и помогу кузине, если будет нужно. Я буду неподалеку.
– Я тоже останусь при дворе, – сказал лорд Бурк.
– Ты? – Виллоу была поражена. – Да ты не появлялся при дворе с тех пор, как был пажом в доме графа Линкольна.
– Валентине нужен друг-мужчина, ты же знаешь, джентльмены так же склонны сплетничать, как и женщины, дорогая сестра. Не повредит иметь кого-нибудь во вражеском лагере.
– Мужчины сплетничают? – Виллоу притворилась изумленной.
– Я не могу сама в это поверить, – прибавила Валентина насмешливо.
– Иногда хуже, чем женщины, – согласился он довольно, и они рассмеялись. – Когда ты должна вернуться ко двору, чтобы приступить к выполнению своих обязанностей, кузина? – спросил он.
– Королева приказала мне вернуться в Уайтхолл через два дня.
– Я еду домой прямо сегодня же, – заявила Виллоу. – Габи совсем не готова ехать ко двору. Мне понадобится по крайней мере неделя, чтобы подготовить ее, и то не очень основательно. Но надо торопиться, чтобы ее назначение не отменили. Как только она окажется при дворе, никто не посмеет попытаться убрать ее оттуда. – Говоря это, она натягивала перчатки.
– Ты посмотришь за Валентиной, Патрик? Приведи ее ко двору в четверг. – С этими словами она удалилась.
– Я не буду докучать вам, Патрик, – сказала ему Валентина, когда дверь за Виллоу закрылась. – Я уверена, что вы найдете более интересные дела, чем следить за мной, как будто я маленький ребенок, а не взрослая женщина.
– Ты в самом деле взрослая женщина, Вал, – сказал он и улыбнулся, увидев, как порозовели ее щеки. – Сегодня слишком поздно ехать в театр, – продолжал он. – Кроме того, погода отвратительная. Я возьму тебя в театр завтра, если не будет бури. Дают «Ричарда III» Уильяма Шекспира. Давай останемся сегодня дома и сыграем в карты. Придворные дамы вечно играют в карты, а ты, насколько я помню, ужасный игрок. Можешь попрактиковаться, а то проиграешь наследство лорда Бэрроуза маленьким жуликам, над которыми ты будешь начальницей.
– Ха! – парировала она. – Вы обыгрывали меня в карты, когда мне было четырнадцать, попробуйте сейчас победить меня! Где мы будем играть, кузен?
– Пошли, – сказал он, беря ее за руку, – библиотека – удобное место.
Лакей поставил инкрустированный деревянный карточный стол между двумя удобными креслами по обе стороны камина, в котором вскоре запылал веселый огонь. На круглом столе рядом с лордом Бурком он поставил кувшин золотистого вина и два кубка. Затем помог леди Бэрроуз сесть и вышел из комнаты.
– Давайте, милорд, я горю желанием заставить вас заплатить за ваше клеветническое обвинение в адрес моих способностей. Полагаю, вы можете позволить себе играть на настоящие деньги? – Валентина расправила юбки и посмотрела на него через стол. Неожиданно, когда их взгляды встретились, она почувствовала, как у нее странным образом засосало под ложечкой. Его глаза напоминали аквамарин. Они были необыкновенного оттенка. И почему раньше она этого не замечала. Улыбка, которую он подарил ей, подобралась к его глазам, заставив их очень мило сморщиться в уголках. Он, оказывается, чертовски красивый мужчина, но до этого момента она думала о нем просто как о кузене. Она поняла, что по какой-то непостижимой причине все изменилось.
– Полагаю, мадам, вы можете позволить себе влезть
Страница 25
долги? – подзадорил он ее. – Сыграем в карты.Она кивнула, и игра началась. Казалось, они были равными противниками, и его удивляло, как хорошо она научилась играть. Потом, к его изумлению, она начала обыгрывать его, куча его монет росла около нее. При этом она болтала, как будто ни в коей степени не интересовалась игрой.
– Почему вы никогда не появлялись при дворе, Патрик? – спросила она задумчиво, когда сбросила одну карту и взяла другую.
– Я пресытился им, когда был молодым, – ответил он. – Я не политик. Я обнаружил, что мне не нравится город, и жизнь здесь дорога, Вал. Я предпочитаю разводить лошадей в Клерфилд-Мэноре. Ты знаешь, что королева продала мне это поместье несколько лет назад. Теперь оно мое. Это не замок Бурков, который я даже не могу вспомнить и который, как ты помнишь, был разрушен. Клерфилд-Мэнор не стоит на наследственных землях Бурков. Меня вырастили законопослушным англичанином, как королева и обещала моей матери. – В его голосе прозвучала грусть.
– Вы не помните вашего отца или Ирландию?
Он покачал головой.
– Я был грудным младенцем, когда мой отец покинул Ирландию, чтобы никогда не вернуться обратно. Проклятье, ты выиграла у меня последнюю монету.
Она радостно рассмеялась.
– Ну, мой заносчивый молодой лорд, что вы рискнете предложить мне? – передразнила она его.
– Поцелуй, – ответил он озорно. – Последняя партия, Вал. Мой поцелуй против всего выигранного тобой.
– Боже правый, сэр, вы очень высоко цените себя, – сказала она. Она понимала, что краснеет, и ее сердце стучало неровно. Что, черт побери, происходит с ней? Это же Патрик Бурк. Она знает его всю жизнь.
– Ну, мадам? Неужели ваш спортивный азарт погас? – подстрекал он ее.
– Играйте, милорд, – ответила она, а когда он сдал ей карты, рассмеялась и злорадно сказала: – Вы проиграли, сэр!
– Нет, мадам, думаю, что скорее всего я выиграл, – ответил он. Встав, он двинулся к ней и прижался губами к ее рту.
Валентина была потрясена внезапностью его напора, но сопротивляться ему не могла. Своего тела она не чувствовала. Его рот! Его горячий рот, прижатый к ее губам, был такой…
– Вал.
Он оторвал губы, и она вдруг почувствовала себя ужасно одинокой. В ее красивых аметистовых глазах металось смущение. Она совершенно растерялась. Что происходит с ней? Она никогда не чувствовала такого. Он ласково провел большой рукой по ее лицу.
– Когда это было слыхано, мадам, чтобы лорд Бурк не платил своих долгов, – сказал он, и голос его снял возникшую между ними напряженность.
Валентина стояла, уперевшись руками в карточный стол, чтобы подавить сотрясающую ее тело дрожь.
– Зачем вы сделали это? – спросила она.
– Я только отдавал свой долг, Вал.
Это была ложь, и они оба поняли это. Он думал, что будет быстрый поцелуй, но что-то случилось, когда их губы встретились. Он не ожидал, что рот ее окажется таким сладким.
– Нет, – сказала она.
– Я люблю тебя. – Его голубые с серебром глаза встретили ее взгляд.
– Давно ли? – Она закусила нижнюю губу.
– Я не могу вспомнить, когда я не любил тебя. Я даже не могу вспомнить, когда родственная привязанность переросла в чувство любящего мужчины.
– И тем не менее вы позволили мне выйти замуж за Эдварда Бэрроуза?
– Когда я узнал от своей матери, что ты собираешься выйти за него замуж, было слишком поздно, – ответил Патрик. – Мой бог, Вал! Ты такая красивая! Ты могла бы выйти замуж за графа, должна была стать женой какого-нибудь знатного человека.
– В самом деле, милорд, вам ли это решать за меня? Я должна стать женой человека, который любит меня, черт вас побери!
Лорд Бурк стоял и смотрел на нее с высоты своего роста.
– Я сын изгнанного ирландского лорда. Что мог я предложить тебе? Ты родилась, чтобы стать женой знатного аристократа, а не кого-то, похожего на меня.
– Вы глупец, Патрик Бурк! Оба ваших родителя были ирландцами. Мой отец ирландец, а мать моей матери была Фитцджеральд. Но что касается вас и меня, хоть мы и ирландской крови, мы англичане, потому что прожили в Англии всю нашу жизнь! У вас есть Клерфилд-Мэнор и земли. Вы полноправно участвуете в торговой компании О’Малли – Смолл, и вы говорите, что любите меня. Какой же женщиной я должна, по-вашему, быть, чтобы хотеть больше того, что вы могли предложить мне?
– Значит, ты вышла бы за меня замуж, если я попросил бы? – спросил он неуверенно.
– Я не могу ни за кого выйти замуж, пока не закончится годовой траур по лорду Бэрроузу.
– А потом ты выйдешь за меня замуж?
– Не знаю, – сказала она, абсолютно спокойная. – Я должна любить мужчину, за которого выйду замуж, а я не знаю, люблю ли я вас, милорд. Потому что сейчас я сердита на вас. Вы говорите, что любите меня, но тем не менее не попытались даже остановить меня, когда я собиралась выйти замуж за Неда. Я никогда не верила, что вы такой малодушный, Патрик. Ваш отец, конечно, был не таким. Хотя он и смотрел, как ваша мать выходит замуж за другого человека, у него хватило храбрости, чтобы добиваться ее, несмотря ни
Страница 26
а что. Если вы домогались моей руки, вам следовало быть смелее. Я должна любить человека, за которого выйду замуж, но я должна и уважать его.Она повернулась, чтобы уйти, но он схватил ее и прижал к себе.
– Вероятно, моя вина, Вал, состоит в том, что я слишком сильно люблю тебя, – сказал он тихо и поцеловал ее снова. Это был не нежный поцелуй. Он был полон страсти и едва сдерживаемого желания.
Он раздвинул ее губы, проталкивая язык через ее зубы и заставляя ее язык покориться. Голова у нее закружилась, возбуждение охватило все тело. Она прижалась к нему, почти теряя сознание.
– Ах, любимая голубушка, – пробормотал он, отпуская ее губы. Он покрыл быстрыми поцелуями верхнюю часть ее груди, вдыхая сладкий аромат ландыша, исходящий от нее.
– Патрик! – нерешительно крикнула она. – Прекратите немедленно! – Она уперлась руками ему в грудь и попыталась оттолкнуть его. Никогда раньше она не представляла, что поцелуй может так обессилить. – Я совсем потерялась, милорд! – сопротивлялась она.
– А может быть, – шутил он, – у тебя слишком много мыслей, мадам. – Его руки крепко обнимали ее.
Отпусти он ее, она наверняка упала бы на пол.
Наконец, чувствуя, что силы возвращаются к ней, Валентина оттолкнула его.
– Вы смелее, чем я думала, милорд, – сказала она. – Тем не менее я прибыла ко двору служить королеве и не буду принимать никаких решений, касающихся моего будущего.
– Могу ли я ухаживать за тобой, Вал? – Глаза его смеялись.
– Да, но помните, совсем не обязательно я стану выделять вас из всех прочих джентльменов.
– Ого, мадам, теперь ты расхрабрилась.
– Возможно, Патрик, настало время и для меня стать храброй, – ответила она, блеснув глазами.
– Значит, ты собираешься наказать меня за мои грехи?
– Да, милорд, я сделаю это, и нет никакой гарантии, что, когда я устану от этой игры, я приму ваше предложение. Не достаточно просто сказать, что вы любите меня, Патрик. Вы любите меня, тем не менее вы позволили мне выйти замуж за другого. Конечно, вы не верили в то, что я любила Неда, ведь я даже не знала его. Меня огорчает, что вы сами ничего мне не говорили. Если бы вы действительно любили меня, ничто не смогло бы остановить вас. Поэтому с моей стороны было бы очень глупо рисковать. Кроме того, – она пожала плечами, – я дала слово никогда не выходить замуж. Может быть, я поступлю так, как королева, и сойду в могилу незамужней.
Он засмеялся.
– Я считаю, на это у тебя мало шансов, Вал, и честно предупреждаю об этом. Я намерен сделать тебя своей женой. На этот раз мною невозможно будет пренебречь. Я не позволю своей гордости или другому мужчине встать между нами. Для меня не существует никого, кроме тебя.
– И на этот раз, – предупредила она его, – меня невозможно будет быстро заставить принять решение. Эдвард Бэрроуз был хорошим, добрым человеком, но я понимаю, что его внезапная смерть оказалась благом для меня. Я никогда не узнала бы счастья с ним. Мне надо было попробовать свои силы при дворе много лет назад, вместо того чтобы быть серой мышкой из деревни. Я не повторю такой глупости снова. Ухаживайте за мной, Патрик, если хотите, но, если появятся другие, которые полюбятся мне, я буду благосклонна и к ним.
– Полагаю, это к лучшему, – сказал он мягко, – ты как следует узнаешь свет, а потом успокоишься в качестве моей жены и матери наших детей. Я целиком одобряю, – серьезно сказал он.
– Неужели, милорд? – пропела она необыкновенно сладким голосом.
– Да, мадам, – ответил он, растягивая слова. Он видел, что она начинает раздражаться, и снова притянул ее к себе. – Играй в свои игры, Вал, поскольку ты не навлечешь бесчестья на семью. – Он наклонился, чтобы поцеловать ее, но она вывернулась из его объятий и сильно ударила его по гладко выбритой щеке.
– Никогда не смейте читать мне нравоучения, Патрик Бурк! – сердито бросила она, чувствуя, как горит ладонь, и с удовлетворением вспоминая шлепок своей руки по его красивому лицу.
– Ой! – завопил он. – Черт возьми, ты мегера, мадам! Больно.
– Это и предполагалось, самодовольный негодяй! Любя меня, вы тем не менее стояли в стороне, когда я выходила замуж за другого человека, а теперь, когда я овдовела, вы наконец набрались достаточно мужества и объявили, что вы женитесь на мне! Ну, милорд Бурк из Клерфилд-Мэнора, если вы хотите меня, вам придется сначала поймать… а я уверяю вас, что заставлю погоняться за собой, прежде чем вы добьетесь своего, если добьетесь!
– Что, черт возьми, происходит с тобой, Валентина? – крикнул он вслед выскочившей из комнаты Валентине.
О, женщины! Они самые сумасбродные создания! Любая разумная женщина, которой сказали о том, что она любима, встретила бы это с радостью. Вал совершенно невозможная девчонка, но, помоги ему бог, он любит ее.
Валентина взбежала по лестнице в свои комнаты, пробежала мимо ошарашенной Нен в спальню и бросилась на кровать.
– Оставь меня одну, Нен, – приказала она служанке. – Я хочу побыть одна. Уходи и не впускай сюда никого, пока я не разрешу!
Нен ушл
Страница 27
. Она знала характер Валентины. Приступы плохого настроения появлялись у нее редко и продолжались недолго. Ей необходимо было побыть одной, чтобы обрести душевное равновесие.Валентина не знала, радоваться ей или плакать. «Я не могу припомнить, когда бы я не любил тебя».
Он осмелился сказать ей это после того, как молчаливо стоял рядом, наблюдая, как она выходит замуж за Эдварда Бэрроуза.
– Будь ты проклят, Патрик! – бормотала она – Будь ты проклят! Будь ты проклят! Будь ты проклят!
Валентина не отводила тяжелого взгляда от красивого восточного ковра в золотых и синих цветах. Если поцелуй мог быть так несказанно прекрасен, тогда каким же может быть на самом деле завершающий акт любви? Конечно, не такой, какой был у нее с мужем. Бедняга Нед. Он был, вероятно, самым холодным из всех мужчин. Даже она поняла это, несмотря на неопытность. Когда они ехали в Хилл-Корт из Перрок-Ройяла, он сказал ей, что будет приходить к ней в постель три раза в неделю до тех пор, пока она не забеременеет, и объяснил, как она должна вести себя. Он знал, что ее семья сначала принадлежала к римской церкви, но сейчас придерживалась англиканской веры. Он, однако, больше склонялся к кальвинистским убеждениям.
– Тогда вы пуританин, – заметила она, удивленная.
– Считайте так, дорогая, – согласился он, объяснив, что, являясь человеком чистых и строгих принципов, он не согласен с бесстыдным поведением. Она никогда не должна появляться голой перед ним, как и не должна издавать никаких звуков во время акта. Она должна принимать его семя, как добрая и послушная жена, горячо молясь, пока он трудится над ней, чтобы Бог позволил ей стать вместилищем новой жизни.
Он появлялся у ее кровати в дни, отведенные для его прихода, и одобрительно улыбался, видя ее в белой шелковой ночной рубашке с высоким воротником и длинными рукавами, с ночным чепцом на голове, розовые шелковые ленты которого были единственным намеком на легкомыслие. Откинув одеяла, чтобы лечь в кровать, он задувал стоящие возле кровати свечи, оставляя комнату в абсолютной темноте. Он настаивал на том, чтобы драпировки были задернуты и луна не могла осветить их постыдное занятие.
Так не могли любить друг друга отец и моя мать, думала Валентина всякий раз, когда ее муж приходил к ней. Она лежала неподвижно, руки ее были прижаты к бокам, как он ей и приказывал, пока Эдвард Бэрроуз распахивал ее ночную рубашку и нащупывал ее груди. Его пальцы мяли ее плоть, и вскоре дыхание его становилось тяжелым. Он задирал ее рубашку, аккуратно подворачивая вокруг талии, и его пальцы ощупывали ее. Когда он считал, что она готова принять его, он влезал на нее, входил в нее одним толчком и начинал двигаться на ней. Дыхание его становилось все более хриплым, и наконец он валился на нее со слабым всхлипом. Придя в себя, он вставал со словами: «Благодарю вас, моя дорогая», – и в кромешной тьме с безошибочной точностью находил дорогу к двери, соединяющей их комнаты.
Кроме первой ночи, он ни разу не провел с ней все время до утра. Она однажды почувствовала потребность поднять бедра навстречу ему, но он немедленно сказал:
– Моя дорогая, вы не проститутка. Лежите спокойно.
Сейчас Валентине было страшно подумать, что только благодаря случаю она избежала участи быть его женой всю жизнь, так никогда и не познав счастливого ощущения, которое подарили ей поцелуи Патрика Бурка.
Тем не менее эти поцелуи заставили ее задуматься и о других мужчинах. Если Патрик Бурк смог заставить ее испытать такое наслаждение, может быть, есть и другие мужчины, которые могли бы вызвать у нее такие же ощущения. Возможно ли это?
Валентина перевернулась на кровати и уставилась в голубой бархатный балдахин. Она не должна позволить, чтобы это новое ощущение взяло верх над здравым смыслом. Из всех детей в семье она одна унаследовала практичный характер Эйден. Конечно, сейчас не время терять голову. Она приехала ко двору служить королеве, а не стать источником скандала, как бедная Мэри Фиттон.
Ее удивило, что Патрик Бурк любит ее. Патрик холостяк, мать которого отчаялась когда-нибудь найти ему жену. Тетя Скай считала Патрика мечтателем. Иногда Патрик напоминал Валентине ее отца, а если она похожа на свою мать, тогда их брак не мог стать несчастливым.
– Нет! – вслух произнесла она. Она не собиралась позволить себе согласиться на первое, что попалось ей на дороге, только для того, чтобы сделать счастливыми всех вокруг. На этот раз она сама должна стать счастливой.
В дверь постучали.
– Лорд Бурк спрашивает, собираетесь ли вы ужинать с ним, – раздался из-за двери голос Нен, – или у вас все еще приступ дурного настроения?
Валентина соскочила с кровати и открыла дверь.
– Он так сказал?
– Про плохое настроение? Нет. Он только хотел знать, поужинаете ли вы с ним.
Валентина подумала секунду, потом сказала:
– Передай ему, что я слишком устала. Я увижусь с ним завтра. Спроси его, когда мне надо быть готовой для поездки в театр.
– Вы едете в театр? Это самое ужасное место в Лондоне, там
Страница 28
олно всяких нечестивцев. – У Нен был испуганный вид.– Ты необыкновенно хорошо осведомлена для женщины, которая провела всю жизнь в деревне, так же как и я, – заметила Валентина, – но что еще хуже – ты говоришь, как пуританка.
– Мне не надо было жить в этой смердящей дыре, чтобы знать, что театр – это ужасное место. Полон карманников и шлюх! Если я служанка, то это не означает, что я ничего не знаю, миледи.
– Ах, Нен, – обняла ее Валентина. – Я не хотела обидеть тебя. Поскольку я иду в театр с лордом Бурком, уверена, что он присмотрит за мной как следует.
– Гм! У него не больше здравого смысла, чем у вас.
Валентина улыбнулась.
– Иди и передай лорду Бурку, что я встречусь с ним утром, а потом, пожалуйста, приготовь мне что-нибудь на ужин. Я поем в спальне у камина.
Сказав еще одно «гм!», Нен торопливо удалилась.
Валентина закрыла дверь комнаты. Что бы она делала без своей верной Нен? Нен, которая была ее лучшим другом, так же, как и служанкой. Нен, которой сделается дурно, когда она увидит, что Валентина решила надеть в театр. Миледи Бэрроуз озорно хихикнула при мысли об этом.
Она веселилась на следующий день, когда обиженная Нен прореагировала именно так, как и ожидала ее хозяйка.
– Вы не можете выходить в этом платье днем, – спорила Нен. – Вы непременно умрете от простуды.
– На мне будет плащ, а он подбит мехом. Кроме того, Нен, день солнечный. – Валентина посмотрела на свое отражение в длинном зеркале, любуясь тем, как лиловый бархат подчеркивает цвет ее глаз.
– Мне не нравятся эти низкие вырезы, миледи, – заявила Нен с суровым неодобрением. – Вся грудь открыта, и, что бы вы ни говорили, вы наверняка простудитесь! И дома его нельзя носить, но на улице, в этом театре… Говорю вам, ничего хорошего из этого не получится.
– Тем не менее, милейшая Нен, я одета по последней моде, я фрейлина ее величества и не могу появляться на людях одетая по-иному. Сходи и принеси мой лиловый кружевной шарф и шкатулку с драгоценностями.
Нен ушла, бурча по поводу своенравности некоторых людей, в то время как Валентина, довольная собой, продолжала любоваться своим отражением. Поскольку прошло больше шести месяцев после смерти Эдварда, она могла не носить черного, и в ее туалетах допускались серый, белый, лиловый, голубой, коричневый цвета и темные оттенки зеленого. Королева предпочитала видеть своих дам одетых в черное, а фрейлин – в белое, за исключением праздников, поэтому при исполнении своих обязанностей Валентине придется носить более строгие платья.
Лиф, верхняя и нижняя юбки платья Валентины были лилового цвета. Лиф был украшен замысловатым узором из серебряных нитей и жемчуга. Вставка в нижней юбке была расшита серебряной нитью узором из листьев и винограда. Маленькими рюшами из лилового кружева с мелкими жемчужинами был отделан вырез платья.
Валентина открыла маленькую коробочку из слоновой кости и после внимательного изучения выбрала две маленькие черные мушки в форме сердца. Она приклеила одну над правым уголком рта, другую на холмике левой груди.
– Какой стыд! – кипела Нен, вернувшись со шкатулкой для драгоценностей и шейным платком. – Я просто не знаю, что с вами случилось, миледи. Ваша мать очень расстроилась бы.
– Мушки сейчас в моде, Нен. Ничего постыдного в мушках нет. Открой шкатулку, а потом помоги мне с шарфом, пожалуйста. – Валентина переключила свое внимание на украшения, большую часть которых она унаследовала от семьи Бэрроуз. Она вынула тройное ожерелье розового жемчуга, каждая нитка которого была длиннее предыдущей. Большая, неправильной формы жемчужина, окруженная бриллиантами, свисала с самой длинной нитки. Когда Валентина застегнула ожерелье на шее, жемчужина уютно устроилась в ложбинке между грудями. Потом она выбрала дорогие жемчужные серьги и несколько красивых, хотя и неброских, колец. Жемчуга, вероятно, лучшие из ее драгоценностей.
После того как шарф был повязан, Нен убедилась, что красивый шиньон Валентины не пострадал. Потом она заявила:
– Уговаривать вас бесполезно, но все-таки я считаю, что вам лучше взять плащ и перчатки. По крайней мере обещайте мне, что наденете капюшон, потому что с реки дует ледяной, промозглый ветер.
– Обязательно, – уверила ее Валентина, улыбаясь.
Когда Валентина спускалась по парадной лестнице Гринвуд-Хауса, Патрик, не скрывая, любовался ею. Она была завернута в красивый бледно-лиловый плащ, отделанный по краям мехом серого кролика; в руках – маленькая и, несомненно, легкомысленная муфта из того же меха, к муфте она прикрепила букетик шелковых пармских фиалок. Она протянула ему руку, затянутую в надушенную перчатку бледно-лилового цвета. Он поцеловал ее руку, и их взгляды встретились.
– Добрый день, кузина, – сказал он, с удовольствием наблюдая, как она зарделась.
– Доброе утро, милорд. Мы готовы ехать? В какой театр вы везете меня, в «Розу» или «Глобус»?
– В «Глобус», и нам надо поторопиться, если мы хотим получить места на сцене. Я не допущу, чтобы ты подвергалась опасностям партера. На сцен
Страница 29
мы будем в большей безопасности от карманников, но чтобы ты ни делала, Вал, не выпускай из рук муфту и плащ.– Нен в ужасе оттого, что вы ведете меня в театр, – призналась Валентина, когда они сели в карету.
– Если подумать, я близок к мысли, что Нен права. У нее, наверное, больше здравого смысла, чем у любого из нас. Публика в театре склонна к грубости. Не отходи от меня ни на шаг, Вал, – предупредил он.
– Где находится «Глобус»? – спросила Валентина.
– За мостом в Саутварке, – ответил он. – На самом деле, это новый «Глобус». Городской совет и его пуританские сторонники разрушили старый театр несколько лет назад. Новое здание было построено за рекой, около Беар-Гарден. Это довольно неприятный район, но днем он обычно безопасен.
– Представление похоже на рождественские пантомимы, Патрик?
Он улыбнулся:
– Нет, в тысячу раз лучше, Вал. В пантомимах играют старые пьесы, восходящие к таким давним временам, что за столетия слова изменились. Кроме того, это простые истории. Пьеса, написанная господином Шекспиром или бедным Кристофером Марло, – это совершенно особое мастерство. Я не понимаю, как им удается складывать слова так, чтобы они звучали удивительно.
– Почему Кристофер Марло «бедный»?
– Он был убит в драке в таверне несколько лет назад. Этот человек был гением и… совершенно сумасшедшим.
– Я помню, как ваша сестра Велвет рассказывала, что встречала его при дворе. Он ей не понравился. Она сказала, что он пытался позволить себе вольности по отношению к ней.
– Да, это вполне похоже на Марло. Он считал, что ему все позволено. – Патрик хихикнул. – Воображаю, как Велвет выгнала его.
День был великолепный. Ярко светило солнце, и почти не было ветра, что необычно для января. Они ехали к реке, в направлении Лондонского моста. Саутварк с его театрами, Беар-Гарден с тавернами находились на другой стороне реки. Мост скорее напоминал улицу, раскинувшуюся над Темзой. По обе стороны моста стояли здания, в которых находились лавки, жилые дома и модные публичные заведения. Проезжать по реке под мостом можно было постоянно, за исключением двух раз в день, когда прилив был особенно высок, и в это время проход под мостом становился слишком опасным для всех, кроме дураков и любителей острых ощущений.
Лондон был шумным городом, и Валентина подумала, сможет ли она когда-нибудь привыкнуть к нему. Непривычными были для нее и отбросы на улицах, превращающихся в грязь во время дождя или снега. Вонь стояла ужасная даже зимой, но еще хуже летом, как сказал ей Патрик. Что касается крыс, она была поражена тем, как нагло и беспрепятственно они роются в кучах мусора на улицах, не боясь людей. Проходящие мимо не обращали на них внимания, направляясь по своим делам мимо зловонных куч и даже не глядя на красноглазых грызунов.
Карета стучала колесами по Лондонскому мосту. В Саутварке карету тут же окружили попрошайки, и леди Бэрроуз поняла, почему лорд Бурк настоял на том, чтобы взять с собой помощника кучера и двух грумов, ехавших сзади. В обязанности этих слуг входило отбиваться от попрошаек и устранять препятствия на пути, чтобы кучер Джон мог беспрепятственно управлять лошадьми. Когда они приедут в театр, четверо слуг останутся охранять карету, чтобы ничего не было украдено.
– Откинься назад, – предупредил Патрик Валентину. – Когда они видят женщину, они понимают, что у нее есть драгоценности, и находятся такие наглецы, которые могут ворваться внутрь кареты и сорвать их с тебя.
Хотя ее плащ был надежно застегнут на серебряные застежки, леди Бэрроуз последовала совету своего спутника, плотнее завернувшись в плащ и натянув подбитый мехом капюшон, чтобы скрыть лицо.
Карета свернула в узкий переулок, который вел прямо к театру, и большая часть преследователей исчезла. Над театром развевался флажок, означающий, что в этот день будет дано представление.
Валентина наклонилась вперед, и ее красивое лицо, выглядывающее из-под бархатного, отороченного мехом капюшона, казалось лорду Бурку лицом молоденькой девушки, чье заветное желание наконец исполнилось. Ему страшно хотелось поцеловать ее, но он понимал, что время и место сейчас неподходящие.
– Оставайся здесь, – сказал ей лорд Бурк, – пока я узнаю, можно ли получить места. – Он вылез из кареты.
Грумы заняли свои места у каждой двери кареты, чтобы леди Бэрроуз не могли потревожить.
Валентина как зачарованная наблюдала за движением на улице. Взглянув вверх, она увидела вышитый золотом глобус на ярко-красном шелковом полотнище, развевающемся на позолоченном ясеневом шесте над крышей театра. Карету обтекали люди, торопящиеся на представление, в основном простой люд, подмастерья, владельцы лавок с женами, некоторые иностранные гости, прослышавшие о мастере Шекспире. Среди них были девушки, продававшие фрукты с деревянных лотков; толстая, краснощекая женщина кричала:
– Булочки! Сахарные булочки! Кто купит мои булочки? Две за полпенни!
Продавец воды и торговка расхваливали сладости и эль. Дверь кареты открылась, и лорд Бурк протянул рук
Страница 30
Валентине, чтобы помочь ей выйти.– Мне удалось получить для нас два последних места на сцене, – сказал он и повел ее в театр. – Покрепче запахни плащ, Вал. Прошел слух, что сегодня здесь будет Молл Катперс[19 - Катперс – вор, срезающий кошельки.].
– Кто такая Молл Катперс, Патрик?
– Самая известная воровка, пользующаяся дурной славой. На самом деле ее зовут Мэри Фрит, по рождению, как я слышал, она довольно знатного происхождения. Одевается в мужское платье, что само по себе довольно необычно. Эта особа, несомненно, очень ловка и не щадит даже представительниц своего пола. Надеюсь, что на тебе не очень много драгоценностей.
– Вы же не думаете, что я появлюсь на людях без украшений, – сказала она резко, и он ухмыльнулся.
– Запахни плащ, Вал, – предупредил он ее. – У меня нет оружия, и я не намерен ввязываться в драку из-за какой-нибудь твоей безделушки.
Они протолкались через партер, где простой люд сидел на местах стоимостью в один пенс. Зал уже заполнился шумной, толкающейся чернью. Продавцы, которые платили управляющему театром небольшую плату, торговали в партере вразнос элем, сидром, фруктами, орехами и сладостями. В углу зала кучка мужчин играла в карты, а в центре партера вовсю шла игра в кости, сопровождаемая горячими спорами и выкриками. У лестницы, ведущей на сцену, стоял служитель.
– Нет входа, – сказал он. – Эта часть сцены оставлена для графа Пембрука и его гостей.
– Но у меня трехпенсовые билеты, – возразил Патрик Бурк.
– Нет входа, – твердо сказал служитель.
– Граф Пембрук не придет, – сказала Валентина, дерзко вступая в разговор.
– Не придет? – служитель с подозрением посмотрел на нее. – А почему это он не придет, хотел бы я знать?
– Потому что со вчерашнего дня он сидит в тюрьме Флит по приказанию ее величества. Ваш продавец билетов явно знал это, иначе он не продал бы билеты лорду Бурку. Пожалуйста, пропустите нас. Я не привыкла стоять и ждать, пока мне позволят сесть на место. Я леди Бэрроуз, одна из придворных дам ее величества.
Служитель расшаркался перед Валентиной и проводил их до места.
– Прошу прощения, мадам. Меня не предупредили. Надеюсь, что вы не будете дурно отзываться о «Глобусе» в присутствии ее величества.
На него произвел сильное впечатление властный вид леди Бэрроуз, не говоря уж о ее красоте. Он считал, что все королевские дамы должны быть такими же высохшими старухами, как и сама старая Бесс.
– Понятное заблуждение, – снисходительно ответила Валентина, садясь.
Она с улыбкой поблагодарила служителя, сразу же забыв о нем.
Лорд Бурк с трудом сдерживал смех.
– Боже правый, какая же ты ведьма! Еще секунда – и бедняга начал бы вымаливать у тебя прощение.
– Граф Пембрук во Флите, – ответила она, – так какой вред в том, чтобы поправить человека? Вы бы так стояли и спорили с ним, милорд? Что это за ложи, которые смотрят на сцену? – спросила она. – Почему в одних занавеси опущены, а в других нет? Разве какая-то ложа из этих должна быть скрыта от посторонних глаз?
– Они должны быть очень надежно скрыты от посторонних глаз и могут повредить доброму имени. Твоя карьера при дворе окончилась бы в тот же момент, когда ты зашла бы в одну из них. В этих комнатах дорогие шлюхи развлекают своих клиентов. А среди зрителей ты можешь найти не одну знатную придворную даму, прикрывающуюся маской с драгоценными камнями и радушно принимающую своих любовников подальше от пытливых глаз мужа и друзей. Во время представления понаблюдай за этими ложами. Со своих мест шлюхи будут махать рукой и окликать джентльменов. Тот, кто сидит молча, спрятавшись за маской и следя за представлением, пришел на тайное свидание. Что касается занавесок, Вал, то это означает, что за ними идет обслуживание клиентов.
Она покраснела.
– Боже мой! Я действительно оказалась в совершенно другом мире, Патрик. Думаю, мне очень повезло, что вы с Виллоу будете опекать меня. Чувствую, мне многое предстоит узнать о жизни в городе и при дворе.
– Я в самом деле буду опекать тебя, Вал, – тихо сказал он ей на ухо. – Ты моя самая дорогая собственность, голубушка.
Боже правый! Как ему нравится свежесть ее духов!
– Я не являюсь ничьей собственностью, милорд, – сказала она тихо и сердито. – Как вы смеете говорить такое?
Прежде чем он смог ответить, раздался голос:
– Бурк! Патрик Бурк! Неужели это вы?
Они увидели элегантно одетого джентльмена, такого же высокого, как и лорд Бурк, который поднимался по лестнице и махал рукой.
Валентине он показался очень красивым. Его рыжеватые золотистые волосы по цвету напоминали темный мед. Патрик узнал незнакомца и встал, чтобы приветствовать его. Два стоящих рядом мужчины напоминали Валентине день и ночь, таким разным был их цвет волос.
Заняв место рядом с леди Бэрроуз, джентльмен взял ее руку и пылко поцеловал. Серые, с поволокой глаза, большой изящный нос, аккуратно подстриженные рыжеватые усы. Незнакомец уставился на нее, не скрывая восхищения.
– Томас Эшберн, граф Кемп, мадам, к вашим услугам. Скажите мне,
Страница 31
что вы не его жена, и я умру от счастья!Еле заметная улыбка тронула губы Валентины. Он явно заинтересовал ее. Тем не менее она ответила довольно холодно:
– Вы ведете себя непристойно, сэр!
– Но вы его жена, божественная?
– Я его кузина.
– Тогда мои молитвы услышаны, мадам. – Он повернулся к Патрику: – Вы не представите нас, мой друг?
– Том, ведите себя пристойно! Это моя кузина, леди Бэрроуз. Она недавно овдовела и в первый раз в своей жизни приехала из деревни. Завтра она приступает к службе у королевы. И я взял на себя обязанность опекать ее.
– Я думаю, что это довольно эгоистично с вашей стороны, Патрик. Я сам с удовольствием стал бы опекать леди Бэрроуз, – он снова взял руку Валентины и, заглядывая ей в глаза, сказал: – Могу я также предложить вам, мадам, свои услуги в качестве рыцаря?
– Бога ради, Том, неужели вы никогда не повзрослеете? – пробурчал лорд Бурк.
Не обращая на него внимания, граф сказал:
– Ну как, мадам?
– Она не хочет, чтобы вы болтались вокруг и раздражали ее именно тогда, когда она собирается начать свою службу у королевы, – сказал Патрик.
– Полагаю, что у леди никогда не может быть слишком много обаятельных джентльменов, опекающих ее, – ответила Валентина с кокетливой улыбкой. Замашки собственника болезненно ранили ее, а сейчас он пытался отвадить привлекательного мужчину, когда она почувствовала, что ей не хочется, чтобы граф Кемп уходил.
– Можно мне получить свою руку обратно, милорд? – спросила она.
– Только если вы настаиваете, – ответил он с заразительной улыбкой.
Валентина весело подмигнула ему. Она не могла припомнить, чтобы когда-нибудь кокетничала с джентльменами. Это забавно!
– Пьеса сейчас начнется, – подчеркнуто заметил Патрик.
Валентина увидела, что на сцене появилось несколько артистов.
– Лорд Бурк прав. Мы должны уделить внимание артистам.
– Тогда я умолкаю, божественная, но вы не можете заставить замолчать мои мысли или сердце, – страстно ответил граф Кемп.
– Боже правый! Что за вздор! – проворчал лорд Бурк, наградив приятеля мрачным взглядом.
Валентина фыркнула. Она понимала, что это глупо, но ничего не могла поделать. Патрик ревновал, по-настоящему ревновал. Никто никогда не ревновал ее раньше. Около нее никогда не было двух джентльменов, соперничающих друг с другом.
– Я вовсе не считаю это вздором, – сказала она скромно. – Думаю, что это довольно мило с вашей стороны, граф. – Она одарила его еще одной улыбкой.
Том Эшберн улыбнулся в ответ, очень довольный собой. Лорд Бурк посматривал на них испепеляющим взглядом, прежде чем переключил свое внимание на сцену. Действие на сцене разворачивалось, а мужчины думали о Валентине. Граф Кемп решил, что было бы замечательно заняться с ней любовью и целовать это крохотное сердечко в уголке ее рта. Мысли Патрика Бурка были более серьезными. Он наконец ясно понял, что любит Валентину, и не собирался терпеть рядом с ней другого мужчину. Ты моя, сладкая голубка, не важно, знаешь ты это или нет, говорил он ей про себя. Ты принадлежишь только мне.
3
Мэри Фиттон отдали под надзор леди Хокинс. У нее случился выкидыш. Безрассудная и легкомысленная Мэри, которая надевала просторный мужской плащ и храбро уходила из дворца для встречи со своим любовником! Мэри оказалась в немилости. Подобно хорошенькой Элизабет Вернон, она пошла на риск, но в отличие от Элизабет проиграла. Граф Саутгемптон женился на своей любовнице, госпоже Вернон, граф Пембрук – нет. Этот неприятный факт напугал пятерых оставшихся фрейлин, заставив их быть осмотрительными. Они сбились у камина в комнате фрейлин, ожидая прибытия новой девушки на место Мэри и новой старшей фрейлины. Волнение возросло, когда в комнату вошла леди Скруп в сопровождении какой-то женщины. Кто она?
– Доброе утро, юные леди, – приветствовала их леди Скруп.
Пятеро девушек встали и поклонились вошедшим. Каждая из них исподтишка рассматривала незнакомку. Она была молода, но, конечно, не так молода, как они. Им было от тринадцати до семнадцати. Мэри Фиттон была старше всех, но эта незнакомка выглядела не старше Мэри.
– Это леди Бэрроуз, новая старшая фрейлина, – объявила им леди Скруп. – Пожалуйста, подходите по очереди и называйте свое имя и возраст.
Девушки быстро переглянулись, потом старшая отделилась от группы и вышла вперед.
– Меня зовут Маргарет Дадли, мне семнадцать, мадам. – Она поклонилась Валентине, которая улыбнулась и кивнула. – А это моя кузина, Элизабет Стенли, – сказала она, делая знак самой младшей девушке выйти вперед.
– Сколько вам лет, Элизабет Стенли? – ласково спросила Валентина.
– Тринадцать, мадам, – пропищал тоненький голосок. Девочка поклонилась. Самая высокая из девушек, надменная блондинка, чью красоту портил слишком длинный нос, встала перед леди Бэрроуз.
– Меня зовут леди Гонория де Бун, – сказала она и отступила назад.
– Вы не поклонились леди Бэрроуз, Гонория, – предупредила леди Скруп.
– Мадам, не ждите, что я сделаю это, – ледяным голосом сказала девушка.
Страница 32
– Де Бун выше по положению, чем кто-то по фамилии Бэрроуз.– Не зная полной родословной леди Бэрроуз, Гонория де Бун, я не могу так сказать, но ее положение старшей фрейлины дает ей превосходство перед вами, и, если вы не поклонитесь, я сообщу о вашем непослушании королеве. События этой недели истощили терпение ее величества в отношении вас. Она, не колеблясь, выгонит вас, Гонория де Бун, потому что Елизавета Тюдор превосходит по званию всех нас. Вы поняли меня, дитя? Я также должна напомнить вам, что вы забыли упомянуть свой возраст.
– Мне шестнадцать, – последовал мрачный ответ.
Гонория де Бун поклонилась Валентине с едва прикрытым раздражением.
– Меня зовут Элеонора Клиффорд, мадам, – сказала розовощекая темноволосая девушка, – и мне тоже шестнадцать. – Она весело улыбнулась Валентине, присев в реверансе.
Последняя из фрейлин вышла вперед и красиво присела перед Валентиной.
– Мое имя Пенелопа Хауард, – сказала она, – и мне четырнадцать лет.
– Я рада познакомиться со всеми вами, – сказала Валентина. – Моя младшая кузина, леди Габриэль Эдвардс, дочь графа Альсестерского, присоединится к вам через несколько дней. Я надеюсь, что это удовлетворит ваше жгучее любопытство относительно новой фрейлины.
Все девушки, за исключением Гонории, рассмеялись, и леди Скруп сказала:
– Познакомьтесь поближе с этими хохотушками, леди Бэрроуз. Королеве они не понадобятся до вечера. Сегодня она устраивает прием в честь посла какого-то небольшого немецкого княжества.
– Может быть, девушки покажут мне Уайтхолл, чтобы я могла ориентироваться во дворце, – сказала Валентина.
– Отличная мысль, – с удовольствием ответила леди Скруп. – Я оставляю вас, леди Бэрроуз, с ними и желаю удачи. Они довели почти до сумасшествия многих добрых женщин.
С этими словами леди Скруп удалилась.
Слегка улыбаясь, Валентина села в кресло около камина. Глядя на девушек своими необычными аметистовыми глазами, она сказала:
– Неужели вы действительно такие ужасные, как мне говорили, или, может быть, дело в том, что служба у старой королевы не очень интересная? Многие из наших матерей служили королеве в своей юности, и они считали эту службу важной частью своих общественных обязанностей, разве не так?
– Ваша мать служила королеве? – спросила маленькая Бет Стенли.
– Да, – ответила Валентина, – королева называла мою мать деревенской мышкой за то, что она была очень тихая и застенчивая. Поскольку ее семья не отличалась знатностью, никто не догадывался, что она богатая невеста. Кроме того, она не блистала красотой и джентльмены не обращали на нее внимания.
– Ах, как это было ужасно для нее! – участливо сказала Пенелопа Хауард.
– Не очень, – объяснила Валентина, – моя мать, как и королева, умная женщина. Она прожила всю жизнь в деревне, как и я. Она не привыкла к обычаям двора и боялась только одного: что полюбят не ее, а ее богатство. Она влюбилась в моего отца в первый день своего пребывания при дворе, хотя тот вообще ее не замечал, будучи чрезвычайно занят соблазнением всех красивых женщин. Моего отца называли самым красивым мужчиной при дворе.
– О-о-о! – выдохнула малышка Бет, вытаращив голубые глазки. – Я слышала о нем! Он ведь ирландец, правда? Все дамы обожали его, но ведь он был причиной какого-то ужасного скандала?
Сейчас все фрейлины, включая Гонорию де Бун, собрались вокруг Валентины, рассевшись на ковре перед пылающим камином и нетерпеливо глядя на нее. Двор обожал сплетни, даже устаревшие.
– Действительно, это так, – ответила Валентина, озорно блеснув глазами. – Что вам рассказывали об этом?
– Моя мать и тетки всегда прекращали разговор, когда я подходила слишком близко, – призналась самая молодая из фрейлин.
– Тогда, вероятно, – решила Валентина, – и мне не стоит говорить об этом.
– О нет! Нет! Расскажите! Расскажите! – закричали фрейлины.
Валентина рассмеялась.
– Ну, – сказала она, – полагаю, что, если вы достаточно взрослые, чтобы быть фрейлинами, значит, вы достаточно взрослые, чтобы слушать о моем отце. Он действительно ирландец по рождению. Его зовут Конн О’Малли, его сестра, моя тетя Скай, тоже служила королеве. Именно она представила моего отца при дворе. Он очаровал ее величество, и королева позволила ему служить в армии. В течение нескольких лет он оставался при дворе, пока не совершил ошибку, соблазнив жену посла из Сан-Лоренцо, и был пойман на этом. Все было бы не так плохо, но леди Голден и ее две дочери-близнецы заявили, что отец соблазнил и их тоже! Конечно, лорд Голден вынужден был вмешаться. При подобных обстоятельствах королеве пришлось удалить моего отца от двора, но старый лорд Берли решил, что отца нужно женить и он остепенится. Вопрос состоял в том, на ком его женить. Он ирландец, и род его незнатен. С другой стороны, он очень красив, обаятелен и разбогател благодаря участию в торговой компании О’Малли – Смолл. Пока королева и лорд Берли размышляли над этим в личном кабинете королевы, моя мать, которая в тот момент была единственной, кто присутствовал п
Страница 33
и этом, вмешалась в разговор и предложила в невесты себя! Она объяснила им, что тоже наполовину ирландка, богатая и без знатного имени, поэтому идеально подходит для роли жены О’Малли. Она напомнила королеве, что ее величество обещала покойному отцу моей матери найти для нее мужа. Существовало только одно условие. Муж моей матери должен был согласиться взять фамилию жены, чтобы та не оборвалась. Вот так Конн О’Малли превратился в Конна Сен-Мишеля, лорда Блисса. Такова история брака моих родителей, – закончила Валентина с улыбкой.– Ваш отец такой же красивый? – спросила Маргарет Дадли. – Одно только упоминание его имени заставляет королеву улыбаться, а сейчас она редко улыбается.
– Да, – ответила Валентина. – Он по-прежнему красив, хотя виски слегка поседели.
– И они счастливы, ваши родители? – спросила Элеонора Клиффорд.
– Да! Они всегда были счастливы и довольны друг другом, потому что искренне любят друг друга.
– Любовь! Только посмотрите, до чего довела любовь бедную Мэри, – горько заметила Гонория де Бун.
– Уилл Герберт ничего не понимает в любви, – заявила Элеонора. – Он эгоистичный, честолюбивый человек, и тебе известно это, Гонория. Ты сама нацеливалась на него, но он увлекся Мэри. То, что Уилл Герберт хотел от Мэри, не называется любовью. Тебе повезло, что он не обратил на тебя внимания.
– Сомневаюсь, существует ли в действительности такая вещь, как любовь, – сказала Гонория, – или права королева, что любовь – это обман.
– Любовь, конечно же, существует, – ответила Маргарет Дадли. – Если бы не было надежды на любовь, я не думаю, что мы выжили бы. Скажите, что любовь существует, мадам, – взмолилась Маргарет, обращая к Валентине умоляющие карие глаза.
– Конечно, любовь существует, – уверила ее Валентина, – но порой ее бывает трудновато найти. Никому из вас никогда не стоит расставаться с надеждой найти любовь.
– Если ваш отец лорд Блисс, – спросила Пенелопа Хауард, – тогда почему же вы леди Бэрроуз?
– Я вдова.
– О-о-о… – с участием протянули фрейлины.
– Долго вы были замужем? У вас есть дети? Каким был ваш муж? Вы его очень любили? – Вопросы сыпались градом.
Валентина рассмеялась. Какие же трещотки эти молодые девицы!
Но она почувствовала, что их жизнь при дворе какая-то неестественная. Они вынуждены быстро взрослеть. Это не то, что ее юность в безопасности деревенского дома. Даже Анну отправили ко двору, когда она была старше, хотя Бевин было только пятнадцать. Пребывание при дворе, казалось, не повредило ее сестрам. Но в характерах дочерей Эйден Сен-Мишелъ присутствовала в немалой степени практичность их матери. Она посмотрела на обращенные к ней юные лица. Даже Гонория де Бун, казалось, подобрела к леди Бэрроуз.
– Я была замужем меньше месяца, – сказала она своим подопечным. – Нед погиб в результате несчастного случая. Детей, конечно, не было. Он был замечательным человеком.
«Это все, – решила Валентина. – Остальное их не касается».
– Вы будете носить по нему траур всю жизнь? – спросила Бет.
Валентина заставила себя не рассмеяться.
– Думаю, нет, – ответила она. – Я уверена… он бы не хотел этого.
– Итак, вы, как и все мы, приехали ко двору, чтобы найти себе мужа, – прямо сказала Гонория де Бун.
– Гонория! – Остальные девушки были шокированы. Конечно, при дворе они появлялись, чтобы найти мужа, если таковой уже не был обещан, но было ужасной бестактностью признать это. Кроме того, леди Бэрроуз была их старшей.
– Нет, Гонория, – мягко сказала Валентина. Ее удивляла враждебность девушки.
– Тогда почему вы приехали ко двору? Никто не появляется здесь без уважительной на то причины. Старая королева умирает, хотя у нее есть еще время, говорит мой отец. Тюдоры очень упрямы.
– Я прибыла служить королеве, как моя мать, моя тетка, мои кузины и даже две моих младших сестры. В этом нет никакого секрета. Я по-прежнему в трауре по моему мужу, и, говоря откровенно, моя дорогая, я вовсе не спешу снова выйти замуж. Однако хватит говорить обо мне. Вы должны рассказать о себе, а потом я хочу, чтобы вы показали мне Уайтхолл. Кто будет первой? Маргарет, вы самая старшая.
Каждая девушка рассказала Валентине о своей семье, родственниках и о своей жизни до появления при дворе.
Двое из девушек, Элеонора Клиффорд и Пенелопа Хауард, были обручены до приезда сюда, и Элеонора должна была выйти замуж в конце лета. Валентина подумала, что об этом нужно написать матери, потому что в следующем месяце Мегги будет тринадцать, и кто знает, появится ли еще возможность пристроить младшую сестру в королевские фрейлины. Как знать, сколько проживет королева. Когда Яков Стюарт унаследует английский трон, он приведет с собой своих людей. Сейчас идеальное время для Мегги Сен-Мишель.
Маргарет Дадли потеряла своего жениха два года назад. Он был убит в Новом Свете во время каперской экспедиции. Найти другого жениха ей было непросто, потому что, хоть она и была членом могущественной семьи Дадли, она принадлежала к боковой, менее знатной ветви. Маргарет получила с
Страница 34
ое место у королевы благодаря хорошим связям ее дальнего родственника, графа Варвика, который тоже был Дадли. Ее кузина Бет Стенли в противоположность ей была исключительно богатой невестой, имеющей многочисленных претендентов на ее руку. Однако ее вдовствующая мать вовсе не спешила отдавать состояние своей единственной дочери кому-то, кто мог оказаться настроен не так доброжелательно к ней, как сама ее дочь.У Гонории де Бун, которая принадлежала к старому и знаменитому роду, денег было очень мало. Ее семье пришлось собрать все, что у них было, чтобы отправить ее ко двору. Они надеялись, что красота и скромность их блондинки-дочери помогут ей найти мужа состоятельного. Несмотря на многочисленные попытки, никому не удалось соблазнить гордую девушку. Гонория знала цену своему единственному богатству – красоте и добродетели. Ее первоначальная враждебность по отношению к Валентине исходила из того, что Гонория рассматривала каждую привлекательную женщину при дворе как возможную соперницу. Валентина узнала все о Гонории от болтушки Элеоноры Клиффорд, когда Гонория ушла, придумав какой-то предлог, чтобы не рассказывать о себе.
Когда она вернулась, Валентина ласково сказала:
– Ваши подруги рассказали мне о вас, Гонория. Вы не хотите добавить еще что-нибудь?
– Я уверена, что они рассказали все, мадам, – последовал кислый ответ.
– Тогда, – сказала Валентина, – идем гулять. Покажите мне, пожалуйста, Уайтхолл, чтобы я могла ходить, не попадая в глупое положение.
Маргарет Дадли взяла на себя роль рассказчика и проводника.
– Уайтхолл, – начала она, – представляет из себя путаницу зданий, мадам. Не стоит далеко выходить за пределы Грейт-Корта, потому что, чем дальше от него вы удаляетесь, тем меньше встретите интересного. Я предпочитаю Ричмонд, куда мы скоро поедем.
– Мне больше всего нравится Хемптон-Корт, – сказала Пенелопа.
– А мое любимое место Гринвич, – вступила в разговор Элеонора.
– Там мои родители встретились и поженились, – сказала Валентина.
– Они поженились в Гринвиче? – Глаза Бет снова широко раскрылись.
– В личной часовне королевы их венчал сам капеллан королевы, – ответила леди Бэрроуз. – Моя тетя Скай и ее младшая дочь, моя кузина Велвет, тоже выходили замуж в Гринвиче с благословения королевы.
– Хотелось бы, чтобы королева и сейчас так же тепло относилась к любовным историям, – пробормотала Гонория. – Боже, помоги любой из нас, за которой может попытаться начать ухаживать джентльмен. Придется чертовски дорого расплачиваться за это, если королева заметит. Она ревнует нас всех, потому что мы молоды и красивы, а она высохшая старуха.
– Гонория! – воскликнула Маргарет Дадли в отчаянии. – Будет беда, если кто-нибудь тебя услышит. Ты не можешь позволить, чтобы тебя отослали домой прежде, чем ты найдешь себе мужа. Ты должна научиться следить за своим языком.
– Но это правда, – вызывающе возразила Гонория. – Ни у кого из нас нет никакой возможности стать счастливой, пока за нами следит этот старый дракон, а она всегда следит.
– Маргарет права, Гонория, – мягко возразила Валентина. – Вы должны следить за своими словами, потому что ваше место при королеве очень ценится. Что бы там ни думали другие о ее величестве, они не преминут доложить о вашем поведении, чтобы получить это место для какой-нибудь родственницы.
Гонория вздохнула:
– Я пробыла здесь почти год, мадам, и еще не встретила джентльмена, у которого были бы серьезные намерения. Все это так безнадежно.
Валентина улыбнулась:
– У меня есть два брата, которые вскоре прибудут ко двору, и несколько кузенов. Мне придется представить их вам, Гонория. Я не могу поручиться за их намерения, но думаю, что вы найдете их более привлекательными, чем обычные придворные.
– Ваши братья очень красивы? – оживленно спросила Бет.
– Им нравится так думать, – посмеиваясь, сказала Валентина. – Колину исполнится двадцать, а Пейтону – восемнадцать следующей весной.
Дворец населяли сотни людей – от придворных до самых последних слуг. Там было много мощеных дворов, имевших каждый свое название. Валентину удивил Причинг-Корт, в середине которого стояла кафедра для проповедей в летнее время. Во дворце были длинные коридоры и галереи, множество жилых комнат для придворных и слуг; все они располагались вокруг отдельных дворов, самых разнообразных форм и размеров; они посетили несколько башен, включая ту, в которой отец Елизаветы, Генрих VIII, женился на ее матери, Анне Болейн.
Когда кардинал Вулзи передал свою собственность Генриху, король приказал, чтобы Прайви-Галери в Этере, загородном доме кардинала, была разобрана и перенесена в Уайтхолл. Это была цепь соединяющихся друг с другом галерей с окнами, которые с одной стороны выходили в сад, а с другой – на Темзу. Галереи обшили ценными сортами дерева, украсили резьбой с изображениями людей, животных и растений. Потолки украшала резьба по камню и позолота, стены были увешаны удивительной красоты гобеленами. Валентина подумала, что эта часть Уайтхолла самая красивая
Страница 35
Наконец Маргарет Дадли привела их в Прайви-Чембер, где подвела Валентину к портрету, висевшему на почетном месте около входа в зал. Придворный художник Генриха Тюдора Ганс Гольбейн[20 - Ганс Гольбейн – немецкий художник и гравер (1497–1543), с 1532 г. жил в Англии.] нарисовал Генриха VIII, стоящего рядом со своим отцом Генрихом VII, своей матерью, Елизаветой Йоркской, и королевой Джейн Сеймур[21 - Джейн Сеймур (1509–1537) – третья жена Генриха VIII.], матерью единственного законного сына Генриха VIII. Хотя королева Джейн Сеймур уже умерла к тому времени, когда Гольбейн рисовал эту картину, он хорошо ее знал и вписал ее в это великолепное полотно по памяти.
Фрейлины и Валентина прошли в большую Стоун-Галери, на нижнем этаже Уайтхолла. Когда-то королева использовала эти апартаменты для приема знатных иностранных гостей. Теперь, однако, Стоун-Галери поделили на три жилых покоя, и во внутреннем дворе стоял временный дом для проведения торжественных обедов.
Холщовый шатер, длиной в сто ярдов, поддерживаемый тридцатью позолоченными столбами, каждый высотой сорок футов, внешне казался настоящим каменным зданием. Стены снаружи разрисовали под каменную кладку. Внутри художники нарисовали солнце, звезды и белые облака. Он был построен двадцать лет назад, но «временный» зал стоял по-прежнему и использовался, когда королева принимала гостей в Уайтхолле.
– Сегодня вечером она будет проводить прием здесь, – сказала Маргарет Дадли.
– Здесь не холодно? – засомневалась Валентина.
– Не холодней, чем в любой другой части дворца. Кроме того, там есть жаровни с углями, да и люди будут согревать зал. И от танцев кровь движется быстрее, – сказала Маргарет.
Когда они вернулись в комнату фрейлин, их известили, что королева будет ужинать только со своими дамами и юными фрейлинами. Она наденет белое, шитое серебром платье, и ее фрейлины тоже должны быть в белом с серебром. Леди Бэрроуз вольна надеть то, что ей нравится. Небольшая личная комната Валентины примыкала к комнате фрейлин, и там, к своему облегчению, она обнаружила Нен.
– Это место не лучше садка для кролика, – ворчала Нен. – Я не могу разобраться в здешних порядках, а слуги здесь ужасно надменные, миледи. Я никого не могла заставить принести горячей воды для мытья.
– Ты должна была дать им монетку за эту работу, Нен. Мамина старушка Мег говорила мне об этом. Но не плати им, пока воду не принесут, потому что они скорее всего возьмут твою монетку, а дело не сделают.
– Что за место! Что за место! – жаловалась Нен. – Как бы я хотела, чтобы вы вышли замуж за лорда Бурка. Тогда мы жили бы в приличном доме.
– Что за разговор, Нен? Кто сказал тебе, что я снова собираюсь замуж и тем более за Патрика Бурка? Я никогда ничего подобного не говорила.
– Ну, он-то любит вас, не так ли? – настойчиво спросила Нен. Валентина молча уставилась на нее. – Вы ведь не молодеете, миледи, если уж говорить об этом. Вам будет двадцать один в марте, не так ли? Непросто для женщины в таком возрасте найти себе другого мужа. Лорд Бурк красивый мужчина с хорошим состоянием. Если он останется при дворе, а я слышала, что он останется, то это потому, что он хочет быть рядом с вами, я думаю. Послушайте, вы же не можете надеяться на то, что леди не будут обращать на него внимания. Вам лучше поостеречься, миледи, чтобы не упустить выгодную партию.
– Нен, не мне говорить тебе, что я все еще в трауре по лорду Бэрроузу, – проворчала Валентина. – Я не могу думать о другом замужестве до лета. Я даже не уверена, хочу ли я снова выйти замуж. Я наслаждаюсь своей свободой.
– Вы наслаждаетесь тем, как два джентльмена грызутся из-за вас, – раздраженно сказала Нен. – Лорду Бурку не нравится, что граф Кемп крутится вокруг вас.
– Лорд Бурк может идти ко всем чертям, Нен. Он мне не муж, не жених, даже не мой любовник! Я сама себе хозяйка и буду делать то, что хочу.
– Господи помилуй, если бы ваша кроткая мать слышала, что вы говорите! Любовник! Если я когда-нибудь узнаю о том, что вы завели себе любовника, миледи, я сразу поеду домой в Перрок-Ройял и расскажу об этом вашему отцу!
Валентина засмеялась.
– У меня мало возможностей завести любовника, Нен. Во-первых, ты слишком бдительно следишь за мной. А кроме того, я так воспитана, что не могу скрывать правду. Теперь иди и выясни, сможешь ли ты уговорить кого-нибудь из лакеев принести мне горячей воды, потом собери что-нибудь поесть.
Валентина съела легкий ужин, состоящий из курятины, хлеба и сыра, запив все это домашним вином, потом удобно устроилась в дубовой лохани, когда вдруг дверь распахнулась и в ее спальню ворвались пять фрейлин.
– Эй, юные леди, в чем дело? – возмутилась Нен.
– Леди Бэрроуз! Леди Бэрроуз! Гонория забрала мой жемчуг и не хочет отдавать! – рыдала Бет.
– У тебя есть еще полдюжины ниток, а у меня ни одной. – Гонория сама готова была расплакаться. – Ты раньше давала их мне поносить.
– Кого сегодня вечером ты собираешься завлекать, Гонория? – спросила ее Элеонора.
– Не надо быть такой зл
Страница 36
кой, хотя бы только потому, что ты скоро выходишь замуж, – огрызнулась Гонория, – не всем из нас везет!– Я хочу назад свой жемчуг! – выла Бет.
Валентина закрыла глаза. Она понимала, что этих крикуний нужно поставить на место.
– Вы прервали мое купанье, – сказала она холодно, и в комнате стало тихо. Девушки поняли, что вели себя бестактно. – Когда я оденусь, мы обсудим случившееся.
Девушки медленно вышли из комнаты, тихо закрыв за собой дверь.
– Помоги мне одеться, Нен, нужно идти и улаживать спор.
– Какое из этих бесстыдных платьев вы хотите надеть, миледи? – спросила Нен.
– Темно-фиолетовое с серебряными кружевами, – миролюбиво ответила Валентина.
Фрейлины вели себя вполне достойно, когда леди Бэрроуз вошла в комнату. Они ахнули, увидев, как замечательно выглядит Валентина. До этого она была одета в черное платье с высоким воротником, а ее волосы были спрятаны под полотняным чепцом. Сейчас, увидев ее в темно-фиолетовом бархате, они были потрясены. Нижняя юбка платья была сделана из шитой серебром материи и бархатной парчи, а рукава украшены серебряными кружевами. Такие же серебряные кружева кокетливо обрамляли вырез платья. Платье было модным и удивительно шло Валентине. Ее изящный шиньон украшали маленькие цветы с аметистом в центре каждого цветка. Розовые жемчуга мерцали в ее ушах и на шее.
– Вы готовы? – спросила она их, довольная произведенным впечатлением.
– Да, мадам, – хором ответили они, приседая в поклоне.
– Отлично. Мы отправимся, как только решим вопрос с жемчугами. Гонория и Бет, подойдите ко мне.
Когда две девушки встали перед ней, Валентина сказала:
– Гонория, вы были не правы, взяв жемчуг Бет, не спросив ее. Что касается вас, Бет, жемчуг действительно ваш, и, если вы хотели надеть нитку, выбранную Гонорией, вы могли предложить ей другую нитку взамен. Я понимаю, что женщине трудно обойтись без украшений. До тех пор пока я не вышла замуж за лорда Бэрроуза, у меня было очень мало настоящих драгоценностей. Я обязана наказать вас обеих, потому что вы были не правы. Сегодня ни одна из вас не наденет украшений. Никакого жемчуга, никаких серег, колец, брошей или браслетов. Сегодня вашими единственными украшениями будут блестящие глаза и искрящиеся улыбки. Вам, милые юные леди, придется положиться только на свое очарование.
– Это несправедливо, – заскулила Бет, ее голубые глаза наполнились слезами.
– Элизабет Стенли, мы еще не поговорили о том, что вы бесцеремонно ворвались в мою личную комнату, когда я принимала ванну, – мягко сказала Валентина.
– Успокойся, Бет! – предупредила Маргарет свою кузину. Под строгим взглядом леди Бэрроуз девушки сняли украшения. Потом все торопливо пошли в апартаменты королевы, где их ждала Елизавета Тюдор.
Ее величество внимательно осматривала девушек, потом сказала.
– Почему Элизабет Стенли и Гонория де Бун не надели украшений, леди Бэрроуз?
– Они наказаны, мадам. Они слишком далеко зашли в своем эгоизме и гордыне, – ответила Валентина.
– Ха! Наконец-то появилась старшая фрейлина, которая знает, как управлять этими разнузданными девчонками! Я знала, что была права, выбрав вас, леди Бэрроуз. Вы красивы, как ваш отец, но, кроме этого, у вас есть здравый смысл вашей матери.
Посмеиваясь, королева вышла из своих апартаментов, за ней потянулись ее придворные дамы и фрейлины.
В королевском зале для приемов при появлении королевы музыканты заиграли веселую мелодию. Ее трон, обитый коричневым бархатом, усыпанный большими бриллиантами, рубинами, сапфирами и жемчугами, стоял на самом почетном месте. Королева села, дамы стояли рядом. Она очень милостиво приняла нового посла герцогства Кливз[22 - Бывшее немецкое герцогство в Нижнем Рейне, просуществовавшее до 1614 г.]. Однако в зале чувствовалась какая-то напряженность, и, слушая внимательно, Валентина поняла ее причину.
Граф Эссекс, сын Леттис Коллиз, кузины королевы и бывшей ее соперницы, снова повел себя скверно. Он был фаворитом королевы с первого дня пребывания при дворе, а она искренне любила его, как могла бы любить своего сына. Однако со временем Роберт Деверекс, граф Эссекс, возгордился. В отличие от своего хитрого покойного отчима Роберта Дадли, графа Лестерского, Эссекс в своей тесной дружбе с королевой так и не научился ставить королеву на первое место.
Его эгоизм был поразительным, и он был скор на ссору с любым, кого он не любил, или с тем, кто, по его мнению, проявлял к нему неуважение. Не было ни одного среди прочих фаворитов королевы, с кем бы он не поссорился. Во время недолгой паники, связанной с Армадой, он положил конец долгой ссоре с сэром Уолтером Рэлеем[23 - Уолтер Рэлей – английский придворный (1552–1618), писатель, исследователь Америки, фаворит Елизаветы I.], но в последующие годы он и старый фаворит королевы едва ли обменялись вежливым словом. Королева любила Эссекса, но Эссекс не понимал, что Елизавету Тюдор нельзя оторвать от других людей, которых она тоже любила.
Граф Эссекс вступил в открытый конфликт со старым лордом Берли и
Страница 37
его прямым наследником и сыном, Робертом Сесилом. После смерти лорда Берли Роберт Сесил заслужил еще большую благосклонность королевы, потому что был проницательным политиком и преданным слугой ее величества, как и его отец. Если Сесил одобрительно относился к какому-нибудь вопросу, граф Эссекс обязательно занимал противоположную позицию.Эссекс вместе с лордом-адмиралом Хауардом возглавлял командование экспедицией на Кадис, он непрерывно ссорился с адмиралом и выводил его из себя ребяческими забавами. Например, ставил свою подпись на документе, предназначенном для королевы, так высоко, что не оставалось места для адмиральской подписи, которая должна была стоять над подписью графа.
Не помогло и то, что королева возвысила лорда-адмирала Хауарда из Эффингема и присвоила ему титул графа Ноттингема за услуги, оказанные Англии во время Армады и Кадисской экспедиции. Теперь граф Ноттингем был выше графа Эссекса при выполнении должностных обязанностей. В приступе дурного настроения Роберт Деверекс отказался присутствовать в ноябре того года на турнире по случаю дня восшествия королевы на престол. Королева скучала по своему юному Робину и в попытке вернуть его придумала для него должность граф-маршала Англии, тем самым сделав его старше Ноттингема по должности.
Королеве надо было назначить нового лорда-наместника Ирландии. Графу Тиронскому была обещана помощь от надоедливых испанцев, и, когда французы подписали мирный договор с Испанией, угроза войны для Англии снова стала весьма реальной. Елизавета хотела назначить в Ирландию своего кузена сэра Уильяма Коллиза, который также приходился дядей графу Эссексу. Эссекс, ищущий способа избавиться от сэра Джорджа Керу, одного из закадычных друзей старого лорда Берли, предложил Керу на эту должность. Какое еще место лучше для врага, чем Ирландия?
Королева, разгадав уловку Эссекса, отвергла его кандидатуру. Эссекс по-ребячески сорвался и повернулся к королеве спиной с видом явного презрения. Королева надавала Эссексу пощечин. Его рука потянулась к шпаге, и он громко объявил, что не потерпел бы такого обращения от самого Генриха VIII, а не только от женщины. Серые глаза Елизаветы Тюдор потемнели. Видя ее закипающий гнев, граф Ноттингем мудро встал между своим монархом и графом. Королева, возмущенная поведением фаворита, ушла не оборачиваясь. Лестер, Хаттон, Роли – умные, горячие люди, чья преданность ей была непоколебима, хотя, видит бог, они все честолюбивы. Она с радостью доверилась им, и они благодарно принимали ее доверие, защищая ее и отвечая на ее любовь ласковыми, нежными словами. Не так, как Роберт Деверекс. Она не понимала и сердилась, что впервые в жизни не сумела правильно разобраться в человеке.
Граф Эссекс оскорбил королеву и не мог заставить себя принести ей свои извинения. Именно в это время умер Уильям Сесил, лорд Берли. Елизавету охватила скорбь, ведь Уильям Сесил был с ней с самого начала ее царствования. Он стал ей отцом, которого у нее, по сути, никогда не было. Смерть лорда Берли дала прекрасный шанс графу Эссексу укрепить свои позиции. Его мать и сестры подсказывали ему это, но Эссекс не последовал их совету. Он вернется под крылышко королевы тогда, когда ему будет выгодно.
Он выбрал 17 ноября, день восхождения на престол, но своим появлением он скорее намеревался досадить сэру Уолтеру Рэлею, чем доставить удовольствие королеве. Несколькими годами раньше Рэлей без высочайшего разрешения женился на любимой фрейлине королевы Элизабет Трокмортон. Они любили друг друга и ждали больше четырех лет, чтобы получить согласие королевы, но та всякий раз уходила от разговора, когда они пытались поговорить об этом. Наконец Элизабет и ее любовник убежали, чтобы пожениться. Узнав об их предательстве, королева впала в истерику. Тем не менее она подарила им Шербурнский замок в Дорсете, но до последнего времени им было запрещено являться ко двору.
Все больше чувствуя одиночество, Елизавета призвала сэра Уолтера обратно, дав ему место капитана ее гвардии, и радушно приветствовала появление его и Элизабет при дворе. В день восхождения на престол Рэлей одел своих людей за свой собственный счет в дорогие костюмы из золотого и коричневого бархата с оранжево-коричневыми плюмажами. Он хотел выразить королеве свое почтение; его благополучие всегда зависело от нее. Зная о том, как радуется королева красивым зрелищам, он собирался обрадовать ее своим представлением.
Однако Эссекс узнал о планах Рэлея. Считая это отличной шуткой, он свел на нет замысел Рэлея, одев большое число своих слуг в такие же костюмы и плюмажи, и нагло провел их перед королевой.
Возмущенная наглостью Эссекса, Елизавета рано завершила праздник. Она поняла, что Рэлей пытался порадовать ее, и оценила его усилия. Она также поняла действия Эссекса и была обижена тем, что он предпочел навредить Рэлею, вместо того чтобы доставить удовольствие ей.
Эссекс вернулся ко двору, потому что он не мог допустить, чтобы сэр Уолтер Рэлей или маленький Сесил укрепили свои позиции. В течение следующ
Страница 38
х нескольких месяцев он был занят тем, что отвергал на заседании совета любого кандидата на должность командующего армией в Ирландии. Стало ясно, что Эссекс хочет получить это место для себя, и наконец королева уступила. Она была рассержена и обижена на молодого человека, которому она дала так много и который ничего не дал ей взамен, кроме огорчений.Ирландия была кладбищем, где сгинули добрые имена множества как политических, так и военных деятелей Англии. Королева даже не могла упомнить всех их имен. Но если Эссекс считал, что он может преуспеть там, где многие другие потерпели неудачу, возможно, тогда его назначение пойдет на благо Англии.
Отправляясь в Ирландию в марте 1599 года, Роберт Деверекс высокомерно сказал своим слугам:
– Я считаю, что лучше командовать армией, чем потакать капризам.
Обладая сложным характером, граф Эссекс умел тем не менее привлекать людей на свою сторону, потому что мог быть необыкновенно обаятельным, когда хотел. Многие молодые придворные, горящие желанием сделать себе карьеру, младшие сыновья дворянских родов, авантюристы и целое воинство ветеранов похода на Кадис хотели служить под началом графа. Поэтому Эссекс отплыл из Англии с огромной армией, с достаточным запасом провианта и обещанием получить все, что ему может потребоваться для победы над графом Тиронским и его повстанцами.
Однако, вырвавшись из-под присмотра королевы, Эссекс отказался выполнять любые приказы, несмотря на мольбы сэра Джона Харрингтона, любимого крестника королевы, и сэра Кристофера Бланта, отчима Эссекса. Королева приказала своему главнокомандующему немедленно отправляться походом на Ольстер, чтобы сразиться с графом Тиронским. Как ни странно, но было много шансов одержать победу над графом. Эссекс раструбил о своем присутствии по всей Ирландии, но всю дождливую весну и еще более дождливое лето пробыл в безопасности Дублин-Пойла, территории, которую англичане удерживали еще со времен норманнов.
Сердитые письма королевы, требующие объяснений, оставались без ответа. Убедившись наконец, что Роберт Сесил и некоторые другие намереваются сместить его, Эссекс совершил бросок на север и подписал необдуманное перемирие с графом Тиронским, весьма невыгодное для королевы. Потом, нарушив личный приказ королевы не возвращаться в Англию, Эссекс и несколько его близких друзей поступили именно так.
Прибыв 24 сентября 1599 года во дворец, граф, даже не переодевшись с дороги, силой пробился в спальню королевы еще до того, как она встала. Он увидел ее такой, какой не видел ни один мужчина, – без парика, без грима, без украшений. Он мгновенно понял свою ошибку и, преклонив колени, поцеловал протянутую ему прекрасную руку. Он был уверен, что сумеет очаровать королеву и сможет разрешить свои трудности.
Позже утром, к его огромной радости, королева дала Эссексу продолжительную частную аудиенцию. Те, кто подслушивал у двери, не услышали ничего, кроме звуков приглушенных голосов. Королева ни разу не повысила голоса на непокорного графа. Однако Елизавета обедала в одиночестве в своих апартаментах, пока Эссекс занимал почетное место в обеденном зале. Потом она снова говорила с ним, и на этот раз легко можно было услышать, как она требует от него объяснений по поводу многочисленных проявлений его непослушания. Когда Эссекс не смог удовлетворительно ответить ей, пытаясь криком выбраться из трудного положения и перекладывая вину за свои поспешные действия на каждого, кого он мог вспомнить, Елизавета Тюдор взорвалась, проявив свой знаменитый гнев, и отослала своего фаворита из фаворитов в Йорк-Хаус под надзор лорда-хранителя Эгертона. Сейчас стало понятно, что она глубоко разочарована и очень сердита на Роберта Деверекса.
Эссекс сделал то, что делал всегда, когда рушились его планы и он натыкался на трудности. Он заболел, заставив себя погрузиться в глубокую депрессию и сам поверив в то, что умирает. Тогда друзья Эссекса сумели убедить его написать королеве письмо, полное смирения, в котором он признавал свои ошибки и многочисленные грехи. Королева отказалась от намерения отдать его под суд. По совету Роберта Сесила королева приняла запоздалые извинения графа. Ему было позволено отправляться домой в Эссекс-Хаус, но там он должен был оставаться под домашним арестом. Елизавету растрогало плохое состояние графа, но теперь она уже не закрывала глаза на недостатки его характера.
Оказавшись в безопасности среди своих слуг и членов семьи, Эссекс снова обрел уверенность. Он написал королеве, умоляя ее смилостивиться и не дать ему разориться. В скором времени ему нужно было обновлять права на свои основные монополии, и он нуждался в деньгах. Королева отклонила его просьбу. Она простила его, отменив публичное судебное разбирательство, но Эссекс все равно был обязан предстать перед королевским трибуналом в Йорк-Хаусе и ответить за свои действия.
Он поехал туда, и ему было вынесено порицание за безобразное ведение дел в Ирландии. Судьи указали графу, что, только благодаря милости королевы, ему позволено жить д
Страница 39
ма. Они вынесли ему приговор: он должен оставаться в Эссекс-Хаусе, пока не последует приказ королевы о его освобождении. Он отстранялся от командования армией, должностей королевского шталмейстера и начальника артиллерии. Королева не была готова решить вопрос о его монополиях. Тот факт, что она не конфисковала их, подарил Эссексу надежду. Он обрел уверенность, что она не отберет их. Граф самоуверенно решил, что она слишком любит его, чтобы так обидеть.Елизавета действительно сохраняла слабость к своему юному Робину, и тремя месяцами позже он был выпущен из-под домашнего ареста. Не получив никаких новостей от королевы по поводу своих монополий, Эссекс мелодраматически объявил, что он удаляется от общественной жизни. Однако долги его были огромны и росли с каждым днем. Он отчаянно нуждался в своем главном источнике дохода – правах на получение пошлин от ввоза сладких вин, которые истекали к Михайлову дню[24 - 29 сентября.], если королева не продлит их. Эссекс умолял Елизавету. Ему необходимо было продление его прав.
Королева, однако, решила проверить в последний раз преданность графа, потому что, даже когда он унижался перед ней, выпрашивая новый договор на монополию сладких вин, его самонадеянность была очевидной.
– Когда лошади становятся неуправляемыми, необходимо усмирить их, ограничивая количество еды, – сказала она задумчиво.
Она отказалась продлить договор на получение графом пошлин за ввоз сладких вин. Лорд Эссекс хорошенько запомнит, что в Англии есть только королева, и она научит его понимать, что королева на самом деле хозяйка Англии, а он только ее покорный подданный. Королева призналась своим дамам, что, если граф исправится, она продлит его договор, но не сейчас. Пусть он заслужит ее доброе расположение, которое он так жестоко испытывал.
Как и следовало ожидать, Эссекс взорвался приступом яростного гнева. Доводы королевы, заявлял он во всеуслышание, так же обманчивы, как и ее тело. Он уехал со скандалом и стал дожидаться приглашения вернуться, которого не последовало. Королева хмуро улыбалась, но ничего больше не говорила.
Двор в те дни был переполнен молодыми людьми, которые, подобно Эссексу, искали возможности выдвинуться, как это делали раньше многие другие. Они приехали ко двору в поисках удачи, но времена изменились. За двадцать лет до этого Конн О’Малли, к удовольствию королевы, смело дал ей прозвище Великолепная, так же, как и она давала прозвища тем, кого любила. Но сейчас Елизавета Тюдор состарилась и устала. В экономике наблюдался спад, королевские награды за службу сегодня стали гораздо меньше, чем в безмятежные дни двух прошедших десятилетий. Однако молодые люди по-прежнему прибывали ко двору, хотя многих из них ждало разочарование.
Это были нетерпеливые и самонадеянные молодые люди, воспитанные на рассказах о славе Англии при правлении Елизаветы, – юноши, которые никогда не знали ни настоящей войны, ни лишений и которых сейчас тянуло к Роберту Деверексу. На сторону Эссекса встали арендаторы Эссекса с границ Уэльса, за ним пошли приверженцы римской церкви, которые верили, что Эссекс поможет им обратить Англию в католическую веру. Эссекс написал лорду Маунтджою в Ирландию, убеждая его приехать и присоединиться к нему. Эссекс даже вступил в переписку с королем Шотландии Яковом[25 - Яков I – король Англии (1603–1625) после смерти Елизаветы (1603), с 1567 по 1625 г. – король Шотландии, сын Марии Стюарт.], но лукавый Яков хоть и не отказал Эссексу в помощи, но и не послал к нему никого из своих людей. Он хотел посмотреть, как пойдет дело.
Эссекс заболел, не выдержав напряжения. Он явно был в немилости, но не хотел признавать этого. Он держался в строгом заключении в Йорк-Хаусе почти год, вдали от семьи и друзей. В течение этого времени мания величия не давала ему покоя. И сейчас, когда ему отказали в продлении договора, что грозило неминуемым банкротством, Эссекс начал опасаться, что потеряет все. Как загнанное в угол животное, он стал действовать безрассудно. Удались он со сцены и дождись перемены судьбы, возможно, благосклонность королевы и вернулась бы к нему, но гордость не позволила ему изображать раскаивающегося грешника. Подстрекаемый своим секретарем Генри Каффом, граф замыслил заговор с целью свержения Елизаветы.
Роберт Сесил знал об этом, и поэтому знала королева. Елизавета Тюдор ждала, пока Эссекс совершит свою последнюю, роковую ошибку. Она решила, что на этот раз прощения не будет.
– Я пережила тех, кто был мне предан, и тех, кто меня предал. Я пережила тех, кто любил меня, и тех, кто желал мне несчастья, – сказала королева сереньким февральским днем, ни к кому конкретно не обращаясь, меряя шагами комнату. – Несмотря на молодость Эссекса, я переживу и его тоже.
– Я не могу поверить, что он действительно намерен причинить вашему величеству какой-нибудь вред, – успокаивающе сказала леди Скруп.
– Сами его мысли, которые он по неосторожности не держал при себе, являются угрозой для королевы, – проворчала леди Дадли.
– Да, – поддержала кузин
Страница 40
королевы леди Хауард. – Роберт Деверекс совершенно вышел из-под контроля, его не остановить.Валентина слушала из угла комнаты, наблюдая за фрейлинами, вышивающими наволочки для королевы. Она очень сочувствовала королеве и, подобно ближайшим спутницам Елизаветы, была на стороне монархини.
Служанка расставляла блюда и чаши на личном обеденном столе королевы, и Елизавета раздраженно посмотрела на нее.
– Что это еще такое, черт побери? – взорвалась она.
– Ваш обед, ваше величество, – с поклоном ответила девушка.
Королева посмотрела на еду: кусок мяса, каплун в лимонно-имбирном соусе, молодой кролик, запеченный в тесте, форель, сваренная в белом вине, с укропом и сливками и чаша с салатом-латуком и зелеными листьями горчицы, сваренными в красном вине с гвоздикой, круг твердого сыра. От свежеиспеченного хлеба шел пар.
– Унесите все, – сказала королева. – Я не в состоянии есть.
– Но, ваше величество, вы должны поесть, – сказала, волнуясь, леди Скруп.
– Унесите еду! – крикнула королева и бросилась в спальню, хлопнув дверью.
Минуту все молчали, а потом придворные дамы заговорили разом. Валентина жестким взглядом заставила своих подопечных замолчать. Встав с места, она подошла к леди Хауард.
Кэтрин Кэрн Хауард была кузиной королевы, ее и Елизавету связывала глубокая любовь.
– В чем дело, леди Бэрроуз? – спросила Валентину леди Хауард.
– Могу ли я говорить откровенно? – спросила Валентина, отводя даму в сторонку. Леди Хауард кивнула. – Королева почти перестала есть, мадам. А все дело в ее отвратительных зубах, мадам. Дейм Сесили, моя старая тетка, и Мег, старая служанка моей матери, столкнулись с той же бедой. У них не было зубов, чтобы жевать пищу. Повар королевы готовит для нее так, как готовил раньше, но королева не может это есть. Вы помните, что сказал французский посол о ее величестве: «Эта леди, которая удивила свою эпоху»? Королева горда. Она не станет жаловаться, считая, что слабость недостойна правящего монарха. Она скорее умрет голодной смертью, чем скажет поварам, что больше не может есть говядину и баранину.
– Моя дорогая, я думаю, вы правы! – прошептала леди Хауард с благоговением. – Какая вы проницательная, сразу поняли, в чем дело, а ведь вы так мало знаете ее величество, – она ласково улыбнулась Валентине.
– Мне кажется, я знала королеву всю свою жизнь, – Валентина улыбнулась в ответ.
– Что же нам делать? Я в растерянности.
– Я простая деревенская женщина, мадам, – сказала Валентина, – и поэтому предложу простое решение, если вы позволите. – Леди Хауард кивнула. – Королеве нужна здоровая, питательная еда, которую она сможет легко прожевывать оставшимися зубами. Познакомьте меня с поваром королевы, и я расскажу ему, что надо готовить.
– Слава господу, что вы «простая деревенская женщина», леди Бэрроуз! – с благоговением сказала леди Хауард.
Главный повар королевы был несколько удивлен, увидев у себя на кухне двух благородных дам. Вытирая красное лицо полотенцем, он поспешил к ним навстречу. Узнав леди Хауард, он неуклюже поклонился.
– Чем могу служить вам, миледи? – вежливо спросил он.
– Это леди Бэрроуз, старшая королевских фрейлин, и она хочет поговорить с вами о кушаньях для королевы, мастер Браунинг, – сказала герцогиня Ноттингем.
– Что-нибудь не так, миледи? Ее величеству не понравилось мясо? – обеспокоенно спросил повар.
Валентина дружелюбно улыбнулась ему.
– Ваши блюда всегда великолепны, мастер Браунинг. Дело в королеве, и я боюсь, она ни с кем не будет обсуждать это. Поэтому мне нужна ваша помощь в одном маленьком заговоре. Видите ли, королева, как и большинство стариков, потеряла зубы. Из тех, которые остались, многие шатаются. Ей трудно жевать, мастер Браунинг, и она не может есть то, что ела раньше. Вы же, однако, готовите для нее, как и раньше.
Повар хлопнул себя по лбу.
– Да! – сказал он. – Я понимаю, миледи! Бедная королева Бесс не может обгладывать кости, как раньше!
– Совершенно верно, мастер Браунинг. Я знала, что вы поймете. Тем не менее королева должна есть, а вы знаете, что она откажется от каши, если вы попытаетесь ее предложить.
– Да, – согласился он, – она всегда любила поесть. Что же мне делать, миледи?
– Вы не обидитесь, если я покажу вам, как готовить одно-два деревенских кушанья, которые вы сможете подать королеве?
Главный повар был польщен. Эта благородная леди попросила разрешения научить его!
– Разрешите надеть на вас передник, миледи, – сказал мастер Браунинг. – Я бы не хотел, чтобы ваше платье испачкалось.
– У вас есть мясной бульон? – спросила Валентина, пока он завязывал на ней передник. – Мне нужен небольшой кусок сырой говядины, морковь, лук-порей, вишневое вино и небольшой кувшин густых сливок. Дайте доску для рубки мяса, острый нож и маленький железный котелок.
Под восторженными взглядами леди Хауард и мастера Браунинга Валентина налила две большие ложки говяжьего бульона в маленький черный железный котелок, быстро порезала морковку и лук и бросила их в бульон. Потом
Страница 41
овко порубила сырую говядину, бросила ее в бульон.– Мне нужна соль, петрушка и несколько горошин перца.
Все это тут же принесли, и Валентина добавила в похлебку щепотку соли, порезала петрушку, бросила ее в котелок, а потом передала котелок мастеру Браунингу.
– Поставьте это вариться, – сказала она, – а пока я предложу еще несколько способов поднять аппетит королевы. Она должна сохранить силы. Сейчас она живет за счет одних нервов.
Леди Хауард была в восторге. Она помнила, что когда-то все благородные леди были хорошими хозяйками, как и молодая леди Бэрроуз, но сейчас девочек воспитывали иначе. Наблюдая за работой молодой женщины и видя, как уважительно относится к ней королевский повар, леди Хауард подумала, что, возможно, знатные дамы что-то утратили, сторонясь кухни, хозяйских забот.
– Пироги можно начинять мелко рубленным мясом с тонко нарезанными овощами и специями. Каплун должен тушиться с морковью и луковичками до тех пор, пока не станет мягким. Разная рыба рубится, смешивается с хлебными крошками и запекается в печке, а потом подается с соусом из сыра и вина. Бульон из любого мяса, домашней птицы, дичи или рыбы может быть использован для приготовления густого супа, если в него добавить разваренные кусочки овощей, мяса или птицы. Принесите мне котелок, мастер Браунинг, и я покажу вам, как надо доварить суп.
Когда поваренок поставил горячий котелок на стол, Валентина щедро плеснула в суп вишневое вино, потом добавила полный кувшин густых сливок и перемешала.
Наконец, она бросила туда черного перца. Зачерпнув ложкой варево, она предложила попробовать его главному повару. Он осторожно пригубил горячую жидкость, и его лицо расплылось в улыбке.
– Очень вкусно, миледи! Никогда не пробовал такого супа!
– Пошлите его в апартаменты королевы вместе с тарелкой толсто нарезанного ржаного хлеба с хорошим мягким сыром и пирог со сливовым джемом и взбитыми сливками. Я знаю, что ее величество любит его, – сказала Валентина. – Не забывайте о неважном состоянии зубов ее величества, я уверена, у вас все прекрасно получится. Но вы никому не должны говорить, что я была здесь, дорогой мастер Браунинг.
– Белое вино для бульона из цыпленка и рыбы, – сказал главный повар. – Хорошее красное бургундское для дичи!
– Именно так, – ответила Валентина с улыбкой. Потом, взяв леди Хауард за руку, она кивнула повару на прощание.
– Вы наша спасительница, моя дорогая, – сказала леди Хауард, когда они шли к апартаментам королевы. – Я не забуду этого.
– Мадам, я люблю и уважаю королеву, – сказала Валентина, – и знаю, что вы не обидитесь, если я скажу, что, хоть она и королева, она еще и старая женщина, даже если и не признается в этом. Ее душа, конечно, не состарилась. В душе королева – живая, полная силы молодая женщина, но ее тело старо, и о нем надо заботиться.
Они дошли до коридора, ведущего в апартаменты королевы, и леди Хауард остановилась. Глядя Валентине в лицо, она тихо сказала:
– Дитя мое, вы благословение, которое снизошло к нам во время испытаний. Я не забуду вашей доброты по отношению к моей кузине. Я вам друг, леди Бэрроуз, и надеюсь, что вы будете помнить об этом.
– Валентина!
Они повернулись и увидели подходящего к ним лорда Бурка. Он поклонился. Поцеловав руку леди Хауард, склонился к руке Валентины.
– Это мой кузен, лорд Бурк. – Валентина представила его герцогине Ноттингем.
– Вы сын леди Мариско? – спросила леди Хауард.
– Да, мадам.
– Я помню вашу мать. При дворе всегда начиналась суматоха, когда она появлялась здесь.
– Это правда, мадам, и мне это говорили, – ответил Патрик, блеснув глазами.
Леди Хауард довольно рассмеялась и сказала Валентине:
– Займитесь делами, дитя мое. Я пригляжу за фрейлинами. – Она торопливо пошла к апартаментам королевы.
– Вас не было видно при дворе, милорд, – сказала ему Валентина.
– Я уезжал в Клерфилд, чтобы проверить, все ли готово к зиме. Ты скучала по мне, голубка?
– Я была слишком занята, чтобы скучать, Патрик. Дочка Виллоу Габи приехала десять дней назад. В отличие от других фрейлин ваша племянница совершенно не боится меня. К счастью, у нее хороший характер Джеймса, и…
– Я скучал по тебе, – прервал он, обнимая рукой ее тонкую талию, наклонился и поцеловал ее в ухо.
– Патрик! Ведите себя как следует! Я потеряю свое место из-за вас, – выбранила она его.
– В этом случае у тебя не будет другого выбора, и ты выйдешь за меня замуж, голубка.
– Я ни за кого не хочу выходить замуж! – твердо сказала она.
Вырвавшись из его объятий, она поспешила в апартаменты королевы. Будь он проклят! Почему он так уверен в ней? Она сама в себе не уверена. Он даже не потрудился сообщить ей, что отправляется в Клерфилд. Однажды его просто не оказалось дома, а когда она спросила Виллоу, та тоже не знала, куда он подевался.
– Очень похоже на Патрика, – заметила Виллоу. – Он всегда был бродягой.
Не правда ли, слабое утешение! Почему с Патриком так трудно: он менялся тогда, когда ей хотелось, чтобы все оставалось
Страница 42
ез изменений! Он был ее лучшим другом, и ей нравилось это. Она смущалась, когда он нашептывал ей ласковые слова и целовал в ухо. Она чувствовала себя так… необычно, как будто бы она была не Валентиной Сен-Мишель, а кем-то еще.– О, леди Бэрроуз! – окликнула ее Бет. – Сегодня вечером будет небольшой праздник с танцами! Королева говорит, что мы должны надеть самые красивые платья!
– А ваше самое красивое платье уже вычищено и выглажено, госпожа Стенли? – спросила Валентина Бет, обнимая ее. – Можете отложить шитье, мои девочки. Если ее величеству мы в настоящее время не нужны, можно заняться туалетами для сегодняшнего вечера.
Королеве они в самом деле были не нужны. Она с жадностью ела изумительный суп из большой миски, которую ей прислал повар, и с огромным интересом рассматривала пирог со сливовым вареньем на приставном столике. Ее настроение поднялось, и она махнула фрейлинам, отпуская их.
В этот вечер, находясь по-прежнему в приподнятом настроении, Елизавета Тюдор развлекла двор, весело и живо играя на своем надушенном спинете[26 - Музыкальный инструмент, распространенный в XVI–XVII вв.]. Многие из присутствующих никогда не слышали, как она играет, и были поражены мастерством королевы. Потом были танцы, потому что королева всегда любила танцевать. Было время, когда она танцевала каждый танец, но сейчас была не в состоянии скакать весь вечер. Одетая в белый бархат, расшитый золотом, жемчугами и рубинами, с ярко-рыжим париком на голове, королева танцевала «спаниш пэник», шумный живой танец, сопровождаемый многочисленными притопываниями и прихлопываниями. Несмотря на возраст королевы, никто не танцевал его лучше, чем Елизавета Тюдор. Она шла в паре с сэром Уолтером Рэлеем, печалясь про себя о смерти сэра Кристофера Хаттона, изумительного танцора и ее любимого партнера в течение многих лет.
Потом последовала напоминающая вальс лаволта. Валентина, которая танцевала «спаниш пэник» с Патриком, неожиданно оказалась лицом к лицу с Томом Эшберном, графом Кемпом. Когда заиграла музыка, граф элегантно расшаркался перед ней, и она присела перед ним в реверансе.
«Божественная», – пробормотал он достаточно громко, чтобы она услышала. Валентина не могла сдержать улыбку. Краем глаза она увидела Патрика, танцующего с маленькой Бет Стенли, которая смотрела на него с обожанием. Лорд Бурк был явно раздосадован.
Когда танец кончился, Том Эшберн схватил Валентину за руку и повел в картинную галерею.
– Я неделями пытался привлечь ваше внимание и остаться наедине с вами, – тихо сказал он. – С вами трудно иметь дело, мадам. Разве у вас совсем не остается времени для себя?
– Я здесь, чтобы служить королеве, милорд, а не для того, чтобы развлекать скучающего дворянина.
Как они очутились в этом уединенном алькове?
– Мадам, вы мучительница. – Его рука обняла ее за талию, и он прижал ее к себе. – Говорил ли вам кто-нибудь, что ваши глаза как аметистовые звезды?
– Да, милорд, многие, – ответила она ровно. Сердце ее бешено стучало.
– Лгунья, – протянул он и прикоснулся к ее губам. – Позвольте мне узнать, сладок ли ваш язык так же, как и остер, божественная, – пробормотал он.
Его горячий рот ласково заставил ее губы раскрыться, и его язык уже был у нее во рту. Патрик делал с ней то же самое, но сейчас это был не Патрик, твердила она себе, впадая в панику. Этот человек чужой, и тем не менее она чувствовала, что отвечает на его ласки. Ее грудь обнажилась в вырезе черного бархатного платья, а его руки крепко держали ее за талию, когда она откинулась назад. Тихо постанывая, он начал покрывать ее грудь горячими поцелуями, но, когда его рот сомкнулся вокруг соска и он стал быстро лизать его, заставив набухнуть, Валентина закричала.
– Нет! Нет! О, прошу вас, милорд! Нет! – Она оттолкнула его, подтягивая вверх кружево, чтобы закрыть грудь от его страстного взгляда. Отступив назад, она заплакала.
– Я не проститутка, сэр. Простите меня, но я не собиралась подталкивать вас на подобные действия, потому что мне это не нравится.
В его дымчатых серо-голубых глазах поблескивал огонек. Он с трудом сдерживал возбуждение.
– Вы, конечно, не поверите, что я удовлетворюсь таким крошечным кусочком рая, божественная? – Он не придвинулся к ней, но это почему-то сделало ситуацию еще более напряженной.
– Я почтенная вдова в трауре по своему мужу, милорд Эшберн. Я стыжусь, что мое поведение дало вам повод думать иначе.
– Я хочу вас, – тихо сказал он.
Она широко открыла глаза. Она говорила Патрику, что ей нужен смелый мужчина. Теперь, когда она стояла, глядя прямо в глаза такому мужчине, Валентина не была уверена, что ей это нравится.
– Даже если бы я не носила траур по лорду Бэрроузу, – продолжала она безрассудно, – я бы не стала вести себя как шлюха. Прошу вас, скажите мне, что вы не думали по-другому.
Слезы унижали ее. Она почувствовала себя моложе и глупее тех шести безмозглых девчонок, которые находились в ее подчинении.
Он вздохнул и, придвинувшись к ней, вытер ей слезы.
– Не плачьте, Вал
Страница 43
нтина, – тихо сказал он. – Не плачьте, мое совершенное божество. Верьте мне, когда я говорю вам, что вы самая уважаемая и порядочная из вдов. Но это ничего не меняет, и я страстно хочу вас.– Вы не должны так говорить со мной, – предостерегла она, но в душе не укоряла его.
Он понял это.
– Я хочу, чтобы вы знали о моих чувствах, божественная. Я намерен искать вашего расположения, как только закончится ваш траур по мужу.
У нее перехватило дыхание от его слов, но, собравшись с силами, она холодно сказала:
– Не знаю, выйду ли я снова замуж, милорд. Побывав однажды замужем, я не думаю, что это нужно делать вторично.
– Кто же будет заботиться о вас? – спросил он ее.
– Нед оставил меня вполне обеспеченной, милорд.
– Вам понадобится муж, если вы захотите иметь детей, божественная. Это единственная вещь, которую вы не сможете получить без мужа.
– Я старшая из семи детей. Я провела много часов, ухаживая за детьми. Возможно, я и устала от таких занятий, милорд. – Сейчас она чувствовала себя несколько увереннее, потому что он не смотрел на нее с прежней страстью.
– Вы не такая искательница приключений, как ваша знаменитая тетя Скай, мадам. Вы предназначены для домашнего очага и семьи.
– Неужели, милорд? Ваше короткое знакомство со мной заставило прийти к такому выводу?
Он начал говорить, как Патрик. Почему все мужчины так надоедливы?
– Вы женщина, мадам, а женщины предназначены для домашнего очага и семьи, – повторил он. – В этом нет секрета.
– Я не такая, как другие женщины, – сказала она, вздохнув. – На самом деле, сэр, женщины так же отличаются друг от друга, как и мужчины. Разве вы никогда не видели куста роз, милорд? Хотя цветы все красные, каждый немного отличается от другого. Так же и люди, не важно, мужчина это или женщина.
– То, что вы говорите, божественная, сущая правда, потому что я знал многих женщин, но ни одна из них не вызывала у меня такого сильного желания искать их благосклонности, как вы!
– Вы дерзкий человек, милорд! Я не потакала вашим безрассудствам! – воскликнула Валентина.
– Не думаю, что искать вашего расположения безрассудно, миледи. – В его глазах мелькнула искорка. – Думаю, что вы не отобьете у меня желание добиваться вас.
– Отведите меня обратно к королеве, – приказала ему Валентина. – Вы и так уже нанесли урон моему доброму имени, милорд.
– Один поцелуй, – сказал он.
– Я закричу, – ответила она.
– Думаю, нет, – сказал он и быстро поцеловал ее, пощекотав усами ее губы.
– Милорд! – топнула ногой Валентина. – Вы зашли слишком далеко.
– Нет, божественная, я просто осмелился немного помечтать. – Взяв ее за руку, он отвел ее к танцующим, не говоря больше ни слова.
– Думаю, что это наш танец, Вал, – сказал Патрик Бурк холодно, когда они появились в зале.
Патрик увел ее, не удостоив взглядом графа Кемпа. Танец был длинным. Когда он наконец кончился, Патрик ухитрился вывести ее через ту же дверь, которой недавно воспользовался граф. Валентина усмехнулась про себя, когда очутилась в том же уединенном алькове, который уже делила с Томом Эшберном.
– Патрик, в чем дело? – спросила она.
– Я хочу поцеловать тебя, Вал, и я едва удержался, чтобы не сделать это при всем дворе.
– А если я против того, чтобы меня целовали, милорд? – Все это было очень забавно, и она почти была готова рассмеяться. Как круто изменилась ее жизнь!
– Валентина Элизабет Ровена Сен-Мишель, – нараспев произнес Патрик. – Я не могу поверить, что ты заведешь любовную интрижку, особенно с учетом того, что ты почтенная вдова в трауре по мужу.
– Вы подслушивали? Ах! Негодяй! – она покраснела, одновременно размахиваясь, чтобы ударить его, но он схватил ее за руку и поцеловал ладонь. Этот поцелуй заставил ее затрепетать.
– Неужели, голубушка, ты поверила, что я позволю Тому Эшберну победить меня? – Он притянул ее ближе и ловко, прижав ее руки к бокам, заключил в объятия.
– Вы не имеете права шпионить за мной, Патрик Бурк! – Она гневно сверкнула глазами. – Черт бы побрал всех мужчин!
Его аквамариновые глаза гипнотизировали ее, они говорили о том, чего сейчас он не мог доверять ни голосу, ни словам, они заставляли ее мучиться и отводить взгляд в сторону. Потом очень медленно он наклонил свою темную голову и прикоснулся к ее губам. И теперь никакие силы не могли заставить ее отказать ему. Он целовал ее самозабвенно, и она ответила на его поцелуй. Ей хотелось драться с ним, оттолкнуть его, но сил на это у нее не было. Подняв голову, он поймал ее взгляд и стал целовать ее вздрагивающие губы мягкими, быстрыми поцелуями. Осторожно и нежно он высвободил одну ее грудь и, положив ее на свою большую ладонь, ласково смотрел на нее.
– Не надо! О, не надо! – прошептала она, чувствуя, как ее щеки начинают гореть, когда прямо на ее глазах розовый сосок стал тугим, как прихваченный октябрьскими заморозками бутон, хотя Патрик еще и не дотронулся до него.
– Ты не представляешь, – пробормотал он, – как ты изумительна, милая. Твой рот измят моими поцелуями,
Страница 44
твои прекрасные глаза согреты чувством, которого ты еще не понимаешь. До своего смертного часа я буду жалеть о том, что позволил тебе выйти замуж за Эдварда Бэрроуза, когда я хотел, чтобы ты стала моей. Повторяю, Вал, это не ошибка. Ты принадлежишь мне. – Он поцеловал маленький сосок, и неистовая дрожь пронзила ее.– Я сама себе хозяйка, – выдохнула она. Ее наполняло желание, которое явно нравилось ей.
– До тех пор, пока ты не стала любовницей Тома Эшберна. Он обольстит тебя, а ты очень ранима. Эдвард Бэрроуз, может быть, и был холоден, как рыба. Господь да упокоит его душу, но, когда он лишил тебя невинности, Вал, он высвободил страсть, которую мужчина, подобный ему, не мог и представить. Только настоящий мужчина может поддерживать такие чувства, а ты, моя красавица, уже горишь от страсти. Развлекайся. Если тебе хочется, флиртуй с Томом Эшберном, но помни, голубка, что тебе суждено стать моей женой, после того как ты кончишь носить траур по Неду Бэрроузу, – заключил Патрик.
Она мягко высвободилась из его дразнящих объятий и поправила свое платье.
– Лорд Кемп не хочет обольстить меня, Патрик, – сказала она. – Он тоже хочет жениться на мне. Вы хотите жениться на мне… он хочет жениться на мне… а я не хочу вовсе выходить замуж. Интересно будет посмотреть, кто возьмет верх, – ответила она упрямо.
Патрик Бурк ухмыльнулся.
– Ну, милая, будет по-моему. Я хочу напомнить тебе, что мы, Бурки, привыкли получать то, что нам хочется.
– Неужели, милорд? Ну, тогда посмотрим. Мне еще четыре месяца предстоит носить траур по Неду, – напомнила она.
– Темные цвета тебе к лицу, – сказал он. – Это платье делает твою кожу еще более похожей на лепестки белых роз.
– Красиво сказано, милорд Бурк, – сказал ему граф Кемп, когда он присоединился к ним в картинной галерее. – Итак, мы соперники, оспаривающие любовь одной и той же дамы, не так ли? Не так, как в прежние дни, Патрик? – Он весело посмотрел на него.
Валентина растерялась. Неужели Том следил за ней и Патриком, так же как Патрик следил за ней и Томом?
Чтобы скрыть смущение, она спросила:
– Как в прежние дни?
– Я познакомился с Томом в дни нашей зеленой юности на Испанском Мейне, Вал, – объяснил лорд Бурк.
– И мы также побывали вместе в Кадисе с графом Эссексом, – сказал ей лорд Эшберн.
– Надеюсь, что сейчас вы не ввязались в дела Эссекса? – спросил лорд Бурк.
Том Эшберн покачал головой.
– Он играет в слишком опасную игру, Патрик. Приключение – это одно, но Эссекс заигрывает с изменой. Боюсь, ему не уцелеть.
– В этом вопросе мы едины, Том.
– Милорды, вы должны проводить меня в зал, – сказала Валентина. – Вы с таким же успехом можете вспоминать прошлое и в зале. Я не уверена, что ваше поведение не нанесло ущерба моему доброму имени.
Мужчины ухмыльнулись и, поклонившись Валентине, каждый предложил свою руку. Все трое вернулись в зал, где праздник был в разгаре.
– Могу ли я надеяться на этот танец, мадам? – спросил Томас Эшберн.
– Нет, Том, этот танец точно принадлежит мне, – возразил Патрик.
– Я не буду больше танцевать сегодня, милорды, – сказала она твердо, – и прошу вас больше не привлекать к нам внимания. Мне не нужны скандалы.
– Вот вы где, моя дорогая, – сказала леди Скруп, непреднамеренно приходя ей на выручку. – Королева хочет, чтобы вы сопровождали ее, леди Бэрроуз.
– Милорды, – сказала Валентина, делая реверанс обоим своим спутникам.
– Она моя, – спокойно сказал лорд Бурк, даже не поворачивая головы в сторону соперника.
– Нет, Патрик, она моя, – сказал граф Кемп.
– Тогда борьба до победного конца, Том?
– Да. Никакой пощады и никакого снисхождения, – последовал ответ. – И пусть лучший окажется победителем.
– Я собираюсь победить, – посмеиваясь, сказал лорд Бурк – Да, я намерен победить, Том. На этот раз все будет не так, как в Кадисе.
– Когда я отвоевал у вас прекрасную Марию Констанцу?
– Когда вы украли прекрасную синьориту у меня, – сказал лорд Бурк. – На этот раз девушка будет моей, Том.
– Если вы завоюете ее, Патрик. Только если вы завоюете ее, – тихо сказал граф Кемп.
4
Совет королевы должен был собраться тайно в доме лорда Бакхерста. Елизавета Тюдор незаметно выскользнула из дворца в сопровождении только одной придворной дамы. Она не хотела, чтобы ее отсутствие заметили. Она взяла с собой молодую леди Бэрроуз.
– Вас еще не так хорошо знают, чтобы искать, если вас не будет некоторое время, дитя мое, – сказала королева, когда их карета ехала по городу. – И я знаю, что вы благоразумны и не будете болтать о том, что услышите сегодня.
– С самого начала и навсегда я ваша преданная слуга, ваше величество, – ответила Валентина.
– Это я уже поняла, – любезно ответила королева. – Моя кузина, Кейт Кэрн, рассказала мне, что это вы предложили изменить мое меню. Она сказала, что вы встревожились из-за того, что я мало ем и что мне не хватит сил в тот момент, когда я буду больше всего нуждаться в них. Как и у вашей матери, у вас действительно зоркие глаза. И е
Страница 45
е – вы не сплетница.– Я просто хотела помочь вашему величеству, – сказала Валентина, осторожно подбирая слова, потому что королева не терпела никакого упоминания о своем возрасте.
– Гм. – Королева хмыкнула, ничего больше не сказав, однако точно разгадав мысли Валентины.
Их проводили в удобную библиотеку лорда Бакхерста. Королеву усадили в кресло около горящего очага, Валентине предложили стул рядом с ней. Совет уже собрался.
Роберт Сесил набрал воздуха, выдохнул и начал:
– Я только сейчас узнал, что лорд Маунтигл и несколько других, чьи имена пока не буду называть, переправились через реку в Саутварк в театр «Глобус», где подкупили актеров лорда Чемберлена, чтобы те сегодня днем устроили дополнительное представление «Ричарда III». В течение нескольких недель Эссекс состоял в переписке с Яковом Шотландским, и, хотя лукавый король Стюарт открыто не предложил нашему бунтарю-графу никакой конкретной помощи, продолжительная переписка Якова с Эссексом может рассматриваться как поощрение заговора Эссекса. По самому заговору мне теперь известны все подробности.
Королева кивнула.
– Говорите, Пигмей. Лучше сейчас узнать плохие новости, чем потом.
Сесил кивнул и продолжил:
– Отчим Эссекса, лорд Блант, и лорд Чарльз Деверекс должны находиться в пределах Уайтхолла, на стратегических позициях. Несколько джентльменов должны быть расставлены в Ройял-Минте, а другие – в Тауэре. Когда все будет готово, граф Эссекс рассчитывает войти в личную комнату вашего величества и взять вас под стражу.
– Неужели? – воскликнула Елизавета. В этом восклицании прозвучало ее прежнее чувство юмора.
Роберт Сесил продолжил, приковывая к себе внимание всех присутствующих.
– Граф считает, что, как только ваше величество окажется в его власти, Лондон провозгласит его королем.
– Дурак! – бросила королева. – Лондон принадлежал мне с самого начала. Он никогда не изменит мне.
Остальные тихими голосами выразили твердое согласие с королевой.
– Почему Эссекс решился на этот бунт, Пигмей? – спросила Елизавета Роберта Сесила.
Сесил сухо усмехнулся, что позволял себе крайне редко.
– Чтобы избавиться от меня… и от любого, на кого опирается ваше величество и кто не ладит с ним. Он намерен объявить протекторат над вашим величеством и себя в качестве лорда-протектора, до того как… – Сесил нерешительно замолчал.
– Он хочет править от моего имени, пока я не умру и мой преемник не займет трон, – без обиняков сказала королева. Сэр Роберт кивнул. Елизавета покачала головой.
– Джентльмены, – спросила она, – почему я ошиблась в молодом Робине? Другие хорошо служили мне, но молодой Робин, кажется, не способен служить никому, кроме себя самого. Я достаточно часто предупреждала его, что в Англии только один монарх. – Она глубоко и грустно вздохнула.
Валентина взяла ее руку и приложила ее к своей щеке в молчаливой попытке успокоить ее.
Елизавета Тюдор в ответ слегка пожала ее руку.
– Итак, – сказала она, – он заставит сыграть пьесу господина Шекспира, в которой подвергается сомнению божественное право королей и показывается низложение монарха. Он думает возбудить этим аппетит зрителей и получить поддержку своему ничтожному заговору, Ох, Эссекс! Большой же ты дурак! Я была королевой этой страны задолго до того, как ты появился на свет. Эта волчица! Он действует по указке Леттис, вы же понимаете! Она, возможно, тоже участвует в этом деле, как и ее молодой муж. Сука! Сначала она отняла у меня Дадли, а сейчас ее сын хочет получить мой трон!
– Не огорчайтесь, дорогая мадам, – успокоил Роберт Сесил свою госпожу. – Может быть, граф Эссекс еще раскается.
Напряжение возрастало, наполняя комнату, потому что в ней не было ни одного человека, который мог поверить этому.
– Что вы намерены делать? – требовательно спросила королева.
– Давайте пошлем вызов графу с приказанием явиться на Совет. Может быть, он объяснит свои действия.
– Более вероятно, что он не сможет этого сделать, – пробормотал лорд Бакхерст, королевский казначей.
– Сделайте это! – Слова королевы прозвучали резко и отрывисто.
В Эссекс-Хаус был послан вызов, требующий немедленного прибытия графа на Тайный совет, но гонца презрительно осмеяли друзья Эссекса, только что вернувшиеся из театра, где они смотрели смелое представление «Ричарда III». Гонца даже не допустили до графа, который уклонился от встречи.
Гонец вернулся в дом Бакхерста и объяснил свою неудачу.
– Раскаялся? Xa! – фыркнула королева.
– Терпение, дорогая мадам, – успокоил ее Сесил. – Граф поднялся по ступенькам виселицы. Давайте предоставим ему последнюю возможность просунуть голову в петлю, прежде чем мы затянем ее.
Он приказал удвоить стражу возле дворца. Мастер Джон Герберт, главный секретарь Совета, был послан в Эссекс-Хаус с тем же требованием – графу явиться на Тайный совет. Сначала граф пытался избежать встречи с ним, но Джон Герберт не был простым придворным. Он был членом семьи графа Пембрука. Граф Эссекс не может встретиться с ним сейчас? Джон Герберт
Страница 46
подождет, пока Эссекс сможет встретиться с ним. Положение было сложным, и Эссекс понимал это. Очень неохотно он допустил к себе Джона Герберта, который потребовал, чтобы граф прибыл на Тайный совет.– Передайте им, что сейчас я не могу прибыть, – сказал граф.
– Это не так просто, милорд Эссекс, – спокойно ответил Джон Герберт. – Почему вы не можете приехать? Если вы отказываетесь явиться, я должен знать почему. Иначе ваши действия могут быть неправильно поняты. Даже неверно истолкованы.
– Я опасаюсь за свою жизнь, – был ответ. – Лорд Грей напал на меня на Стренде сегодня вечером. Я боюсь покинуть стены моего дома, чтобы не быть убитым. Совет должен понять это. Я не приду, потому что не осмеливаюсь.
– Достаточно, – сказала Елизавета Тюдор, когда мастер Герберт доложил ей об этом. – Сейчас почти полночь. Мы встретимся во дворце, в зале Тайного совета на заре, чтобы принять решение относительно милорда Эссекса.
Королева молчала, пока карета ехала в Уайтхолл. Все часы, проведенные в доме лорда Бакхерста, она не отпускала руку Валентины. Теперь, когда они дошли до комнат королевы, она отпустила ее руку и сказала:
– Благодарю вас за помощь, леди Бэрроуз.
Валентина поклонилась королеве и поспешила в свои комнаты.
– Где вы были? – спросила Нен. – И лорд Бурк, и граф Кемп справлялись о вас раз двадцать…
– Я была с королевой, и не спрашивай меня больше ни о чем, – ответила ей Валентина, зная, что лишнего говорить не стоит.
В дверь постучали, и ворчащая Нен впустила лорда Бурка. Прежде чем тот заговорил, Валентина сказала:
– Я была с королевой и не желаю, чтобы мне задавали вопросы.
– Ты ела? – спросил он.
– Нет, – ответила она, неожиданно поняв, как она голодна.
– Ступай на кухню, Нен. Там они дадут тебе что-нибудь для твоей хозяйки. Я побуду с ней, пока тебя не будет.
С широкой ухмылкой Нен неуклюже присела и торопливо ушла. Неожиданно лорд Бурк подхватил Валентину на руки.
Подойдя к пылающему камину, он сел в кресло, нежно убаюкивая ее в своих руках.
– Ты измучена, – сказал он.
– Я была с королевой с середины дня, – ответила Валентина.
– Ты не привыкла к такой жизни. Она же иногда забывает, что у других нет ее выносливости. Почему она не взяла с собой какую-нибудь из своих дам? Почему, Вал?
– Она хотела взять кого-то, кого бы не стали искать, хотя, когда вы и Том Эшберн весь вечер колотили в мою дверь, стало ясно, что меня здесь нет, – с гримасой ответила Валентина.
Он потер ей шею сзади.
– Ты не привыкла к такой жизни, – повторил он.
– Хватит сюсюкать надо мной, Патрик. Хотя я никогда не жила придворной жизнью раньше, я обнаружила, что пребывание при дворе очень интересно.
Он наклонился и крепко поцеловал ее.
– Я не могу думать, когда вы делаете подобные вещи, – запротестовала она, отводя голову.
– Я и не хочу, чтобы ты думала, Вал. – Он засмеялся, сильнее притягивая ее к себе. – Ты слишком много думаешь, голубка. Я хочу, чтобы ты перестала думать, перестала так старательно размышлять обо всем, что делаешь. Я хочу, чтобы тебя захватила страсть, моя практичная деревенская девушка. Как мне добиться этого, если ты во всем такая рассудительная?
– О, Патрик, – вздохнула она, – я так устала. Но даже усталая, я не позволю уговорить себя принять быстрое решение, касающееся моей судьбы. В прошлый раз, когда я принимала такое решение, я делала это ради матери, которая тревожилась за меня, и ради моих сестер. В следующий раз я выйду замуж, если действительно захочу этого. Разве вы не можете понять?
– Понимаю, – ответил он, – но ты тоже должна понять, что я уже терял тебя однажды, Вал. Если бы я хоть на мгновение понял, что ты не любишь Эдварда Бэрроуза, я бы сам добивался тебя. Я не могу, не буду терять тебя во второй раз. Я люблю тебя, Вал. А ты меня любишь хоть чуть-чуть?
– Я не знаю, Патрик. Я честно говорю, я не знаю. Вы, Патрик Бурк, мой кузен и мой лучший друг. Я любила вас всю жизнь, но я не уверена, что то чувство, которое я испытываю к вам, является любовью, о которой думаете вы.
Он снова поцеловал ее, на этот раз медленно и ласково, нежно касаясь губами ее рта.
– Я думаю, что ты любишь меня, Вал, даже если ты и не готова признать это.
– Все, что я знаю, – пробормотала она, – это то, что я становлюсь совершенно беспомощной всякий раз, когда вы целуете меня. Но любовь ли это? Том Эшберн действует на меня так же.
Он вздохнул. Ее не так просто завоевать. Он ждал ее всю жизнь, и сейчас, когда наконец он признался себе в этом, он не может потерять ее.
Валентина притихла, и он вскоре понял, что она уснула… Он отнес ее в маленькую спальню, нежно опустил на кровать и укрыл покрывалом.
Выходя из комнаты, он наткнулся на Нен, возвращавшуюся с подносом.
– Она уснула, – сказал он камеристке.
– Она не может спать одетой, – разволновалась Нен.
– Какое было бы счастье, если бы я мог помочь тебе раздеть ее, Нен, – пошутил лорд Бурк.
– О, милорд! Вы несносны, просто несносны. – Нен хихикнула. – Благодарю, но помощи мн
Страница 47
не надо!Патрик вернулся в дом своей матери Гринвуд на Стренде.
– Что вы слышали о графе Эссексе и королеве, милорд? – спросил его перевозчик, который перевозил его через реку от Уайтхолла в Гринвуд.
– Ты, наверное, знаешь больше меня, – сказал Патрик, – но во дворце ходят слухи, что Эссекс близок к измене.
– Да, это в самом деле так, – согласился перевозчик. – Он горячий малый, но не сравнится с королевой Бесс, хотя она сейчас уже старушка.
Он с трудом уснул, его мысли были слишком заполнены Валентиной. Она говорила, что ей хочется, чтобы ее руки добивался смелый мужчина, но он представить не мог, о какой смелости она говорила. Она могла бы стать моей сегодня вечером, думал он печально. Хотя она и готовилась встретить свой двадцать первый день рождения, хотя она и была вдовой, но страсть была ей неизвестна. Ему не нужно было слышать ее признание, что его поцелуи делают ее совершенно беспомощной, потому что он и так знал это. Он понял это, чувствуя, как ее роскошное молодое тело отвечало на его прикосновения. Она была как бочонок с порохом, ждущий зажженной спички, и он хотел стать этой спичкой. Но оставался еще и Том Эшберн. Лорд Бурк обнаружил, что попал в трудное положение. Его семья не принадлежала к тем семьям, которые силой устраивают браки для любого из своих детей, поэтому такая возможность была закрыта для него. Ему действительно предстоит завоевать ее для себя.
Он задремал перед рассветом, но поздним утром был бесцеремонно разбужен своей сестрой и зятем. Ему снилось, что он нежно ласкает Валентину, когда голос его слуги Пламгата ворвался в его сон.
– Проснитесь, милорд! Проснитесь! Граф и графиня Альсестерские хотят видеть вас!
– Скажи им, чтобы убирались! – пробормотал он, пытаясь вернуться в рай.
– Патрик! Немедленно проснись! – прозвучал голос Виллоу, и она дернула за его густые черные волосы. Патрик неохотно перевернулся и открыл глаза.
– Я задушу тебя голыми руками, сестричка, если ты разбудила меня из-за пустяка, – пригрозил он.
– Эссекс попытался поднять восстание! – сказала Виллоу. – Это достаточно важно?
Лорд Бурк мгновенно проснулся.
– Что случилось? – спросил он, садясь.
– Расскажи ему, Джеймс, – приказала Виллоу своему мужу. – Джеймс был там, – объяснила она Патрику.
– Совет собрался на рассвете, – начал Джеймс Эдвардс. – Эссексу еще накануне был послан вызов, в котором ему приказывали явиться на Совет прошлой ночью, но он отказался прийти, заявляя, что лорд Грей покушался на его жизнь. Сегодня утром королева послала лорда-хранителя Эгертона, графа Ворчестера, сэра Вильяма Ноллиса и нескольких других, включая и меня, в Эссекс-Хаус, чтобы привести Роберта Деверекса на Тайный совет. Двор Эссекс-Хауса кишел вооруженными людьми, граф вышел и поздоровался с нами достаточно любезно, но, когда лорд-хранитель сообщил ему, что мы прибыли, чтобы проводить его на Совет, Эссекс повел себя вероломно и поспешно закричал, что ему угрожают и что мы покушаемся на его жизнь. Его люди кричали, что мы оскорбляем и собираемся обмануть его. Они начали требовать наших жизней. Для безопасности Эссекс впустил нас в дом. А потом, к нашему удивлению, он запер нас в библиотеке и крикнул нам через дверь, что вернется и освободит нас, когда наведет порядок.
– К счастью, чернь со двора последовала за ним на улицу, и, открыв окна в библиотеке, мы услышали, как Эссекс кричал: «К королеве! На мою жизнь покушаются! К королеве!» Рэлей, который приехал вместе с нами, попытался поговорить со своим кузеном, сэром Фернандо Горгесом, сторонником Эссекса, но не смог убедить его. Рэлей сумел скрыться, до того как нас ввели в дом.
– Джеймс вел себя так храбро, – гордо вставила Виллоу.
– Что случилось дальше?
– Эту часть расскажет Виллоу, – сказал граф Альсестерский.
– Не хочешь ли ты сказать, что принимала во всем этом участие? – недоверчиво спросил лорд Бурк.
Виллоу засмеялась.
– Знаю, знаю! «Всегда добропорядочная Виллоу». Но это так. Хотя сегодня воскресенье, я поехала к своей модистке на Фенчерч-стрит. Мне просто необходимо новое платье для праздника кануна поста, который будет устраиваться у королевы, и миссис Джоунс поэтому очень загружена. Миссис Джоунс живет рядом с домом шерифа Смита, а Эссексу, кажется, дали понять, что лондонский шериф предоставит ему тысячу обученных людей. Он даже никогда не говорил с шерифом Смитом, но тем не менее верил в это! – Она покачала головой.
– Откуда ты знаешь, что он не говорил с шерифом? – спросил ее брат.
– Я объясню это через секунду, – ответила Виллоу и продолжала: – Мы очень удивились, должна вам сказать, когда услышали вопли толпы, сворачивающей с Поултри и Ломбард-стрит на Фенчерч. Они кричали что-то вроде: «Сесил продал Англию Испании!» Вы слышали когда-нибудь что-то более нелепое? Как они набросились на беднягу только из-за того, что у него такая внешность! Они кричали: «Они собираются отдать корону инфанте!» и «Жители Лондона, вооружайтесь за Англию и королеву!» Я в жизни своей не слышала такой глупости. В
Страница 48
е высовывались из окон, глазея на эту чепуху. Бедный шериф Смит выскочил через заднюю дверь в ночной рубашке и ворвался в дом миссис Джоунс, чтобы не только не говорить с графом Эссексом, но даже и не встречаться с ним. Модистка послала своего сына в дом шерифа за его одеждой, чтобы тот смог побежать к лорду-мэру, что, уверяю вас, он сделал очень быстро. Бедняга страшно разволновался, когда мальчишка модистки вернулся с его одеждой и сказал, что граф Эссекс сидит в его доме и утверждает, что шериф Смит обещал ему тысячу вооруженных людей. Скажу я вам, он совершенно перепугался и побежал к лорду-мэру, чтобы заявить о своей невиновности. Он все время повторял: «Но я даже не знаком с его светлостью! Да, да! Я видел его, но в Лондоне все его видели! Я никогда не был знаком с ним!» Как только я смогла выбраться из дома миссис Джоунс, я поспешила сюда, в Гринвуд. Около собора Святого Павла поперек улицы была натянута цепь, там стояли солдаты с пиками и мушкетами, поэтому мне пришлось ехать в объезд. Сэр Томас Сесил, новый лорд Берли, граф Камберленд и около дюжины других вышли на улицы с королевскими герольдами, объявляя, что граф Эссекс и его сторонники – предатели, чьи действия направлены против королевы, а не в ее интересах. Бедняга Эссекс! Боюсь, что в конце концов он перешел границы дозволенного.– Бедняга Эссекс? – эхом повторил Патрик Бурк. – Надеюсь, ты не сочувствуешь этому человеку? Его последние годы просто раздувало от собственной напыщенности, удивительно, как он до сих пор не лопнул.
– Не будь дураком, Патрик. Я, конечно, не сочувствую Эссексу, но не могу не испытывать к нему жалости. Он имел такие возможности и так бессмысленно упустил их.
– А что сейчас происходит? – захотел знать лорд Бурк.
– Эссекс наконец вернулся в свой дом, – сказал граф Альсестерский, подхватывая нить разговора. – Он выпустил нас из библиотеки. Кажется, он пытался пробиться через заслон около собора Святого Павла, но его не пропустили. Сэр Кристофер Блант, бывший с Эссексом, атаковал со шпагой в руке одного из королевских офицеров. Он был ранен и взят в плен. Началась беспорядочная драка, было ранено еще несколько человек и один убит. Мы слышали, что потом Эссекс отступил к реке и приказал растерявшемуся перевозчику отвезти его домой. Войдя в библиотеку, он не обратил на нас внимания, и мы в изумлении наблюдали, как он бросал в огонь множество своих бумаг, включая и маленькую сумку, висевшую у него на шее. В доме была паника, жена Эссекса, его мать и одна из его сестер, по-моему, леди Рич, кричали и причитали. Мы просто спустились по лужайкам до калитки, которая выходит к реке, наняли перевозчиков и поспешили вернуться в Уайтхолл.
– Боже правый! – Патрик выскочил из кровати, забыв, что он голый.
– Патрик! – завопила Виллоу, покраснев. Поняв свою оплошность, Патрик обмотал простыню вокруг бедер, бормоча извинения. Джеймс Эдвардс рассмеялся.
– Твоей жене, если ты все-таки женишься, определенно повезет.
– Джеймс!
Граф Альсестерский снова засмеялся:
– Пошли, моя дорогая. Я понимаю, что твоему брату нужно одеться.
– Я хочу попасть во дворец, – сказал Патрик. – Королеве понадобятся верные люди. А что с Валентиной? Боюсь, что дело этим не кончится!
– Я поеду с тобой, – сказал его зять. – Я не пропущу этого ни за что на свете.
– Ну, я-то здесь не останусь! – заявила Виллоу. – Кроме того, Габи, вероятно, перепугана, и ей нужна ее мать.
В Уайтхолле царила суматоха. Улицы, ведущие ко дворцу, были перегорожены каретами, и лорд Адмиралтейства собрал небольшую, импровизированную армию. Жители Вестминстера вооружались против Эссекса, и лежащая рядом деревушка Челси выступила в защиту королевы. Однако Елизавету Тюдор отнюдь не волновала суматоха вокруг. Мастер Браунинг, ее повар, приготовил для нее замечательный воскресный обед, и она с нетерпением предвкушала его.
Он приготовил наваристый прозрачный, пахнущий бургундским бульон из дичи, в котором плавали нежные кусочки фазана, и морковный пудинг с цветочным медом, на столе стояло блюдо с горячими пирожками, начиненными рубленой курятиной, говядиной, бараниной, великолепно приправленными пряностями. Накрытое крышкой блюдо скрывало нежные кусочки крабов в соусе из густых сливок и шерри. Свежий хлеб, сладкое масло и мягкий нормандский сыр дополняли меню. На буфете стоял яичный крем и блюдо с маленькими пирожными, пропитанными мальвазией.
Она склонила голову и прочитала молитву.
– Бог хранил меня со дня рождения. Он посадил меня на королевский трон. Бог позволит мне остаться на троне, пока не призовет меня к себе. Аминь.
Потом она с большим удовольствием приступила к еде. А когда кончила, сказала своим дамам:
– Сейчас я пойду и посмотрю, что эти повстанцы посмеют сделать со мной.
Графиня Ноттингем, жена лорда Адмиралтейства, сказала королеве:
– Нет, кузина. Ради вашей безопасности вы не должны выходить на улицу до тех пор, пока это не кончится.
– Вздор! Разве я оставалась дома во время нашествия Армады? Нет! Я поехала верхом в Т
Страница 49
лбери к своим солдатам и сама призывала их сражаться. Я не боюсь Эссекса и его сброда!– Я думаю, леди Хауард предполагает, что, увидев вас, ваше величество, лондонцы свирепо расправятся с графом и его сторонниками. Ваше величество может непреднамеренно пострадать в такой свалке, – смело вмешалась Валентина.
– Леди Бэрроуз рассуждает очень здраво, несмотря на молодость, – согласился Роберт Сесил, входя в комнату королевы. – Я согласен с ней. Никто не подвергает сомнению вашу храбрость, мадам, но время сейчас трудное.
– Ну, ладно, – проворчала королева, взявшись за еще одно пирожное, пропитанное вином. – Итак, Лондон за меня, не так ли? Я знала об этом! Разве я не так говорила, леди? Лондон всегда был моим городом, так же как он был городом моего отца.
Граф Ноттингем и его маленькая армия окружили дом Эссекса. Леди Эссекс, леди Блант, леди Рич и другие женщины из дома лорда Эссекса были отпущены. Потом Эссексу было объявлено, что, если он не сдастся, в ход будут пущены пушки.
– Почетнее умереть сражаясь, чем от руки палача! – вызывающе крикнул граф Эссекс, но его сторонники думали по-иному и убедили его сдаться. Той же февральской ночью под холодным, туманным дождем со снегом граф Эссекc и его сторонники вышли из Эссекс-Хауса и сложили свои шпаги перед графом Ноттингемом. Эссекс и граф Саутгемптон были отправлены в Ламбет-Палас, а не в Тауэр. Хотя вина Эссекса была бесспорной, было еще неясно, подпишет ли королева ему смертный приговор.
Елизавета Тюдор вновь оказалась в трудном положении, чего всегда старалась избегать. С визитом явился французский посол, желая выяснить состояние королевы в период испытаний. Если он думал, что пошлет своему королю сообщение о том, что Елизавета Тюдор сломлена происходящими событиями, то ему предстояло разочароваться. Королева, само изящество, тепло приветствовала его.
– Я скорблю вместе с вашим величеством о бесчестье милорда Эссекса, – вежливо сказал он. – Милорд Эссекс безрассудный неблагодарный человек, который наконец открыл, что у него на уме.
Наедине она скорбела, но никогда не позволила бы, чтобы вся Европа узнала о ее скорби, потому что люди с готовностью осмеяли бы привязанность глупой старухи.
Женщины Елизаветы действовали на нее успокаивающе, а после их совместного пребывания накануне в доме лорда Бакхерста королеве сейчас было приятно общество Валентины.
– Вы напоминаете мне вашу мать, – сказала королева леди Бэрроуз. – Не внешне, конечно, потому что Эйден Сен-Мишель была невзрачной девушкой, несмотря на ее красивые волосы и глаза. Сходство в манере держаться, Валентина. У вас доброе сердце, которое мне сейчас очень необходимо.
– Я не оставлю вас, дорогая мадам, – пообещала Валентина.
– Суд над ним начнется через несколько дней, – тихо сказала королева.
– Он быстро закончится, и ничто больше не будет огорчать вас, дорогая мадам.
– Только мои воспоминания, Валентина. Только мои воспоминания.
Дамы королевы были удивлены внезапно проявившейся нежностью к молодой леди Бэрроуз, но они все любили Валентину, поэтому недоброжелательности это не вызвало.
Валентина завоевала их уважение, превратив королевских фрейлин из своенравных, испорченных сорванцов в веселых, хорошо воспитанных и очаровательных девушек. Мягкость Валентины успокаивала королеву, которая проводила все больше времени в ее обществе, тем самым облегчая жизнь придворных дам, перегруженных работой.
У Валентины были свои собственные причины отдавать свое время Елизавете Тюдор. Служба оставляла ей меньше свободного времени и помогала избегать двух страстных поклонников, потому что и Патрик Бурк, и Том Эшберн не хотели мириться с мыслью, что их отвергли. Фрейлины начали замечать это и получали большое удовольствие, поддразнивая ее, особенно после того, как Габриэль Эдвардс с веселой доброжелательностью поделилась со своими подругами маленькими семейными секретами и чуть-чуть посплетничала.
– Представляете, дядя Патрик влюбился в кузину Валентину, – радостно объявила она. – Мы все думали, что дядя Патрик останется холостяком.
Даже королева, которая чаще не одобряла романтические привязанности своих дам, поймала себя на том, что получает удовольствие от положения, в котором оказалась Валентина. А сейчас немногое веселило ее.
Через одиннадцать дней после изменнического выступления граф Эссекс и граф Саутгемптон предстали перед трибуналом в Вестминстере. Остальные должны были предстать перед судом позже. Лорд Бакхерст председательствовал на суде, который был устроен в центре зала. Огромный зал гудел от голосов клерков и судей, пока двадцать шесть пэров Англии готовились осудить предателей.
Оба обвиняемых не признали себя виновными. Снаружи скорбно завывал февральский ветер. Эссекс заявил, что является верноподданным королевы. То, что было им сделано, по его словам, было предпринято с целью самозащиты, и что любой разумный человек сделал бы то же самое. Главный обвинитель, сэр Эдвард Кук[27 - Сэр Эдвард Кук (1552–1634) – знаменитый английский юрист.]
Страница 50
опроверг заявление графа, перечислив подробности мятежа и заявив, что любой парламент, созванный Эссексом, был бы кровавым парламентом.– Это был бы кровавый парламент, и милорд Эссекс, который сейчас стоит, одетый во все черное, мог бы носить кроваво-красную мантию! Но наступила кара Господня, и из своего графского рода он будет Робертом Последним, хотя полагал, что будет королем Робертом Первым! – закончил сэр Эдвард.
Свидетели присягали и давали показания один за другим, по мере того как медленно тянулся день. Были выслушаны показания графа Ратленда, лордов Кромвеля, Сендиса, Маунтджая и Деверекса и отчима Эссекса, лорда Бланта. Постепенно, как слои в луковице, обнажалось предательство графа Эссекса. Эссекс, который начал наконец понимать, что на этот раз ему не избежать возмездия, обвинил Роберта Сесила в благосклонном отношении к притязаниям испанской инфанты на английский трон. Сесил, который следил за процессом из соседней комнаты, ворвался в зал. Встав на колени, он умолял лорда Бакхерста разрешить ему самому защитить себя от клеветы графа.
– Здесь нет ни одного человека, который поверил бы в такое, господин Сесил, – уверил его лорд Бакхерст.
Маленький Сесил, горбатый и слабый, с белым от ярости лицом продолжал настаивать.
– Милорд Эссекс, – начал он удивительно сильным голосом, – разница между мной и вами огромна. По части сообразительности я уступаю вам, у вас она необыкновенна. Я уступаю вам по знатности. Я незнатного рода, хотя и джентльмен. Я не фехтовальщик, здесь у вас тоже есть преимущество. Но на моей стороне чистота, совесть, правда и порядочность, чтобы защититься от позора и уколов клеветнической болтовни. И я стою перед судом, как честный человек, а вы, ваша светлость, как преступник.
По залу пронесся гул согласия. Граф Эссекс не мог смотреть на сэра Роберта, который продолжил:
– Я клянусь перед Богом, что я любил вас и ценил ваши достоинства, и я взывал к Богу и королеве, которой говорил, что ваши несчастья сделают вас достойным слугой ее величества, ожидая только подходящего момента, чтобы уговорить королеву снова пригласить вас ко двору. Я охотно бы встал на колени перед королевой ради вашей светлости, но сейчас, когда вы оказались волком в овечьей шкуре, я снимаю с себя ответственность! Слава Господу, сейчас мы знаем, кто вы такой! Я призываю вас, сэр, назвать имя члена Совета, которому я когда-нибудь говорил, что притязания инфанты имеют преимущество по сравнению с другими. Это просто клевета. Это не что иное, как вымысел!
Эссекс молчал, но граф Саутгемптон вскочил и крикнул:
– Это был сэр Уильям Коллиз, милорды! Я клянусь честью моей матери!
За дядей Эссекса немедленно послали, чтобы решить спор. Он прибыл, чрезвычайно удивленный приглашением. Он был приведен к присяге, и ему были повторены показания. Он подумал секунду, а потом сказал:
– Меня совершенно неправильно процитировали, милорды. Господин секретарь Сесил и я некоторое время назад обсуждали запись, в которой перечислялись титулы людей, претендующих на трон. Он сказал, что считает необыкновенным бесстыдством ставить притязания инфанты на английский трон наравне с притязаниями других претендентов. Он сказал, что считает ее притязания незаконными. Никогда, милорды, он не относился благосклонно к этим притязаниям, и никогда я не приписывал таких слов Роберту Сесилу.
Когда в зале улегся шум облегчения, граф Эссекс стал настаивать.
– Слова сэра Роберта были переданы мне в ином смысле, иначе я бы не обвинил его.
– Нет, милорд. Ваша светлость, руководствуясь злобой по отношению ко мне, желает выставить меня в гнусном свете, не имея на то должных оснований, – вдохновенно ответил Сесил. – Я умоляю Бога простить вас за тот сознательный вред, который вы причинили мне.
Был объявлен перерыв, чтобы пэры и судьи могли вынести свое решение. Освежившись пивом и выкурив трубки, они вернулись в зал суда, чтобы объявить приговор. Пэры по очереди вставали, чтобы ответить на задаваемый им вопрос.
– Милорд, виновен ли Роберт, граф Эссекс, в измене? Виновен ли в измене граф Саутгемптон?
– Виновен, – отвечал каждый.
Оба графа снова встали перед судом, чтобы выслушать приговор. Эссекс, к всеобщему удивлению, принял свой жребий с подобающим приличием, даже попросив, чтобы из приговора исключили юного Саутгемптона. Приговор был объявлен двоим. Смерть через повешение, колесование, четвертование. Однако, поскольку они были пэрами Англии, им предстояла более милосердная смерть через обезглавливание. Тем не менее эта смерть была смертью предателей.
Обоих провели под стражей по улицам Лондона, над ними держали топор, острие которого было повернуто в их сторону, чтобы глазеющие толпы знали, какой вынесен приговор. Было начало седьмого, и начал падать снег.
Роберт Эссекс встретил смерть так же, как он относился ко всему: с воодушевлением. Наставляемый преподобным Эдби Эштоном, он очистил свою душу и написал полное признание на четырех страницах, обвиняя своего отчима, Кристофера Бланта, свою сестр
Страница 51
, леди Рич, своего секретаря, мистера Каффа, и лордов Маунтджоя и Деверекса в качестве главных заговорщиков, подтолкнувших его к безрассудному поступку. Ему ни разу не пришла в голову мысль написать своей убитой горем матери или забытой жене. Он покончил с земными заботами и хотел одного: посвятить оставшиеся часы спасению своей души. Немного осталось в кающемся молодом человеке от самонадеянного, честолюбивого графа Эссекса, за исключением того, что он по-прежнему думал только о себе.Валентина понимала, каким трудным было это время для Елизаветы. На столе королевы лежал смертный приговор Эссексу. Королеве было необходимо подписать его, но как же трудно ей было сделать это. Капитан Том Ли был арестован у дверей личной комнаты королевы при попытке осуществления безумного плана силой заставить Елизавету помиловать графа. За свою дерзость он поплатился головой. Валентина сомневалась, кончатся ли когда-нибудь заговоры.
Кузина королевы Леттис Коллиз, леди Блант, сумела заговорить с королевой, когда та утром после вынесения приговора шла в личную часовню. Леттис, бывшая когда-то bete noire[28 - Bete noire (фр.) – ненавистный человек, проклятие чьей-то жизни.] королевы, сейчас распростерлась ниц перед кузиной, умоляя ее сохранить жизни сына и третьего мужа.
– Оставьте Робина охладить свой пыл в Тауэре, умоляю вас, но сохраните ему жизнь!
– Что? – в ответ спросила королева. – Вы с ума сошли, Леттис? Или вы хотите, чтобы эта змея, которую вы породили, получила еще одну возможность уничтожить меня? Разве не он сам признался, что Англия слишком мала, чтобы мы существовали там вместе? Оставьте меня в покое! Сколько раз доставлял мне неприятности ваш неблагодарный отпрыск!
– Но как насчет Кристофера, Бесс? Он не может повредить вам. Он же был просто сторонником, а не зачинщиком. Я никогда не была такой счастливой, с тех пор как стала его женой. Умоляю вас, не отнимайте его у меня тоже! – Слезы струились по ее лицу, оставляя грязные следы на щеках.
Она тоже стареет, думала королева с долей удовлетворения, а потом влепила Леттис пощечину.
– Как вы осмеливаетесь выпрашивать жизнь лорда Бланта таким способом, волчица? Итак, вы были счастливее с ним, чем с кем-нибудь другим, не так ли? Как насчет Дадли? Как насчет моего Роберта, которого вы хитростью увели от меня? Не сомневаюсь, что вы научитесь жить с вашим горем и переживете его, Леттис, так же, как и я пережила свое горе. Нет, я не помилую ни вашего предателя-мужа, ни вашего вероломного отпрыска! Убирайтесь с моих глаз, кузина! Я не желаю впредь видеть вас. Я разрешаю вам остаться в Лондоне до приведения приговоров в исполнение. После этого вам запрещается появляться и в Лондоне, и при дворе. – И королева быстро прошла в часовню мимо рыдающей, стоящей на коленях женщины.
Был канун Великого поста, но, вследствие предпринятого мятежа и предстоящих казней, обычный праздник, предшествующий Великому посту, был отменен. В конце дня после представления в честь масленой недели королева вернулась в личный кабинет, прошла прямо к столу и подписала приговор. Она без слов вручила его Роберту Сесилу. Потом удалилась в спальню, не желая видеть никого, кроме леди Бэрроуз.
– Если бы он попросил, я, может быть, и помиловала бы его, – сокрушенно шепнула она Валентине.
– Отказавшись просить помилования, – сказала Валентина, – он оказал вам услугу, дорогая мадам. Вы бы не смогли смягчить наказание. Вы знаете, что это так, и это понимает и граф Эссекс.
– Я любила его, – грустно призналась королева.
– А этот последний поступок графа доказывает его любовь к вам, дорогая мадам. Вы не могли помиловать его, поэтому он помиловал вас, удержавшись от такой просьбы.
– Это все честолюбие, вы же понимаете это, – заметила Елизавета Тюдор.
– Честолюбие и любовь – это две противоположности, дорогая мадам. Граф ничего не мог с собой поделать. Его несло. Он позволил честолюбию захлестнуть свою любовь, и это было его падением, – ответила Валентина. – Вы не можете винить себя, потому что вы дали графу все, что могли дать.
Королева глубоко вздохнула, села в кресло около окна и смотрела на реку. В начале вечера она задремала в этом кресле.
Когда она проснулась, Валентина уговорила ее поесть немного супа и поджаренного сыра. Затем королева прошла в гостиную и долго за полночь играла в карты с дамами. Потом пошла спать.
Ее кровать была замечательным причудливым сооружением, которое очаровало Валентину. Она была украшена резными позолоченными изображениями животных и раскрашенными в разные цвета плюмажами из страусовых перьев с золотыми блестками и завешена королевским пурпурным бархатом.
Королева проспала три часа. Проснувшись, она оделась и в сопровождении придворных дам и фрейлин прошла в часовню, чтобы причаститься. Вернувшись в апартаменты, она выпила кубок глинтвейна и нарушила пост яйцами, сваренными в сливках и марсале. Потом поиграла на спинете, величественная женщина, одетая в белый с золотом атлас, с жемчугами и рубинами на шее, в ушах и на прекрасн
Страница 52
х, изящных руках, которые извлекали из спинета такие утонченные звуки. Когда она играла, ее ярко-рыжий парик, красиво украшенный жемчужинами и золотом, весело подрагивал. Незнакомец мог бы посчитать ее холодной и равнодушной, но те, кто любил и понимал ее, знали, что это не так.Сэр Роберт Сесил предложил приглушить пушку Тауэра, чтобы королева не услышала ее, так и было сделано. Утром, в начале десятого, ей было сообщено, что граф Эссекс заплатил за свою измену. Елизавета перестала играть на спинете, чтобы выслушать сообщение. В комнате воцарилась неестественная тишина, а потом королева заиграла снова, как будто ничего необычного не произошло… Ее скорбь была велика, но она была королевой Англии и не могла допустить, чтобы люди видели эту скорбь. Печаль будет невыносимой, но ей предстоит пережить ее одной.
Когда эта история дошла через несколько дней до Парижа, французский король Генрих IV страстно воскликнул:
– Она единственный настоящий монарх! Она единственная, кто знает, как нужно править!
Вся Европа уважала Елизавету Тюдор за мужество, проявленное в этом деле.
Никто из фрейлин не удивился, когда и лорд Бурк, и граф Кемп пришли навестить Валентину после завершения этих событий. Она не хотела принимать их, но фрейлины громко запротестовали.
– Эта зима была такой мрачной, – пожаловалась обычно довольная Маргарет Дадли, – а сейчас наступил Великий пост и нельзя посещать представления или ходить в Беар-Гарден. Пожалуйста, леди Бэрроуз! Пожалуйста, позвольте джентльменам остаться и по крайней мере поиграть в карты.
– Очень хорошо, но ведите себя потише. Никакого шума и крика, потому что королева хотя и отрицает это, глубоко скорбит о графе Эссексе.
– Если я не могу встретиться с вами наедине, божественная, тогда я согласен делить вас с такой приятной и очаровательной компанией, – сказал Том Эшберн.
Фрейлины захихикали, и Гонория де Бун сказала весьма кокетливо:
– Жаль, что мы не можем танцевать в комнате фрейлин по вечерам, как делали раньше.
– Танцев не будет, Гонория, – твердо сказала Валентина.
– Не правда ли, она очень строга, миледи? – заметил граф.
– О нет, милорд! – серьезно возразила Бесс Стенли. – Леди Бэрроуз самая добрая дама. Мы никогда не были так довольны, с тех пор как появилась она.
– Ах, – вздохнул граф, – вам всем повезло, потому что ко мне леди Бэрроуз совсем не добра.
– Том, ведите себя прилично, – Валентина рассмеялась неожиданно для самой себя.
– Я не могу сказать, как мне радостно слышать, что Вал не поощряет ваши жалкие попытки соблазнить ее, – сказал лорд Бурк.
– Я не поощряю его, но и не расхолаживаю, как я делаю это и с вами, милорд, – едко ответила Валентина.
– Есть ли что-нибудь более острое, чем женский язык? – осведомился Том Эшберн.
– Ничего нет, честное слово! – согласился лорд Бурк, и фрейлины снова захихикали.
– Мы будем играть в карты, джентльмены, или нет?
– Ты так волнуешься, оттого что боишься опять проиграть мне? – поддел ее Патрик. – Не можешь дождаться, когда начнется игра?
– Ха, сэр! Насколько я помню, когда мы в прошлый раз играли в карты, вы проиграли мне, – возразила Валентина.
– А ты никогда не давала мне возможности отыграться, насколько я помню, – сказал он.
– На карту была поставлена моя честь, потому что вы обвинили меня в том, что я плохо играю, еще до того, как мы начали играть, – снова возразила Валентина.
– Твоей чести ничего не грозит, когда дело касается меня, мадам, – ответил он, и она покраснела, удивив и заинтересовав этим фрейлин.
– Зато я, – вступил в разговор граф, – ужасный игрок. Мне будут нужны советы леди Бэрроуз. Прошу вас, Валентина, сядьте рядом со мной, чтобы вы могли научить меня, что я должен делать.
Валентина снова почувствовала, как краснеют ее щеки, потому что для нее слова графа имели совершенно иной смысл, чем для фрейлин.
– Пусть госпожа Стенли поможет вам, милорд. Она отлично играет, – решила Валентина. Она не попадется в хитрую ловушку Тома Эшберна.
Он улыбнулся и, послав ей воздушный поцелуй, признал свое временное поражение.
Прошла зима, и пришедшая на смену ей весна была наполнена более радужными надеждами, чем весны предыдущих лет. Королева приказала на некоторое время переехать в Гринвич, и двор переехал туда со всеми своими пожитками. Гринвич всегда был любимым местом Елизаветы, но в этом году, оглядываясь по сторонам, королева замечала только отсутствие тех лиц, которых она любила. Ее печаль по Эссексу была глубокой и неослабной.
– Принесите мне ручное зеркало! – приказала королева однажды днем своим женщинам, и наступила минута ошеломляющей тишины. В течение многих лет королева не рассматривала себя в зеркале, называя любование собой «спесью».
Леди Бэрроуз нашла тяжелое серебряное зеркало и передала его маленькой Бесс Стенли, самой младшей из фрейлин. Та застенчиво пересекла комнату и, сделав реверанс, вручила его королеве. Пока Елизавета впервые за много лет пристально смотрела на свое отражение, в комнате была тишина. Он
Страница 53
спокойно возвратила зеркало девушке.Глубоко вздохнув, она сказала:
– Как часто меня обижали льстецы, которые пользовались моим большим уважением и которые находили удовольствие, говоря совсем не те слова, которые соответствовали моей внешности.
Эссекс, Кристофер Блант, Чарльз Деверекс, сэр Гилли Меррик и Генри Кафф заплатили своими жизнями за участие в мятеже. Сейчас, в конце весны 1601 года, Елизавета положила конец кровопролитию. Граф Саутгемптон остался в Тауэре под угрозой казни, но было ясно, что королева хотя и не простит его, смертный приговор ему не подпишет. Все другие молодые дворяне, вовлеченные в потерпевший неудачу мятеж, были серьезно оштрафованы, оказавшись в долгах до конца своей жизни. Однако к отверженной вдове Эссекса королева отнеслась с участием, помогая ей деньгами до тех пор, пока та снова не вышла замуж.
Королева переехала в Ричмонд.
– Мы отпразднуем наступление весны в лесу в Луишем, – объявила она без воодушевления.
– Впервые я праздную первый день мая не дома, – сказала Валентина Тому Эшберну. – В нашей семье существует традиция. Мы всегда едем верхом на вершину самого высокого холма около Перрок-Ройяла, чтобы увидеть восход. Мне будет недоставать этого.
– Поедемте со мной, – сказал Том. – Я отвезу вас туда, где вы сможете увидеть восход майским утром.
– Где ваш дом? – спросила Валентина, неожиданно поняв, что она ничего не знает об этом красивом человеке, кроме того, что он так настойчив в своих попытках увлечь ее.
– Мой дом в Варвикшире, к юго-западу от реки Эйвон, на границе с Вустерширом. Поместье маленькое, но богатое. Моя семья живет там со времен Генриха II. Дом называется Свэн-Корт, потому что перед домом озеро, которое всегда было местом обитания большой стаи лебедей, и белых, и черных. Это счастливый дом, Валентина, и вы будете его замечательным украшением.
Она проигнорировала его преувеличенный комплимент и спросила:
– У вас есть братья и сестры, милорд?
Он улыбнулся, понимая ее лучше, чем она считала. Она была совершенно серьезна, когда сказала ему, что ее нельзя торопить со вторым браком, и он уважал ее честность. Слишком многие женщины жеманничали, говоря одно, подразумевая другое.
– У меня есть младший брат Роберт, священник, и три младших сестры, все замужем. Мой отец умер, когда я был в Кадисе с Эссексом. Моя мать жива. Первого апреля мне исполнилось тридцать три года, и все мои зубы и движущиеся части тела в порядке, мадам. Но о вас я ничего не знаю, кроме того, что вы необыкновенно красивы.
Она рассмеялась.
Конец ознакомительного фрагмента.
notes
Примечания
1
Испанский Мейн – название, утвердившееся в XVI–XVII вв. и обозначающее испанские владения по побережью Южной Америки, от Панамы до р. Ориноко. Иногда так называли Карибское море.
2
Эссекс Роберт (1566–1601) – английский граф, военный, фаворит королевы Елизаветы I. Казнен в Лондоне.
3
Королева Англии с 1558 по 1603 г.
4
Kismet – судьба (тур.).
5
Эйнджел – ангел.
6
Коннот – древнее королевство в Западной Ирландии.
7
Территория вокруг Дублина, Ирландия, находящаяся в XIV–XVI вв. под протекторатом Англии.
8
Имеется в виду королева Елизавета I.
9
Яков I Стюарт – будущий король Англии (1603–1625).
10
Котсуолд – местность в графстве Глостершир.
11
Роберт Дадли (1532–1588) – фаворит Елизаветы I, командующий армией во время Испанской Армады.
12
Испанская Армада – испанский флот, посланный королем Филиппом II с целью захватить Англию (1588). Английский флот под руководством Чарльза Хауарда и Френсиса Дрейка не дал испанскому флоту соединиться с голландской армией, и в конце концов испанские корабли разметало штормом.
13
Френсис Уэлсингем – английский государственный деятель, министр иностранных дел Елизаветы I с 1573 по 1590 г.
14
Генрих VIII – король Англии (1509–1547). Анна Болейн, вторая жена Генриха VIII, мать королевы Елизаветы I.
15
Уильям Сесил – английский государственный деятель (1520–1598), министр иностранных дел (1558–1572) и лорд казначейства (1572–1598), главный советник Елизаветы I в течение 40 лет.
16
Кристофер Марло – английский драматург и поэт (1564–1593).
17
Томас Вулзи – английский кардинал и государственный деятель (1450–1530).
18
Мертва, но не погребена (лат.).
19
Катперс – вор, срезающий кошельки.
20
Ганс Гольбейн – немецкий художник и гравер (1497–1543), с 1532 г. жил в Англии.
21
Джейн Сеймур (1509–1537) – третья жена Генриха VIII.
22
Бывшее немецкое герцогство в Нижнем Рейне, просуществовавшее до 1614 г.
23
Уолтер Рэлей – английский придворный (1552–1618), писатель, исследователь Америки, фаворит Елизаветы I.
24
29 сентября.
25
Яков I – король Англии (1603–1625) после смерти Ел
Страница 54
заветы (1603), с 1567 по 1625 г. – король Шотландии, сын Марии Стюарт.26
Музыкальный инструмент, распространенный в XVI–XVII вв.
27
Сэр Эдвард Кук (1552–1634) – знаменитый английский юрист.
28
Bete noire (фр.) – ненавистный человек, проклятие чьей-то жизни.
